Роман межгорья

— Да он же и шага не ступил из конторы, — перебил его Мухтаров.

— Ха-ха-ха, чудак ты, Саид-Али! Где уж там ему было ходить по строительству, если ты выгнал его из конторы. Ведь ты сам сказал, что хотел предложить комиссии уйти из конторы?

— Что-то подобное сказал, теперь хорошо не помню.

— Ну вот, словом, пришли к выводу, что «грубое отношение к ним со стороны начальника строительства было вызвано нетактичным поведением членов комиссии». Совнаркому посоветовали впредь посылать в Голодную степь комиссии только с вполне конкретными заданиями, а мне…

— А тебе — прописать мне ижицу?

И они снова захохотали.

— Не ижицу. Просто посоветовать: всякие комиссии допускать к работе только после детального ознакомления с целью их прибытия и, само собой разумеется, внимательно проверив их полномочия и объем деятельности. Тогда ничего подобного впредь не случится. А в отношении Преображенского… мне кажется, что Лодыженко прав.

— Есть сигналы?

— Если хочешь, то уже антипатия к нему Лодыженко является сигналом. Он человек с крепкой хваткой, хорошим чутьем, беспредельно предан делу… Словом, советую тебе присматриваться повнимательнее ко всем, не только к Преображенскому…

— Все это чепуха. Бояться собственной тени — на солнце не выходить!..

— Ну что же, гляди сам. Голова у тебя есть на плечах.

— И партбилет! — подчеркнул Саид, сам не понимая зачем, и долго еще раскаивался, вспоминая на обратном пути этот разговор.

XVI

Кабинет начальника строительства. Саид-Али, как пораженный молнией, рухнул в кресло. Телефонная трубка вывалилась из рук. Лицо стало бледным, как у мертвеца.

Все присутствующие разом вскочили. Саид махнул им рукой, чтобы они вышли, и, когда за последним из них закрылась дверь, он вдруг схватил трубку и трижды крикнул:

— Лодыженко! Лодыженко! Лодыженко!..

Только теперь он понял весь ужас свершившегося, и еще большее горе охватило этого энергичного человека. Взявшись руками за голову и расхаживая из угла в угол по большому кабинету, он, стиснув зубы, кричал:

— Столько рабочих! Сколько жертв в один миг! Мациевский! Такой преданный человек…

Снова раздался телефонный звонок.

— Слушаю. Виталий Нестерович? Рассказывайте о причинах… Да, Мухтаров… Так это же преступление!.. Не может быть! Безусловно, преступление! Где Синявин? Еду сам…

Через пять минут начальник строительства в Голодной степи уже находился в автомашине и все поторапливал шофера ехать как можно быстрее.

Предсказание Синявина о том, что «принесет нам Кампыр-Рават беду», сбылось. У Саида нет никакого сомнения в искренности побуждений старого инженера. Но кто знает, не послужило ли это намеком преступнику… Отчего же случился преждевременный взрыв бурок под огромной скалой, висевшей как раз над трассой плотины голодностепской магистрали?

За полчаса до окончания работы под скалой неожиданно раздался взрыв, — тут-то и произошел страшный обвал.

А ведь закладывали взрывчатку опытные подрывники, закладывали и не в один шпур. Предполагалось осуществить взрыв после окончания работы, когда будет полная уверенность в том, что на трассе не останется ни одного живого существа.

Об этом были предупреждены рабочие. Особенно те, что работали на штрабах у спусков в пропасть. Им приказали закончить сегодня работу на двадцать минут раньше обычного.

Более двух тысяч мардыкеров работали на канале перед плотиной и больше сотни человек на штрабах. С ними был и инженер Мациевский.

За несколько минут до катастрофы ему сообщили, что его срочно вызывает к телефону инженер Коржиков.

Телефонный аппарат был установлен во временной будке, стоявшей на повороте бетонированного канала. Но он не спешил к телефону. Посмотрел на часы, отдал приказание закончить работу в штрабах и немедленно выйти всем из-под скалы. Мациевский успел выбраться из пропасти и сделать замечание десятнику о том, что рабочие выходят слишком медленно. Лишь тогда он зашагал к телефону, вытирая пот со лба. В этот момент и произошел взрыв.

