Проездом

XVI

В угловой комнате с занавеской – она служила и спальней, и гостиной – Стягин и Вера Ивановна сидели у круглого стола.

Она вышивала. Он перелистывал иллюстрированный журнал. Дешевая лампа с темным абажуром роняла свет на руки и часть лица девушки и оставляла комнату совсем темной.

В доме все стихло. Детей уложили. Лебедянцев часу в восьмом собрался на заседание какого-то общества и приглашал Стягина с собой, но тот не поехал, попросил у Веры Ивановны позволения посидеть еще немного.

Оставшись с ней наедине, он начал испытывать неопределенную тревогу. За обедом она занималась больше детьми и редко вставляла слово в общий разговор. Ее расспросы про его здоровье звучали искренно; но он желал видеть в ней еще что-то, ту ступень близости, какая установилась у них там, на Покровке.

Но и ему самому неловко было взять другой тон. Несколько фраз перебирал он мысленно, которые бы сейчас повели к задушевной беседе. Он боялся показаться бесцеремонным, играть роль богатого барина, желающего обласкать свою бывшую чтицу.

И это колебание увеличивало его тревогу.

– Вера Ивановна, – выговорил он, глядя не на нее, а на рисунок журнала, – у меня есть план насчет Лебедянцева… Одобрите ли вы его?

– Какой, Вадим Петрович?

– Я первый раз здесь, и благодаря вам…

Она промолчала.

– Вы вызвали во мне совсем другое отношение к Лебедянцеву и его житейской доле. Надо его обеспечить. Он мне дал мысль иначе распорядиться моею городскою собственностью. Я ему предложу быть моим компаньоном по этой части, вести постройки. У него будет даровая квартира и доля в доходах.

Умные и пытливые глаза девушки остановились на нем. Но в них он чувствовал еще какую-то особенную сдержанность.

Тихонько протянул он руку и прикоснулся концами пальцев к ее вышиванью.

– Послушайте, – продолжал он пониженным звуком, – вы точно на меня в претензии за что-то…

– Я, Вадим Петрович?

Щеки ее слегка порозовели. Он глядел на нее вбок. Голова ее, с густыми, волнистыми волосами и белым значительным лбом, немного откинулась назад. Ресницы она опустила.

Тревога Стягина возрастала. Эта девушка привлекала не одною своею свежестью, бюстом и красивым профилем. Никогда он не имел к женщине такого почтительного чувства, смешанного со страхом, что вот она совсем уйдет от него, что он перед ней неисправимо провинился.

– Неужели вы не простили той сцены… у меня, когда приезжая из Парижа особа так глупо повела себя? Я, конечно, был кругом виноват в том, что ввел вас в интимные подробности моей жизни…

– Полноте, Вадим Петрович, – остановила она его и положила работу на стол. – Мне уже под тридцать лет… И такой щекотливости во мне нет… Вы со мной были очень деликатны. Только мне неприятно стало, что так вышло…

Она затруднялась выразить вполне свою мысль.

– А вышло очень хорошо! – вдруг заговорил Стягин с неожиданным для него наплывом смелости. – И вот я вольный казак! И этим я обязан, прежде всего, знаете кому?

– Нет, не знаю, Вадим Петрович.

Она опять опустила голову над работой.

– Вам, Вера Ивановна.

Ему показалось, что ее ресницы нервно вздрогнули.

– С какой стати?

– Вам, – повторил он и взял ее за руку около локтя.

Она отдернула руку.

– Полноте, – выговорила она, и в голосе ее заслышались те строгие ноты, которых он ждал и боялся.

– Почему же мне не говорить правды? – возбужденно возразил он, испытывая уже более приятную тревогу. – Разумеется, вам. Приехала та женщина, – он не хотел называть ее по имени, – приревновала к вам, показала все свои карты, и вот ее больше нет в моей жизни!

– И вы говорите это с такой радостью, Вадим Петрович?

Вопрос звучал укоризной.

– А то как же?

– И вам ни чуточки не жаль этой женщины… или своего прошлого? Все-таки, у вас была же…

– Дурная привычка!

Он опять стал бояться того, что она его осуждает, что в ее глазах он бездушный развратник, прогнавший от себя женщину, с которой жил десять лет. Ведь это, по толкованию русской девушки с новыми взглядами, выходит "гражданский брак"… Он порывисто стал оправдываться… Не то одно его оттолкнуло, что в парижской "подруге" слишком уже сквозило желание воспользоваться его болезнью и женить на себе, но он сам испугался пошлости и лжи такого конца и говорит это прямо, говорит ей, Вере Ивановне, девушке, на суд которой хочет отдать свое поведение.

В жару своей оправдательной речи Вадим Петрович взял ее руку и не выпускал из своей. Вера Ивановна уже не отдергивала ее.

– Я вам верю, Вадим Петрович, – сказала она и выпрямилась. – Доверие ваше очень ценно. Много ли вы меня знаете? Как простые люди говорят, без году неделя… Ваша болезнь сблизила нас, это точно… Я к вам, втихомолку, присматривалась… Вы для меня стали понятны… довольно скоро. Вам не хорошо жилось там, в Париже. Сухо, материально. А между тем в вас сидит совсем не такой…

– Брюзга, – задушевным звуком подсказал он.

Она тихо рассмеялась.

– Да, если хотите… А шутка – двадцать лет прошли у вас в этой заграничной суши…

"И ты – почти старик", – подсказал он себе, и ему стало вдруг жутко, до слез обидно и смешно за себя. Пятый десяток пошел, а он вот ищет женского отклика на свою холостую хандру.

– Неужели и отходную себе читать? – спросил он и взглянул на нее грустно, почти просительно.

– Зачем? Разве я это говорю, Вадим Петрович?

Голос ее приласкал его. Ему стало легче. Чувство давно неиспытанной стыдливости начало овладевать им. Хотелось надеяться и не страшно было от возможности другого конца, согретого любовью такой девушки.

Но надо ее вызвать!.. Она не Леонтина; ее не купишь… Бедность и труд не страшны ей…

С теми же мыслями вышел Стягин и из маленького домика полчаса спустя.

На дворе стояла лунная ночь. Он прошелся немного пешком, на Пречистенке взял извозчика и приказал ему ехать на Покровку Кремлем.

На эспланаде, против дворца, он остановил извозчика, вышел и долго стоял у перил, любуясь несравненною ночною картиной. Он не боялся холода, не мечтал о новом побеге в чужие края, никуда его не тянуло, ничего брезгливого против Москвы не поднималось в его душе. Город, которому он так долго изменял, владел им в эту минуту. Все ему сделалось близко, понятно и дорого. Из маленького домика ушел он смущенный и тронутый; надежда на хороший конец не стихала. Вся история его болезни, поддержка товарища, освобождение от Леонтины, роль красивой и умной чтицы могли бы представиться ему совсем в другом свете… Его ловко обошли. Лебедянцев поживится около него и женит на девушке, преданной себе…