Роман межгорья

— Смешно было бы нам возражать против идеи строительства в Голодной степи. Эти плодородные степные просторы недаром привлекали взоры многих концессионных компаний капиталистического мира. Почему же новое, советское государство должно было равнодушно пройти мимо этой идеи? Такие необъятные перспективы!.. Так что идея здесь ни при чем, уважаемые товарищи оппоненты. Идея здесь ни при чем! Дело лишь в деньгах и в соответствующих условиях…

— Как это — идея здесь ни при чем? — выкрикнул с места Абрамович. — Разве не идея привела к тому, что полсотни людей оторвали от их работы? Мы должны открыто и решительно осудить эту… эту дикую выдумку…

Саид, не выдержав, ударил кулаком по столу.

— Хватит! Вы чего хотите, товарищ хлопковод: искать пути положительного решения проблемы Голодной степи или… хотите вести бесплодные споры?

Возбужденное выражение лица Саида поразило присутствующих. А он, уже успокоившись, тихо сказал:

— Прошу вас высказываться по существу.

Побледневший Абрамович поднялся со своего места.

— Во-первых, я не хотел…

— А во-вторых, попросите слова, товарищ Абрамович. Я прошу строителей высказать свои соображения о возможности, подачи воды в Голодную степь с севера, ну хотя бы при помощи канала-дамбы.

Синявин просиял от удовольствия и что-то шепнул Касимову и Храпкову. Строители переглянулись между собой, однако никто из них не взял слова.

Пауза становилась слишком длительной. Саид поднялся и сказал:

— Товарищи, все ценное, что могла сделать комиссия, она сделала, выполняя задания партии и правительства. Самые важные данные для нас, специалистов-строителей, говорящие о пригодности степи с агрономической точки зрения, комиссия собрала. Думаю, что наши уважаемые профессора не будут отрицать наличия в степи плодородного лёсса! От имени строителей я разрешу себе заверить членов комиссии, а от ее имени — и правительство, что степь можно обеспечить водой…

Это было сказано таким тоном, что даже приунывший Преображенский приободрился. «От имени строителей!..» Уверенные слова молодого энергичного инженера не допускали никаких сомнений. Он на своем коне проехал в верховье Кзыл-су и убедился, что ее течение легко можно будет отвести через горы на север степи. Одно небольшое неудобство заключается лишь в том, что обитель мазар Дыхана на время стройки придется поставить на очередное снабжение водой из заброшенного заура, в Киргизстане. Но это — вопрос второстепенный.

Преображенский поднялся. То ли желание не оказаться в хвосте, то ли другие соображения побудили его задать рискованный вопрос:

— А скажите, пожалуйста, о Кампыр-раватском хребте! Кое-кто думает, что он будет служить препятствием при переводе Кзыл-су в Голодную степь к дамбе… Это единственно, что нас беспокоит. В остальном мы вполне согласны с вами, товарищ Мухтаров. Конечно, нам доверили…

Это был не вопрос, а скорее выступление. Саид-Али понимал, что объяснений по поводу Кампыр-раватского хребта от него ждут не только строители, и ответил не сразу.

— Еще будут практические вопросы? — обратился он к присутствующим. Все молчали. Мухтаров всем корпусом резко повернулся к Преображенскому. Синявин напряженно ждал его объяснений и даже приподнялся со стула.

— Так просто, конечно, товарищи строители, ничего не делается. Придется запроектировать под Кампыр-раватским хребтом туннель в несколько километров и направить по нему воды Кзыл-су в степь. Труд большой, но если его бояться, то нам не следует носить звание инженеров!..

Все присутствующие в зале облегченно вздохнули. Строители повеселели от этого неожиданного и простого решения. Они уже создавали в уме варианты туннеля, голосуя за предложение Саида-Али Мухтарова.

Конец заседания оказался для многих неожиданным. Преображенский даже не заметил, как попал в такое неловкое положение! Хлопководы, во главе с Абрамовичем, сбились в кучу и доказывали друг другу, что каждый из них так же думал об этом, да и, наконец, их миссия заключается не в том, чтобы определить — можно ли подать воду в Голодную степь. Это дело строителей.

Особенно удивлены были профессора. Их поразил неожиданный ответ молодого инженера-узбека, и больше всего они говорили о том, откуда появился среди них такой талант. Предложение Мухтарова в самом деле просто решало самую сложную проблему строительства.

