Честь Рима

Трибун усмехнулся.

— А кто не знает? Лучшее вино и шлюхи в Лондиниуме. А женщина, которая владеет этим местом, следит за тем, чтобы драки были сведены к минимуму, что делает всех счастливыми. Она суровая старая птица — эта Порция. Ты уже познакомился с ней?

— Она моя мать.

Вспомнив свой последний комментарий, Сальвий быстро перевел дух, а затем с облегчением убедился, что не сказал ничего такого, что можно было бы воспринять как оскорбление. На его лице промелькнуло немного смущенное выражение, и он быстро продолжил.

— Ну, это объясняет, откуда у тебя боевые качества, центурион. С такой семьей нужно считаться.

— Да, это так, господин. И вы еще не знакомы с моей женой.

— Такая же смелая женщина?

— Я бы поставил на нее хорошие деньги против почти любого варвара, которого я когда-либо встречал в бою. Она может сразить человека одним ударом языка и закончить дело кулаками.

Сальвий колебался, прежде чем ответить.

— Я не совсем уверен, поздравлять ли тебя с тем, что ты нашел такого грозного партнера, который соответствует качествам твоей матери, или же выразить тебе свое глубочайшее сочувствие в связи с перспективой жить между двумя такими женщинами.

— Вы прекрасно понимаете мое положение, господин.

Трибун записал место проживания Макрона, а затем отложил табличку в сторону.

— Добро пожаловать в Лондиниум, центурион. Желаю тебе долгой и спокойной отставки, учитывая обстоятельства.

— Без сомнения, мы еще увидимся в гостинице, господин.

— Можешь на это рассчитывать.

Возвращаясь к «Собаке и оленю», Макрон размышлял над оценкой Сальвием ситуации в Британии. Правда, на подавление сопротивления римскому владычеству ушло гораздо больше времени, чем предполагалось, но сам факт того, что борьба была настолько ожесточенной, заставило Макрона твердо решить, что дело должно быть доведено до конца. Меньшее было бы унижением и лишило бы смысла жертву стольких людей. Было очень тревожно снова услышать сплетни о том, что влиятельные люди в Риме подумывают оставить Британию и вывести гарнизон в Галлию. Если это произойдет, что станет со всеми теми, кто пошел по следам армии вторжения? Если они решат остаться, кто защитит их от гнева покоренных Римом племен? Десятки тысяч купцов, торговцев и поселенцев, включая Макрона и его мать, должны были бы отказаться от своих финансовых вложений в новую провинцию и вернуться в Рим в нищете. Это была тревожная перспектива, и она омрачила его прежнее хорошее настроение.

Когда он приблизился к трактиру, снова пошел снег, крупные хлопья закружились вокруг и опустились вниз, подхваченные поднявшимся ветром. Через несколько мгновений грязная, изрытая колеями поверхность улицы покрылась тонким белым слоем, и Макрон ускорил шаг. Он нырнул в дверь и быстро закрыл ее, а затем повернулся в сторону прилавка.

Горстка первых клиентов, крепких на вид мужчин, сидела вокруг жаровни, пока Парвий возился с корзиной расколотых поленьев. Макрон взъерошил ему волосы, когда он проходил мимо, и направился к Петронелле, которая расставляла чашки на полке за прилавком.

— Все формальности закончены, любовь моя, — весело объявил он. — Моя отставка начинается.

Как только он увидел напряженное выражение на ее лице, Макрон почувствовал, как его внутренности скрутило от тревоги. — Что случилось?

— Эти люди пришли не так давно. Их главарь попросил поговорить с твоей матерью. — Петронелла кивнула в сторону коридора, ведущего во двор в задней части гостиницы. — Она сказала мне, что разберется с ним, и чтобы я оставалась здесь. Макрон, мне они не нравятся.

Он сделал глубокий вдох.

— Хорошо. Я разберусь с этим.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Комната, которую его мать использовала в качестве кладовой и своего рода таблиния, была узкой, с высоким зарешеченным окном, выходящим во двор. Вдоль одной стены тянулись полки, уставленные кувшинами с вином и более ценными товарами, которыми она торговала в рамках своего расширяющегося круга деловых интересов. На полу под полками стоял ящик, втиснутый между двумя каменными блоками и прикрепленный к каждому из них тяжелыми железными цепями. У противоположной стены стоял длинный узкий стол, на котором были сложены аккуратные стопки восковых табличек и железная подставка, с которой свисали четыре масляные лампы.

