Путь до весны

На приступ войска Кристины пока не шли, и причин для этого было несколько. Во-первых, она всё ещё надеялась решить проблему настолько мирно, насколько это возможно после минувшего боя. Один бой — это ещё не война, и можно снова попытаться всё уладить с помощью переговоров, а не убийств. Во-вторых, она ждала подкрепления из Айсбурга — должны были подвезти осадные башни, требушеты и лестницы с крюками, чтобы легче было взбираться на стены. Кристина ждала — и верила, что это всё не пригодится, но хоть немного припугнёт Хенвальда.

Также ей было интересно возможное участие Варденов в этой внезапной смуте, а точнее — то, какую сторону они выберут. Луиза, помнится, уверяла, что её отец остаётся верен своим сюзеренам и ни за что не пойдёт на предательство, но кто знает, что на самом деле было в голове у графа Роберта. Возможно, он уже собрал армию и готов подойти к Хенвальду… чтобы либо помочь осаждающим, либо ударить по их кольцу и вызволить Хенвальда, тем самым присоединившись к мятежу.

Вардены сильны и богаты, у них много людей, денег и продовольствия, они явно всем довольны и, скорее всего, не станут предавать Штейнбергов… С другой стороны, вряд ли они так уж горят желанием делиться всем своим добром с пострадавшими от неурожая и холода областями, особенно с Нолдом. То, что Вардены, в отличие от Хенвальдов, открыто не выражали своё несогласие с приказом Кристины, не значит, что они сильно ему обрадовались.

В общем, всё было очень сложно и противоречиво, отчего Кристина не находила покоя и не спала ночами.

Но бессонница терзала её и по иным причинам. Воспоминания и ужасающие сны о битве на Зелёном тракте преследовали её каждую ночь, и если днём она забывалась, отвлекалась заботами, разговорами, письмами, тренировками, то ночью… ночью спасения не было. Может, если бы Кристина оказалась дома, если бы она спала в супружеской постели в объятиях мужа, ей было бы намного легче. Генрих прекрасно умел утешать, легко находил нужные слова, а порой обходился и без слов, и лишь с ним Кристина чувствовала себя спокойнее и увереннее. А здесь, без супруга, без близких она чувствовала себя чужой и одинокой. Пожалуй, капитан Больдт был единственным, кого она могла назвать своим другом, а остальные воины оставались лишь подчинёнными, вассалами, верными слугами, внимающими каждому её слову, но, конечно, поговорить по душам с ними было невозможно.

Кристина очень ждала, когда этот поход поскорее закончится и она сможет вернуться домой, к семье и друзьям, в обычную, мирную, спокойную жизнь.

И вот спустя примерно седмицу после битвы и начала осады из Хенвальда выехал небольшой отряд воинов с капитаном гвардии во главе. Кристина не ожидала этого визита, поэтому вместо себя отправила к ним сира Хайсена: его ранили в битве, едва не отрубив ему руку по локоть, но он уже отправился от раны и, как обычно, не терял своего уверенного и позитивного настроения

— Если и мою голову вам пришлют в мешке, то уж не обессудьте, — смеялся он.

Впрочем, Кристина знала, что смех этот его был чем-то вроде защитного механизма: дома сира Хайсена ждали, как он выражался, его дамы — жена, сестра и маленькая дочь. И бросать их на произвол судьбы он точно не собирался. Да и Хельмуту тоже не захотелось бы так глупо терять своего верного вассала.

Через несколько минут Хайсен вернулся и сообщил, что граф Ульрих всё-таки решился на переговоры.

Кристина забеспокоилась, заволновалась; все слова, что она хотела сказать Хенвальду, тут же вылетели из головы. Она уже и не надеялась на переговоры и почти свыклась с мыслью о том, что ей не придётся никого убеждать и уговаривать — видимо, оружию придётся говорить вместо неё. А тут… как-то слишком легко и внезапно он согласился, и это несколько тревожило.

Сир Хайсен передал, что граф Ульрих прибудет с десятком гвардейцев, включая капитана, однако его солдаты, в частности, лучники будут находиться в полной боевой готовности на крепостных стенах. Кристина могла понять такую предусмотрительность: у неё за спиной тоже была целая армия, готовая к бою. Одно неверное движение, одно лишнее слово — и начнётся битва, которая, возможно, решит судьбу всего этого предприятия.

