Страница 16 из 41
Прервав свою тираду на полуслове, Нюсик подобралась, замолчала. Ри достала сложенные вчетверо листки с переписанным стихотворением, откашлялась и приготовилась читать.
— А он не навернётся? — спросила Нюсик, глядя как Дан, сидя в дверях и свесив ноги на подножку, подтягивает струны гитары.
— Не должен, — ответила Ри не очень уверенно. Вчерашний эпизод с бумажкой слишком сильно впечатался в память.
— И что должно получиться? Что мы увидим?
Ри пожала плечами.
— Не знаю. Вчера показали кусочек неба. Но и он был без гитары. И без голоса.
Дан взял несколько неторопливых аккордов, прислушался, замер, и начал играть снова. Трамвай затрясло, будто он ехал не по невидимым рельсам, а по гравию. Задребезжали стёкла, свет в салоне начал моргать и вдруг погас. Туман за окнами бурлил и клубился, завивался в спирали, как на картинах Ван Гога.
— А ноги ему не того? — спросила Нюсик.
— Не должно.
— Учти, ноги я отращивать не умею, я не доктор Айболит.
Свет в салоне так и не включился, но от гитары в руках Дана, как вчера на концерте, разливалось яркое белое сияние. Туман тянул к нему длинные жгуты щупалец, но натыкался на непреодолимую преграду.
Дан запел и превратился в сияющий язычок белого пламени. Смотреть на него было больно, Ри зажмурилась и уткнулась Нюсик в плечо.
Туман сгустился ещё сильнее, и трамвай сбавлял и сбавлял ход. Последние минуты казалось, что он стоит на месте.
— Чтоб я ещё раз с вами куда-нибудь полезла! — выругалась Нюсик.
Ри хотела было ответить, что никуда никого не звала, но в последний момент сдержалась. Всё-таки застрять посреди нигде вместе с проверенной подругой было не так страшно.
Дан добрался до последнего куплета, и пелена за окнами начала понемногу рассеиваться. Вверху, как и вчера, показалось голубое небо. Трамвай радостно зазвенел и начал ускоряться.
Ри уже несколько минут смотрела в окно, как заворожённая, пусть картину, которую она там наблюдала, нельзя было назвать ни живописной, ни обнадёживающей. Трамвай летел над широкой, метров в пятьсот, полоской серой выжженной земли, ровной, без единого бугорка или впадины. С обеих сторон её ограничивали стены белого тумана, упирающегося прямо в небо.
Дан всё ещё сидел в дверях и пел свою песню-заклинание, но сияние, озаряющее его с ног до головы, почти померкло. Да и сам он выглядел совсем старым: рыжие волосы поседели, залысины соединились на затылке, лицо прорезали глубокие морщины, спина согнулась, а руки стали тонкими и слабыми. И только голос звучал ясно и почти молодо.
— Что это с ним? — спросила Нюсик.
— Устал.
Ри вытащила из сумки термос и прислушалась: Дан дошёл только до середины текста, значит, с кофе пока стоит подождать.
— А круто у вас получается. Когда он мне всё рассказал, я не поверила, подумала: да ну, фигня какая-то.
— Если б я это от кого-то услышала… Да хоть от Ички… Я бы тоже решила, что это какой-то бред. Даже по нашим меркам!
Дан умолк, и вагон тряхнуло, качнуло вправо-влево. 'Осталось соло и две строчки, — прикинула Ри, откручивая крышку термоса.
На последних словах песни трамвай мелко затрясся, свет в салоне заморгал, с рогов полетели голубые и оранжевые искры. Синее небо и выжженная земля скрылись в густом тумане.
Дан, пошатываясь, дошёл до лавки и сел быстро и резко, будто ему подрубили колени. Ри молча протянула ему стакан кофе.
— Если до завтра всё не затянется, можно считать, что мы победили, — сказал Дан. За окном вновь клубился и тянул длинные белые щупальца туман. Трамвай вздрагивал и скрипел, но продвигался к неведомой цели. — Завтра обязательно с ребятами попробуем.
— А они здесь поместятся? — спросила Нюсик, обводя руками салон.
— Ну, если без ударных… Должны.
Ри осторожно коснулась руки Дана. Кожа на ней стала сухой и тонкой, как пергамент, и вся покрылась старческими пятнами. «Значит, молодым тебе он не нравился. А как сейчас?» — пронеслось в голове раньше, чем Ри смогла остановить ход мыслей.