Порция сидела рядом с худым мужчиной в зеленой тунике с геометрическим узором, вытканным на манжетах и воротнике. Его калиги до колена были того же цвета, но испачканы грязью. На столе рядом с ним лежал сложенный изумрудно-зеленый плащ. Когда Макрон вошел в комнату, он повернулся и увидел широкое, приятное лицо с готовой улыбкой под темными волосами, аккуратно уложенными в тугие локоны, которые блестели от масла, как и аккуратно подстриженная борода. Его возраст было трудно определить. По оценкам Макрона, ему было от двадцати до сорока лет, когда мужчина обратился к нему.

— И кто же ты, друг? — Его тон был дружелюбным, но в его глазах был холодный блеск, пока они оценивающе рассматривали Макрона.

— Это мой сын, — поспешно сказала Порция. — Он приехал из Рима, чтобы помочь мне вести дела.

— Сын? — Брови мужчины поднялись. — Ты никогда раньше не упоминала о сыне, моя дорогая Порция. Должен признаться, что, ведя с тобой дела уже более двух лет, я полагал, что мы хорошо знаем друг друга. Похоже, у тебя были от меня секреты.

— Это не секрет, — мягко возразила она. — Ты никогда не спрашивал меня о моей семье.

— Это правда. — Он кивнул. — Я просто разочарован, что ты не сочла нужным сказать мне об этом, учитывая наши тесные рабочие отношения. Но послушайте, я веду себя невежливо. — Он встал и протянул Макрону руку. — Меня зовут Панса. Я приехал сюда из Рима несколько лет назад в поисках удачи. Для предприимчивого человека нет ничего лучше, чем свежеотчеканенная провинция, чтобы оставить свой след в мире. Полагаю, именно поэтому ты проделал такой долгий путь, чтобы присоединиться к своей матери. И как тебя зовут?

— Луций Корнелий Макрон. — Макрон бегло пожал протянутую руку, отметив твердость хватки Пансы и татуировку скорпиона на его предплечье.

— Макрон? — Губы Пансы приподнялись в легкой улыбке от шутливо неуместного прозвища. — Приятно познакомиться с еще одним человеком из столицы. Хотя я не могу уловить твой акцент. Из какой части Рима ты родом?

В том, как был задан вопрос, чувствовалась настороженность, и Макрон задумался, были ли причины отъезда Пансы из Рима столь невинными, как они звучали.

— Мое последнее место было в казармах преторианцев.

— Солдат?

— Центурион. — Он стоял неподвижно, расправив плечи.

— Но сейчас на пенсии, судя по твоему виду.

— Это верно.

— Ты должна очень гордиться им, моя дорогая Порция.

Она ничего не ответила, и по тому, как она крепко сцепила руки и напряженно сидела, Макрон понял, что ей очень некомфортно.

— Ну, я не должен здесь задерживаться, я уверен, что вам обоим еще многое нужно успеть сделать. — Панса повернулся к Порции и кивнул на чашу на столе. — Спасибо за вино. Оно хорошо разрядило обстановку. Я сообщу Мальвинию, что нормальные деловые отношения будут возобновлены. Он будет рад это услышать. Как вы знаете, он не любит никаких… — он сделал паузу, как бы в поисках вдохновения, а затем щелкнул пальцами, — неприятностей! Вот это слово. Так что давайте не будем больше обременять его подобными вещами.

Он поднял свой плащ, расправил складки и накинул его на плечи, а затем посмотрел на окно. — Должен заняться своими делами, пока снег не задержал меня. Рад познакомиться с тобой, центурион Макрон. Бывший центурион, я бы сказал.

Макрон остался стоять, где стоял, не сдвинувшись с места, и Панса был вынужден обойти его. Когда они оказались вплотную друг к другу, Панса посмотрел на него сверху вниз и тихо произнес. — Просто помни, что твои боевые дни закончились раз и навсегда, и я уверен, что мы прекрасно поладим.