С графом Хенвальдом они встретились ровно между лагерем осаждающих и рвом вокруг замка — небольшого по площади, но высокого, из мощного желтовато-серого камня, с круглыми башнями и крупными зубьями бойниц. К западу и северу от замка расстилался лес со множеством речушек, озёр и болот, а южнее находились деревеньки, мельницы и сторожевые башни, рощицы и поля, с которых прошлой осенью собрали на удивление много урожая. И всё это принадлежало Хенвальду и его вассалам. Впрочем, у Вардена владений было побольше, а о Штейнбергах и говорить нечего.

Рвение графа Ульриха оберегать всё это богатство было понятным, и Кристина хотела убедить его в том, что никакая «северная шлюха», чужачка и захватчица эти владения отбирать не хочет. Главное, чтобы он выслушал её и понял… и извинился. Тогда ему обеспечена пощада и сохранение всех его прав, владений и привилегий. Если же нет — пусть пеняет на себя.

На высоком сером коне, в доспехах, под флагом с гербами Штейнбергов и Коллинзов Кристина выехала из лагеря в сопровождении десятка своих людей. Она велела сотникам быть настороже и готовить войска на случай, если что-то пойдёт не так. И поняла — не зря: подъехав ближе к замку, она обнаружила, что Хенвальд сдержал своё обещание. На крепостных стенах стояло множество воинов в кольчугах, со снаряженными луками и охапками стрел в колчанах. Издалека, к тому же снизу, они казались совсем крошечными, однако их вид всё равно побудил Кристину чуть натянуть поводья, заставив коня замедлить шаг.

Хенвальд уже ждал её — тоже на лошади, тоже в окружении людей и тоже при стяге с его гербом — три зелёных холма на бежевом поле. В отличие от Кристины, он доспехов не надел, на нём был длинный серый камзол, тёмно-зелёный плащ с золотой застёжкой, на голове — скрывающий волосы чёрный берет. Ей уже доводилось видеть графа Ульриха — он участвовал в прошлой войне, помогая отвоёвывать Нолд у Шингстена, часто появлялся на военных советах и в итоге оказался среди гостей на свадьбе Кристины и Генриха. С тех пор он мало изменился, разве что постарел на пару лет — теперь ему наверняка было около сорока. А так — всё то же суровое лицо с небольшими морщинами в уголках глаз и между бровей, всё же же тёмно-зелёные, напоминающие болотную топь глаза, всё тот же русый с лёгкой сединой чуб, выглядывающий из-под берета. Руки Хенвальда, затянутые в чёрные кожаные перчатки, крепко сжимали поводья, выдавая волнение.

При виде Кристины ему следовало бы сойти с коня и поклониться… ну или хотя бы просто кивнуть в знак приветствия, но он не сделал этого. Лишь вперил в неё внимательный взгляд, в котором читались одновременно интерес и презрение.

Тогда Кристина кивнула ему первой, хотя это было, конечно, не по правилам. Граф Ульрих не отреагировал никак.

— Ну и зачем ты вытащила меня из замка в такой холод? — вместо приветствия хмыкнул он.

Она вздрогнула от этой неожиданной грубости, но постаралась сохранить непроницаемое, уверенное выражение лица.

— Ваше сиятельство, я хочу услышать ваши претензии непосредственно ко мне и попробовать как-то решить все возникшие проблемы, — сказала Кристина громко и чётко, но голос всё равно едва слышно дрожал. — Если вас не устроил мой план по сбору налогов в этом году, вы могли бы…

— Да-да, я мог бы приехать лично к тебе, броситься в ножки и попросить милости, — закатил глаза Хенвальд и рассмеялся. — Но разве я мог бы быть уверен в таком случае, что ты бы не обобрала меня до нитки и не выкинула за порог с голым задом?

— Почему вы решили, что я бы так поступила с вами? — по-прежнему не обращая внимания на его грубость, поинтересовалась Кристина. Ей было обидно, конечно, но она не подавала виду.

Хенвальд помолчал несколько мгновений, оглядывая её с ног до головы, будто видел впервые в жизни. Конечно, это не так: они часто пересекались во время прошлой войны — в Асйбурге или в военном лагере, иногда даже перекидывались парой слов… И всегда граф Ульрих был весьма вежлив и сдержан, называл её на «вы», да и Кристина никак не проявляла какого-либо пренебрежения, в котором он обвинял её сейчас. С чего ей было его проявлять? Хенвальд тогда помогал ей освобождать её родную землю, и она была искренне благодарна ему за это.