Роман межгорья

Об этом решении Храпков и сообщил по телефону Преображенскому буквально через пять минут после того, как автомашина Мухтарова, поднимая столбы пыли, выехала за пределы больницы. Надо сказать, что Преображенский впервые в разговоре с Храпковым так громко закричал в трубку телефона; он кричал о том, что выписывать Синявина из больницы — это исключительно его, врача, компетенция!.. И бросил трубку. В эту минуту вошел в кабинет Храпкова санитарный врач Боголюбский.

— Слыхали, Мухтаров сделал нам замечание по поводу уборных? Надо, чтобы они выглядели более комфортабельно! Подготовьте свои соображения, и попросим отпустить для этого денег. Не зажимайте, не ограничивайте фантазию, но чтобы за уборные нам больше замечаний не было, — распорядился главврач.

XIII

— Знаете, товарищ Мухтаров, Преображенский действительно крупный специалист. Я не буду спорить с вами, возможно, он и допустил тут какую-то организационную поспешность, но это уже иное дело. А как специалист он рассуждал по-деловому.

Мухтаров посмотрел на толстяка Синявина, как тот настойчиво взбирался на камень, рассматривал скалу, прикрыв глаза ладонью, переходил на другое место и без устали говорил. Саид едва поспевал за старым инженером, чтобы слышать его рассуждения. Порой они казались такими убедительными, что Мухтарову становилось неловко за горячность, проявленную в то утро.

— Именно инженеру Мациевскому надо было уже давно поручить Кампыр-Рават!

— Я вас не понимаю, Александр Данилович, уточните. Его перебросить сюда, сняв с такого ответственного участка…

— Это другое дело. Вы читали докладную записку Мациевского? Обрушить скалу Кампыр-Равата в пропасть… Да это же гениально! Безусловно, Преображенский допустил ошибку, что предложил Мациевскому так поспешно перебросить людей и машины. Затем после вашего «нагоняя» он немного подправил дело, отправив половину техники и людей инженеру Коржикову.

— И это обошлось…

— Да, это обошлось строительству в копеечку, — энергично перебил его Синявин. — И, может быть, вы напрасно утвердили ему эти расходы, поскольку нет еще экономии на строительстве плотины. Но экономия здесь, безусловно, будет. Знаете, Виталий Нестерович говорил со мной об этом и… удивлялся, что вы так «смело» пошли на эти затраты.

— Это черт знает что! Он так и говорил?

— Да. Я понимаю вас, товарищ Мухтаров. Но… лучше не стоит нервничать. Подписи на этих документах все равно стоят ваши, а не Преображенского… Посмотрите, товарищ Мухтаров, вот отсюда: всю эту громадину хорошим зарядом взрывчатки можно обрушить за один раз и завалить ею пропасть. А от туннеля направление канала немного изменим, вот и весь разговор. Кроме того, по мнению Мациевского, значительное повышение уровня следует использовать не на плотине, а уже в туннеле, сделав его покатым. Он рассуждает абсолютно правильно. Правда, это удлинит туннель, но тогда он превратится в деривационный канал с падением уровня воды до двадцати четырех метров! Да понимаете ли вы, какую еще одну гидростанцию можно будет построить на контрольном шурфе!..

Синявин так же ловко стал спускаться к подножию горы, куда подходил уже с большой группой людей инженер Мациевский. Среди них были и Преображенский, и Лодыженко, и прораб Тяжелое, недавно назначенный на участок южного туннеля.

— Не-ет, не так уж плохо, как мы думали, — бормотал Синявин. — Вот только с бурками. Здесь есть опасность. Инженер Мациевский должен обратить на это внимание: взрывы нарушают равновесие скал…

Потом они пошли в обход, чтобы перебраться на другую сторону пропасти. Сотни рабочих подготавливали трассу для бетонирования от подножия горы до самой пропасти. Синявин уже перестал расхваливать рабочих и всюду находил мелкие и крупные недоделки. Он носил свой живот среди кирок, лопат и вагонеток. Потом выбрался на небольшой ровный уступ на скале, на котором стоял репер, и покачал головой. Сколько надо было приложить труда, чтобы перенести этот репер через такие горы! Поднявшись еще выше, Синявин, прикрыв глаза ладонью, посмотрел на громадную скалу, висевшую будто над самой плотиной. Кто мог измерить, где были ее края? Только лишь от солнца блестел до сих пор не растаявший лед да по трещинам-ущельям, как по морщинам этой бабушки-горы, стекали слезы-водопады. Их не было видно. Они скрывались в своих веками проложенных бороздах и только беспокойным шумом напоминали о своем существовании. Они разъедали эту гигантскую скалу, и, кто его знает, не превратят ли они вскоре ее в труху…

Снова Синявин покачал головой, скатываясь с горы, как мешок с мякиной.

