Наливайко

В замке узнали о событиях в Луцке, узнали, что Наливайко немилосердно наказал шляхту, не пускавшую его в город и не желавшую продать ему порох. Гонцы донесли, что Наливайко со всей армией вышел оттуда через слуцкие ворота, и это окончательно снизило настроение гостеприимного каштеляна.

— Этот лотр князя Острожского двинулся на Литву. Старый князь, верно, в союзе с ним и затеял все это дело, чтоб оттянуть заключение унии. И представьте себе, пан Скшетуский, у этих грабителей свои идеи.

— Но какие «идеи» могут быть у этого украинского быдла? Бездельники, оборванцы… Научились владеть огнивом, чтобы сжечь усадьбу у пана, и ножом, чтобы зарезать своего беспечного господина.

— Бездельники эти организованы в армию, пан Казимир. Не ножами, а пушками воюют. Это целая боевая армия. Городские судьи с такими ничего не сделают.

— Вот так так! Значит, пан каштелян хочет коронные полки против грабителей выставлять?

Казимир Скшетуский тоненько и едко рассмеялся. Так хихикал его отец, сообщая Сигизмунду-Августу о рождении сына. Это был смех угодливый и угрожающий, смех человека, который «зубы проел» на гораздо более хитрых делах, чем поход какого-то там недобитого паном «украинского скота».

— Вы смеетесь, пан Казимир, однако я не понимаю этого смеха, — в тоне Ходкевича прозвучали удивление и обида. — На Слуцк наступает пятитысячная армия, вооруженная пушками императора Рудольфа, если верить слухам — вооруженная саблями турецких ханов и ненавистью хлопа к шляхте, пан Казимир.

— Вот вы уже и нервничаете, пан Яроним, это плохо. Да простит меня ваш литовский гонор, но должен ответить на упрек. Литва у Москвы учится военной тактике, а ей нужно было бы польскую, западную усвоить.

— Слова — ответственные даже и для дипломата. Однако не более разумные, чем ваш смех, пан Скшетуский. Давать отпор вооруженному нападению Москва умеет, и у нее не вредно поучиться этому.

— Пану Ярониму эти панегирики Москвину не совсем к лицу, будем считать их лишь полемическим приемом. Польская военная сила учится западной тактике, и именно поэтому, дорогой пан Яроним, мы расширяем наши границы на кресах…

— Так вы бы, пан Казимир, и научили нас, как при помощи польской тактики избавиться от этой напасти — от Наливайко, — иронически заметил Ходкевич.

Скшетуский медленно поднялся с кресла и совершенно серьезно спросил озабоченного своими мыслями каштеляна:

— Так вы, пан каштелян, любезно вручаете мне судьбу Слуцка?

— О, пожалуйста, пан Скшетуский! Пан Радзивилл будет рад, узнав, что вы позаботились о нашей

Судьбе… С чистой душой вручаю. Какие будут приказы? Вызвать пана Униховского?

— Вы не шутите, пан Ходкевич?

— Господь бог мне свидетель… — пожал плечами каштелян: Ходкевич рад был сложить с себя ответственность за безопасность города.

Это окончательно разожгло Скшетуского, и он предложил:

— Немедленно отправить посольство к тому грабителю.

— Посольство? Вы думаете упросить их? Никудышная тактика, пан Казимир.

— Не упросить, а… прибегнуть к стратегии, пан Яроним. С посольством пойду я, переодетый… ну, хотя бы под мастерового. Эти слои общества, говорят, пользуются у грабителей доверием. Наберите несколько мещан из верных людей, — желательно бы найти хотя бы одного украинца, — и пойдем от имени городского общества приглашать Наливайко, чтобы он помог в Слуцке… шляхту проучить, хе-хе-хе!

— Я совершенный остолоп в высокой дипломатии, пан Скшетуский. Речь идет об отпоре насильникам, вооруженным пушками и ружьями, а вы предлагаете пойти к ним с приглашением. Ничего не понимаю. Луцк приглашал… А потом, когда отказался продать им порох, эти разбойники силой ворвались в город и взяли то, что им нужно было.

— Спокойно, спокойно, спокойно… Вы, пан Ходкевич, напрасно торопитесь. Я уверю разбойников, что город ждет их с хлебом-солью, а родовитые шляхтичи дрожат от страха… Вот и все, хе-хе-хе!