— Может, не стоит так торопиться? — быстро заговорила она. — Ты устал, тебе надо прийти в себя…
— С группой это будет не так… — Дан остановился, подбирая слова. — Не так изнурительно. Думаю, не страшнее обычного концерта. И вообще… Вы ведь уже запомнили слова?
Ри неуверенно кивнула, Нюсик пожала плечами.
— Может, прям сейчас это проверим? — Дан попытался встать, но могучая рука Нюсик водворила его на место.
— Как твой лечащий врач, я рекомендую тебе сидеть и не рыпаться. Будешь сопротивляться, отберу шарф.
Дан сник. Впрочем, Ри заметила, что глубокие морщины у него на лице разглаживаются, волосы рыжеют и возвращаются обратно на макушку, а выпавшие зубы чудесным образом отрастают. Нюсик, наблюдавшая эту метаморфозу впервые, присвистнула и просипела:
— Однако.
— Мы всё проверим, — сказала Ри, не выпуская руку Дана из своей. — Обязательно. Только учти, мне не один медведь на ухо наступил, а целое стадо.
— Это ничего. Главное, ты будешь со мной, — улыбнулся Дан почти так же лучезарно, как вчера на концерте. Смотрелось это жутковато.
Трамвай тряхнуло, колёса заскрипели на невидимых рельсах.
— Вы ещё потрахайтесь тут, — мрачно заявила Нюсик. Ри тут же сникла и отстранилась от Дана. Тот тоже выглядел как школьник, которого застали за чем-то не особо приличным. Седоватый такой и лысоватый школьник, не один год просидевший в начальной школе.
Глава 7
В окнах опять замелькало синее небо, туман удивительным образом успокоился, замер, расступился, и Ри увидела до боли знакомый пейзаж: белый склон железнодорожной насыпи и сосны, перечёркнутые железной решёткой.
— Кажется, приехали.
Она до последнего надеялась, что трамвай привезёт её куда-нибудь ещё — на Тьмаку, где дедушка учил её кататься на велосипеде, или в Южный, под окна к первой школьной любви.
— Значит, он ходит кругами, от одной остановки до другой, — задумчиво сказал Дан. — И чем больше у него пассажиров, тем больше будет остановок.
— Это ещё проверить надо, — ответила Нюсик.
— Вот и посмотрим, когда до тебя дело дойдёт, — подытожила Ри. — Вы идите, если хотите, а я лучше тут посижу.
Она не успела договорить, как Дан, снова возмутительно помолодевший, спрыгнул на протоптанную в снегу тропинку и замахал рукой Нюсик. Та, прочитав согревающее заклинание, поплотнее запахнулась в вязанную жилетку и последовала за ним. Ри вздохнула, громко высморкалась и уселась на подножку ждать.
«Надо было хоть заготовку с собой взять, руки занять, пока эти там прохлаждаются», — подумала она. Возвращаться в свой счастливый день не было никакого желания.
Чтобы как-то занять голову, она стала вспоминать слова песни, которой Дан заклинал туман. Как казалось Ри, смысла в ней было ещё меньше, чем в «Заблудившемся трамвае», и она постоянно сбивалась и начинала всё заново. Да и мотив ей никак не давался. Оставалось надеяться, что, когда Дан возьмёт в руки гитару, всё пойдёт легче, Нюсик не будет над ней смеяться, а трамвай не зависнет в пустоте на веки вечные.
Измаявшись от скуки, Ри выпила кофе, съела, наслаждаясь каждой крошкой, кусочек шоколада и приготовилась лечь подремать, когда у лестницы, ведущей к переходу, появилась высокая нескладная фигура Дана. За ним широкими шагами спешила Нюсик. Дождавшись, пока он спустится, она зацепила пригоршню снега, слепила крепкий комок, и прежде, чем Ри успела выскочить наружу и завопить: «Осторожно, сзади!» –запустила его в самый центр пацифика. Дан не повёл и ухом. А вот вышивка на спине его куртки полыхнула алым, и Нюсик так и застыла на месте, как соляной столб.
— Зря она так, — грустно сказал Дан. — Ты не бойся, ничего с ней не будет. Через три минуты заморозка пройдёт.
— Я уже говорила тебе, что ты страшный человек? — спросила Ри.