VIII

Наступил день, когда Храпков пригласил к себе на обед Касимова, Синявина и добился наконец согласия удивительно упрямого Саида-Али. Любовь Прохоровна не очень-то обрадовалась сообщению мужа о том, что он познакомился с «чудесным» инженером-узбеком. Она старалась казаться равнодушной, хотя ей было это очень трудно. С Мухтаровым она порвала навсегда… Даже себя она уверяла в том, что «перемена климата, воздуха» благотворно повлияли на нее и она вполне естественно станет матерью. На ее подушках все время лежала толстая библия: «Жук. «Мать и ребенок». Мать готовилась встретить своего первенца так, как это подобает жене известного врача.

И вдруг — такой крутой поворот! Саид снова появился на ее пути. А она-то думала, что забудет его, что с этим уже все кончено. За свою измену она расплачивалась тем, что должна была кривить душой. Встретив тогда под Чадаком мужа, она, будто ласточка, льнула к нему, ласкалась, лишь бы скрыть правду, лишь бы спрятать след от раны, нанесенной ее молодому сердцу.

И она обманула его. Усыпила…

Разве любой муж не поверил бы своей жене, ее горячим поцелуям?

Она вычеркнула эту страницу своей жизни и думала — все прошло.

И вот после шести месяцев радости и ожиданий вдруг:

— Так я, Любушка, от твоего имени обязательно приглашу к нам на обед Мухтарова.

Что она должна была сказать? «Не нужно?» Радоваться или удивляться этому?

— Если это тебе приятно или, скажем, необходимо для твоей карьеры, я не возражаю… Боюсь снова стать виновной в том, что ты здесь одинок, что тебе не с кем посоветоваться. Но каким советчиком может быть инженер в твоей профессии, в твоей научной работе?

— Любочка! Тебе нельзя волноваться. Ты же знаешь, что и я не новичок в строительном деле, люблю строить… Хотя он не медик, но очень интересный человек. Уверяю тебя: вполне культурный инженер. А профессия здесь ни при чем. Припоминаешь — «круп», «трахеотомия»?

— Да, мой дорогой, я ведь не возражаю. Ну, инженер… Пускай уж. Пригласи с ним еще двух-трех человек. Ты же у меня большая умница.

Если бы Евгений Викторович умел читать выражение лица и в этот момент посмотрел бы на лицо своей нежной жены, то прочитал бы на нем о невыносимых душевных страданиях этой молодой и столько пережившей женщины.

Любовь Прохоровна, бледная, взволнованная, ходила по комнате, ожидая с минуты на минуту гостей. Она опять обращалась за советом к работнице Марии, как и тогда, когда шла к Саиду в гости.

Все же она не забывала ежеминутно поглядывать в зеркало, в котором отражалась ее немного пополневшая, но все же стройная фигура.

Ей хотелось смеяться от радости и плакать от необъяснимой боли.

Что же она обманула — рассудок или сердце?

В коридоре раздались тяжелые шаги, послышались уверенные и густые мужские голоса.

Услышав их, Любовь Прохоровна собрала все свое мужество, чтобы радушно встретить гостей. Она положила на лицо дополнительный слой пудры, чтобы этим можно было объяснить свою бледность.

Мужчины вошли в гостиную. Надо выйти к ним. Может быть, он и не пришел обедать, отказался?

— О, вот и моя хозяюшка! Прошу любить и жаловать — Любовь Прохоровна. Вот, Любочка, исполнил твою волю — Касимов. Мой конкурент по комплекции — инженер Синявин. Да ты уже знакома, а это…

— Саид-Али Мухтаров, — внятно и удивительно спокойно произнес сам Саид-Али. Его немного насупленные брови дрожали, а рука, не соразмерив силы, до боли сдавила когда-то милую и такую чужую теперь ручку Любови Прохоровны.

Официальный тон и выдержка Саида придали силы Любови Прохоровне, и она, поначалу разволновавшись, овладела собой. Ни ее глаза, ни движения, ни слова не напоминали Саиду о прошлом. Только в момент, когда он взял ее руку, будто ток пронзил их обоих, а потом глаза их приняли спокойное выражение и движения стали плавными, слова текли спокойно. Еще раз сквозь слой пудры проступила краска на ее щеках, когда темные глаза Саида отметили скрытую костюмом, но все же очевидную полноту ее стана. Но это ведь так естественно. Даже Евгений Викторович повеселел: его семейную радость заметили гости.