— Опасное дело. Закладывать взрывчатку надо только тогда, когда все рабочие будут удалены на полкилометра от скалы!..

— Что же делать? Мы уже заканчиваем. Здесь, право, будет неплохо. Кзыл-су можно будет очень легко направить от тех гор на плотину и в туннель. Жаль только труда и денег, которые израсходовали на дерганье такого количества людей. С подрывниками я уже разговаривал, люди положительные.

— Люди положительные? Вы глядите за ними…

— Ими руководят… Наше дело тут маленькое, Александр Данилович.

— А вы обратили их внимание на эту скалу? Боюсь, что она принесет нам беду еще до взрывов. Сначала надо взорвать, а потом уже пускать сюда людей.

— Все учтено, — ответил Мациевский, вполне разделяя беспокойство Синявина.

XIV

По настоянию Лодыженко, который никак не мог примириться с тем, что Преображенский возглавлял строительный отдел, Мухтаров наконец освободил его от этой должности. Он никуда его не перевел и никакого конкретного участка строительства ему не поручил. Мухтаров подписал приказ, в котором значилось, что начальником строительного отдела и заместителем Мухтарова по производству назначен инженер Синявин, а Преображенский остается инженером для особых поручений в том же отделе.

Преображенский, зная доброе мнение Синявина о себе, иногда пытался разыгрывать скромного человека и «протестовал против преувеличений» со стороны старика. Но своей должностью он был вполне доволен. «Особые поручения» предоставляли ему полную возможность и право давать от «имени инженера Синявина» распоряжения прорабам и по существу ни за что не отвечать. Сам Синявин не любил засиживаться в конторе, часто выезжал на участки, оставляя своим заместителем Преображенского. Одним из значительных новшеств, после прихода Синявина в строительный отдел, была прокладка узкоколейки от станции Уч-Каргал к конторе строительства.

Затраты были незначительны, поскольку Синявин взял для нее оборудование из не использованных участками ресурсов. Он не обращал никакого внимания на возражения со стороны Преображенского и бухгалтерии.

— Можете жаловаться в Ташкент или даже в Москву. Я эту линию железной дороги проведу ко всем участкам строительства и в первую очередь к магистральному каналу. К самой голове, вплоть до Кзыл-су, доведу…

Однажды Синявина срочно вызвали с участка в контору. Именно в этот день была закончена прокладка узкоколейки от строительной конторы до входа в туннель на южно-туннельном участке. Преображенский формально будто бы и не возражал против этих «новшеств» начальника, однако несколько раз напоминал ему о том, что строительство сейчас ощущает недостаток в средствах. Отпуск ассигнованных сумм задерживается, а постройка узкоколейки не предусмотрена сметой.

— Спишите, ну, скажем… на транспортные расходы…

— Конечно, Александр Данилович, — охотно соглашался с ним Преображенский. Но, приказывая бухгалтерии произвести расчеты, не забывал напомнить главбуху — Такие расходы не приведут строительство к добру. Сообщаете ли вы хоть об этом повыше? Собственно, стоит ли? Синявин — любимчик Мухтарова. Разве что для сведения?

А эти сведения читали «наверху», и они делали свое дело. В конце концов из таких сообщений собралось целое дело, которому дали ход. На строительство приехала комиссия Совнаркома…

Преображенский глядел в окно на линию узкоколейки, заранее обдумывая ответы на вопросы. Расстроенный и разгоряченный, Саид похаживал по конторе. А за столом в кабинете сидели трое, переворачивая горы бумаги. Сонм делопроизводителей, счетоводов сновал с этими бумагами, поднимая столбы голодностепской пыли, просочившейся сюда со двора. По своему внешнему виду это были разные люди. Типичный ротный писарь из какого-то теперь уже не существующего белогвардейского штаба, подобрав живот, разъяснял работникам Совнаркома какие-то «законные основания».