Наливайко

К месту, где держал речь Наливайко, сходились казаки. Взлезали на воз, говорили. Говорили старшины и казаки, говорили на разных языках, кто на каком умел. Чахлый казачок переводил эти речи, Хлопицкий и еще один из свиты Комулея бросали нунцию отдельные фразы, а тот поневоле все более отступал от круга, оттесняемый казаками. Хлопицкий оставил Комулея и исчез в толпе.

Вечером круг угомонился. Комулей давно выехал во Львов, проклиная жару и казаков. Хлопицкого при Комулее не стало, да и среди казаков его уже не было. Таинственно исчез Остап Хлопицкий.

Вдруг стало известно, что не всех послов выпроводили, явились еще одни наниматели. Соседи семиградцы тоже прислали попа с делегацией просить украинское казачество к себе на службу.

— Не за монахов ли они нас принимают? Если не ксендз, то поп, а то и вовсе прелат папского престола… Молись — не хочу.

— Бездельники они, эти церковные праведники, вот их и посылают.

— За дураков, что ли, нас принимают, крестом хотят заманить. А- куда-то все же надо идти нам, не стоять же в этом Каменце.

Послов пропустили к возу. Казаки снова стали напирать.

Деловитый семиградский поп начал с молитвы, но когда заметил, что даже шапку мало кто снял с головы, торопливо прогнусавил конец молитвы и приступил к делу. Они, говорил он, христиане, как и казаки, и нуждаются в военной помощи. А у кого им просить эту помощь против турецкого паши, как не у своих же христианских народов, родственно связанных с Семиградьем?

— Ведь Семиградье — это та страна, что дала вам покойного короля Польши Стефана Батория.

— Сердечно тронуты и благодарны за такое одолжение, но короля вы дали все же польской шляхте, а не нам, — любезно ответил Северин Наливайко, поневоле склоняясь к мысли, что воевать им против Синан-паши неминуемо придется, — так складываются дела.

Поп поспешил согласиться со словами старшого.

— Однако за короля Стефана сам украинский воевода князь Острожский голос подавал, а с ним и черкасский староста Вишневецкий и прочие старосты из украинского круга.

— Про нас там забыли! — крикнул Панчоха.

Наливайко, чтоб ускорить неизбежное и прекратить надоевшие за день переговоры с попами, сказал прямо:

— Наши полки, уважаемые господа, бедны оружием. Дадите его нам? Ежели против турчина воевать, так нужны, кроме сабель, и самопалы, и лошади хорошие, и пушки, да и порохом следует запастись.

— Стоит ли об этом говорить славным воинам? — необдуманно перебил его семиградский посол. — Ведь до Семиградья вам нужно пройти по нескольким странам, через города и замки… Такой ли уж это большой труд, или впервые добрым рыцарям добывать оружие, а полкам обогащаться?

— Так вы нас на грабеж подбиваете?

— Законы сильнейшего никогда еще судебного наказания не признавали. Военная сила и победа — это не грабеж, а святой закон земли. Спокон веков таковы рыцарские обычаи.

В круге замолчали. Даже рядовые казаки были удивлены таким откровенным советом семиградцев. Наливайко, усмехнувшись, благоразумно согласился:

— Разве что обычаи… А если таковы обычаи, то… мы им перечить не станем. Почему бы нам и в самом деле, дорогие братья, не согласиться на этих освященных веками условиях?

— Оружие каждому нужно, чего там…

— Да и голы мы, приодеться бы следовало.

Наливайко припомнил Шауле его уговор с князем

Острожским, и оба многозначительно улыбнулись. Для мировой с Янушем безотлагательно нужны были двадцать четыре пушки. Почему бы их не достать у таких щедрых родственников, как эти послы?

На следующее утро казаки дали согласие семиградцам двинуться им на помощь. С тем и отправили послов. А вечером из-под Каменца выступили полки Шаулы, конница Сасько и Мазура и другие отряды. С малочисленной артиллерией двинулся ночью на Семиградье и старшой украинского повстанческого войска Северин Наливайко.