Люди, находившиеся в пропасти, бросились бежать. А куда ты убежишь, если взрыв был предназначен для того, чтобы закрыть пропасть? Рабочие стали метаться на штрабах. Несколько человек, сорвавшись или прыгая со штрабов, рухнули вниз.

Не было слышно ни криков, ни стонов! Нависшая огромная скала задрожала от взрыва. Сползая в пропасть, она заглушила всякий шум, который мог услышать человек. Страшное движение этой массы на миг парализовало разум людей, работавших на бетонировании. Замерло все. Только угрожающее движение скалы Кам-пыр-Равата, гром и молнии взрывов наконец разбудили этих людей от страшного столбняка.

И вдруг все кинулись спасаться…

Мациевский побежал к рабочим и повел их за собой вдоль пропасти. За ним, однако, последовали не все. Некоторые устремились вдоль изогнутой трассы канала. Им казалось, что именно так можно спастись от гибели. Все бежали молча. Инстинкт самосохранения подгонял людей. Несколько человек упали замертво еще до того, когда глыбы с обвала, точно выпущенные из гигантской пращи, засыпали территорию строительства на сотни метров вокруг.

Но Мациевский… Что мог сделать он в этом хаосе взрывов и молний? А он оставил людей, бежавших за ним, и вдруг свернул к тем, что направились вдоль канала. Он махал им руками, ловил, возвращал обратно, падал, спотыкаясь о бочки с цементом, поднимался и снова размахивал руками. Но бежавшая перепуганная толпа оставила его далеко позади. Ему не догнать ее!

Мациевский остановился и решал, что делать.

И решил…

Но уже было поздно. Еще минута отчаянного бега навстречу беде, и гора Кампыр-Рават распласталась на том месте, где когда-то была пропасть. Гиганты-экскаваторы исчезли под обвалом, как нежная паутина под лапами верблюда. Их должны были передвинуть подальше от места взрыва, но не успели.

Мациевский отбежал от места обвала и потому не получил непосредственного удара, но воздушной волной его, как щепку, подняло вместе с клубами пыли и отбросило за несколько метров под высокий бетонированный берег канала.

Отбросило и рабочих, которые послушались совета Мациевского, только некоторых из них контузило воздушной волной. Остальных же оглушило громовым взрывом.

А другие? Те, что были на штрабах, на пути обвала гигантской горы? Она раздавила их, как слон муравьиное гнездо, не оставив и духу людского.

На месте глубокой пропасти выросла могила — курган Кампыр-Равата, покрытая льдом, блестевшим в лучах вечернего солнца. Далеко-далеко разнеслось тревожное эхо взрыва, а здесь все живое умолкло, точно удивленное тем, что уцелело от гибели, а потом застонало.

— Аллагу акбар! Аллагу акбар! Ллоиллага иллал-ла! — торжественно произнес Исенджан, стоявший позади взволнованного Лодыженко, прибежавшего из туннеля на место катастрофы.

XVII

Саид-Али пересел на дрезину и только возле южного туннеля встретил Синявина и Храпкова.

— Я хочу сейчас же видеть Лодыженко.

— Он там, у Коржикова.

— Где Преображенский?

— За ним послали машину! — поторопился ответить Храпков.

— Но ведь мне Лодыженко звонил по телефону из Кампыр-Равата! — нервничал Саид.

Саид вместе с Синявиным и Храпковым, поднявшись по ступенькам на первую скалу, опять сели в дрезину, курсировавшую по горной узкоколейке, которую Синявин только на днях проложил к распределительной станции. Как благодарен был Саид-Али Синявину за эту дорогу! Ему срочно надо быть в Кампыр-Равате, а разве сумел бы он добраться туда к утру, если бы не эта дрезина?

На станции было пусто. Все хлынули к Кампыр-Равату.

Так это же и с нижних участков люди устремятся сюда, как только узнают о катастрофе! Кто сможет их остановить? Более десяти тысяч людей сбегутся сюда в узенькое ущелье. И что скажут они Саиду? Ведь то, что они говорили ему на митинге, ни разу не сказали ни Преображенскому, ни своим прорабам! Только он один отвечает перед ними. От него будут требовать ответа за увечья и трупы рабочих, похороненных под грудами скал Кампыр-Равата.