— Так Наливайко и поверит пану…

— Мастеровому, будьте добры, хе-хе-хе… Поверит, как матери родной. Мы за милую душу договоримся, по каким дорогам они пойдут, заблаговременно пошлем гайдуков и мою сотню в надежные места и из-за кустов, из-за буераков, из-под моста ночью их уничтожим.

— На войне, известно, всякие уловки, даже такие коварные, использовать можно, позор не большой. Но всякая воинская сила имеет для предосторожности Передовые дозоры. Говорят, что Наливайко ловкий воин, — обдумывая совет Скшетуского, слегка возражал каштелян.

— Позаботимся о благородстве лучше в отношениях с… шляхтянками, проше пана. А посольство для того и посылаем, чтобы усыпить бдительность разбойников…

Ходкевич окончательно сдался на доводы Скшетуского. В тот же день к Наливайко было отправлено восемь послов во главе с паном Скшетуским, одетым под мастерового. Поручика и четырех хорунжих переодели бедными мещанами.

Спускался вечер, когда Наливайко с Юрко Мазуром разыскали послов. Они сидели на возу, окруженные конницей, и беспечно рассказывали о темпераменте слуцких шляхтянок, падких на звон шпор во время танцев. Всадники пропустили Наливайко с Мазуром, кто-то даже назвал имя старшого. Послы умолкли, затем соскочили с воза и, по примеру мастерового, сняли шапки. Мастеровой низко поклонился Наливайко, за ним — остальные.

— А шапки наденьте: холода начинаются, — бросил Наливайко. Оперся на воз, вглядываясь в послов: будто-то где-то уже видел их? — Чем можем служить почтенному обществу города Слуцка?

— Дорогие братья наши, — медленно начал передний, стараясь скрыть польский акцент. — Прослышали мы про ваши великие планы, что о пользе и свободе народа хлопочете. Общество бедных мещан, батраков и мастеровых нашего города выражает вам свое почтение и приглашает в Слуцк. Хотим и мы проучить наших панов, житья от них не стало, кровь нашу, как пауки, сосут. Пан Слуцкий, Яроним Ходкевич, с ним пан Скумин и другие паны сидят на наших шеях, из-за них скоро и дышать не сможет наш брат… Просим рассудить нас с ними, сами мы не в силах…

— А вы не подчиняйтесь панам. Пан один, а вас вон сколько. У Ходкевича едва десяток таких, как он сам, а вас — сотни и тысячи в городе… А нам что делать? Не судьи мы, чтоб рассудить вас с паном Ходкевичем. О наших целях вы правильно наслышаны, мы хотим установить на земле правду бедняцкую. Но одним наездом в Слуцк правду не установишь. Готовы ли мещане и мастеровые Слуцка? А если готовы, то не послов бы им посылать, а самим с оружием в руках выступать против панов следовало.

«Послы» только склонили головы, чтоб спрятать глаза от пристального взгляда Наливайко. Наливайко нервно пощупал саблю, прищурил глаза:

— Ну, чего же молчите? Значит, не готовы восстать против пана?

— Готовы, пан старшой, за тем и пришли, чтобы сообщить вам об этом и вас позвать.

— Не пойдем. На Украину возвращаемся, там свой порядок наводить будем. Когда же вашему городу наша помощь потребуется, моя в том порука — поможем.

Мазур вытаращил глаза на Наливайко. Не пойдем на Слуцк?! Вести с Украины, что ли, испортили ему настроение или бои в Луцке напугали? Послы целого города пришли к нему, а он…

— Простите, пан Северин, я хотел бы слово сказать об этом.

— Говори, Юрко.

— Нехорошо поступаем, отказав обществу.

— А что бы вы посоветовали сделать, пан полковник?

— Выполнить желание мещан Слуцка, не брезговать их гостеприимством…

— То есть войти всем войском в город, а дальше ждать, пока пан Криштоф Радзивилл окружит нас там и уничтожит?

— Нет, пан старшой. Город восстанет против панских порядков, за ним восстанут окрестности и все воеводство Виленское.

— Это произойдет не раньше, чем через год, когда восстанут воеводства Брацлавское, Киевское, Волынское… Собственно, вы, пан полковник, не договорились ли уже с этими послами без меня?

Послы засуетились, перевели глаза на Мазура. Мазур подошел ближе:

— Да, я обещал им. Разреши послать хоть небольшую часть в несколько сот бойцов. Полковник Мартынко соглашается пойти, а на большой дороге догонит нас…