9

Встревоженный вернулся Станислав Жолкевский к своим войскам на границе. Куда склониться, кого поддержать? Допустим, пока жив Замойский, за ним не пропадешь. А если случится, что Ян не устоит против короля, что Микола Жебржидовский потерпит поражение, — что тогда? Конечно, гетману Жолкевскому никогда не поздно перейти на сторону короля. Сигизмунд умом не силен. Ему ли разобраться в тонкостях политической игры, в которой так искушен уже опытный воин Жолкевский? А за поддержку ко- родя в критическую минуту (понятно, если сила будет на стороне короля, — выбрать такую минуту не требует особого искусства!), за такую поддержку кто бы пожалел дать Станиславу коронное гетманство, а может быть и канцлерство…

— Чудное, пан Янек, затеваешь, — уже вслух продолжал он думать. — То ты за Сигизмунда Вазу легкомысленно становишься под пули и сабли эрцгерцога Максимилиана, а то противоречишь королю даже в мелочах, касающихся устава веры и брака… Чудачество, пан канцлер… сбивчивая политика.

В штабе на Буге Жолкевскому спешно доложили про каких-то подозрительных людей, которые шатаются по дорогам прикордонья.

— Кто ж это установил, что они подозрительные?

— Хорунжий узнал среди них одного из низовых старшин…

Жолкевский принужденно усмехнулся, махнул рукою.

— Да вы, пан полковник, стареете, низовых изменников пугаетесь. Ведь и Наливайко, этот лотр Острожских, где-то тут за Буг прошел. Сколько всякого народа тут шатается! Бездельники…

— С разрешения пана гетмана позволю себе напомнить..

— А что напоминать? Если зверь страшный, его убивают. Вас я оставил здесь начальником, пан полковник, вы и должны были выяснить.

— Позволю себе напомнить Станислава Хлопицкого.

Жолкевский резко обернулся и окинул низкорослую фигуру полковника недоверчивым взглядом.

— Хлопицкий? Здесь (вертелся Хлопицкий? Изменник, который службу Баторию предал за турецкое золото, а теперь перешел в подданство к Рудольфу.

— Это вам лучше известно, пан гетман. Но я рад, что вам удалось вспомнить Хлопицкого. Именно его с каким-то немцем и евреем хорунжий встретил в Прилуках.

«Нет сомнения, это шпион Рудольфа. Пронюхал, что корона отправляет свои кварцяные войска на помощь молдавскому господарю. Выходит, известны Рудольфу планы Замойского превратить всю Валахию в покорные кресы короны польской. Так, так! Шпионы императора почти в штабе коронных войск…»

— Почему ж не поймали? Где тот бездарный вояка, что видел и не…

— Еще не поздно, ваша мощь. Хорунжий встретил их вчера и только что сам прибыл с этим донесением Если пожелаете…

— Пожелаю!.. Немедленно прикажите схватить и… чтоб никому ни слова об этом.

— В точности исполню, ваша мощь. Скоро люди вернутся с арестованными.

Жолкевский сгоряча хотел было разжаловать нерасторопного хорунжего. Но стоит ли? Не оберешься стыда, если, эти шпионы вдруг окажутся самыми обыкновенными бродягами. Разве мало таких бродяг встретил сам гетман на своем пути в Польшу и обратно? Даже в селах, почти на глазах у гетмана, они дерзко собираются и. говорят все, что взбредет им в их хлопские головы. Этот Наливайко окончательно развратил раба-посполитого. Старосты доносят из городов, что Украина начинена не только слухами, но и вооруженными отрядами. Восстают против своих панов-помещиков с именем Наливайко на устах. Приднепровский Кампанелла!.. Бросил клич: бей пана! И охотников сколько хочешь. Грабят наши имения, уничтожают грамоты на привилегии, угрожают шляхте равенством…

— Равенство, пся крев…

В тот же день осмотрел новые окопы, съездил на Буг, где нашли тайный брод. Проезжая дубовый лес, он то и дело оглядывался совсем не как хозяин, будто не он, Жолкевский, ловит, будто сам должен прятаться, чтоб не быть пойманным из-за кустов. Столетние дубы превращались в смельчака Наливайко, а гибкие березы, казалось, смеялись гетману вслед, тая за собой грозные для гетманского счастья тайны.

Медленным летним вечером Жолкевский вернулся в штаб и заметил необычайное оживление среди охраны. К воротам были привязаны оседланные кони.