Лиловый рассвет

Ну что ж, пора приниматься за вторую часть работы. Он вскрыл ящик, достал мину и отправил её в ствол. Он подождал. Миномёт щёлкнул, но Марак не стал кидать вторую сразу. Он решил подождать пока все шесть мин, выпущенных первым залпом, опустятся на лётное поле. Спаренные вакуумно-жидкостные заряды, хоть и были не велики, но должны были превратить лётное поле в клочки вывороченных железобетонных плит и залить его горящей жидкостью. Точно такие же заряды были выпущены и ракетчиками по комнатам администрации базы – если уже человека не расплющило от вакуумного заряда, и он не превратился в кровавое месиво, то ему предстояло гореть заживо.

Оставшиеся заряды были шрапнельными – для ликвидации живой силы. Необходимо было немного выждать: пока не прогорит вся жидкость, разлитая из уже пущенных зарядов, солдаты не выбегут из помещений наружу. Прошло около двадцати минут, прежде чем на экран шлема вывелось сообщение от турелей: солдаты появились на лётном поле, и турели автоматически вели счёт убитым. Тогда Марак снова повёл огонь из миномёта, но вслепую – пока бетонный забор скрывал расположение групп противника. Он просто после каждого выстрела менял направление ствола, стараясь покрыть как можно большую площадь. В итоге у него кончились мины, и он приготовился к худшему.

Турели убили немного – по их автоматическим подсчётам всего около трёхсот человек на все девять турелей. От станции послышали взрывы, и связь с ними прервалась – видимо, их уничтожили. Марак занял лежачую позицию для стрельбы и приготовился вести огонь, взяв на мушку дыру в заборе.

«Эсбэшники» попёрли на него толпой как раз через эту самую дыру, разбегаясь в длинную цепь по всему периметру. Марак прицелился в крайнего слева и был готов стрелять.

Откуда-то справа послышался шипящий гул, а потом прямо над живой цепью, в воздухе, на высоте около десяти корпс, раздался взрыв. Он раскидал солдат – они упали замертво. Затем следовал второй взрыв – уже непосредственно над станцией. Марак понял, что происходит: десантные челноки основной группы уже двигались над твердью, и со средней дистанции, как и предполагал план, били ракетами. Они взрывались в башнях, вонзались, как иглы, в здание, грохотали и вызвали дрожь почвы. Марак лёг лицом вниз и, повинуясь инстинктам, несмотря на шлем на голове, накрыл её руками. Ему стало страшно – и он не мог понять откуда в нём взялся этот животный страх, какой-то глубокий ужас, смешанный с физиологическим отвращением. Всего было восемьдесят взрывов, но он не считал их, а ждал, когда же они наконец закончатся.

А когда огненный хаос завершился, он поднял голову и увидел, что двадцать десантных машин Лиловых, продолжая отстреливать ложные инфракрасные цели, двигались над станцией. Башенки прикрытия челноков, палили из пулемёта куда-то вниз, видимо, продолжая уничтожать солдат СБА.

А потом они опустились и начали высаживали солдат на территорию базы. Шлем возвестил мараку о том, что в зоне боя появилось сразу тысяча новых биометрий. Повинуясь инструкциям, он вновь ринулся на базу – присоединиться к отряду Яна Погорельского, который сейчас уже вёл бой в административном здании.

Глава 13

2463 год. Двадцать три земных года до восстания Лиловых. Планета Земля.

Корабль генерала Максима Погорельского опустился на Землю ближе к вечеру, когда в этой части планеты уже темнело. И только успел опуститься трап – даже двигатели ещё не заглушили, как тут же из корабля выпрыгнули два человека – сам генерал и его водитель. Генерал бросился к спидерам[1], и уже оседлал одного из них, как услышал крик водителя, едва перекрывающий ветер и ветер шум двигателей:

– Командир, может все-таки автомобиль?!

– Нет, только спидер! Хозяин не ждёт!

Хозяином за глаза называли главу Объединённых Наций Земли и её колоний Верманда Хансена, за своенравный характер, но обстоятельный и продуманный стиль правления.

Погорельский считал, что ему повезло: на его век не выпало никаких войн и локальных конфликтов. Несмотря на свой генеральский чин, он считал, что самой главной победой можно считать именно мир, именно компромисс и ничто другое.

И вот сейчас, когда Азур представил Земле ультиматум сроком в неделю, Погорельский опасался лишь одного: Хозяин не станет его слушать, и выведет войска на боевые рубежи.

Ему так и не довелось повстречаться с Гарвичем – тем самым Гарвичем, который испытал на своей шкуре одну из азурских провокаций, и побывавшему на переговорах вместе с Хансеном. Хотя они оба хотели этой встречи. И Гарвич, точно так же, как и он, высказывался за недопущение открытого конфликта. Единственное, к чему он был склонен – к партизанщине, и Погорельский был с ним согласен. Но Гарвич переживал за то, что не может открыто говорить об этом Хозяину, как не мог это сделать никто из армии – кроме Погорельского. И он намеревался убедить Хансена не начинать войны. Да, Азур провоцировал Землю на войну, но поддаваться не стоило, какими бы явными не были намерения новой цивилизации. Если уж они «начнут первыми» – тогда это был бы совершенно другой разговор. Но из уст Хансена всё чаще и чаще звучала милитаристская риторика. А ещё Максим Погорельский опасался того факта, что никто из высшего генералитета не мог сказать земному главе хоть что-то в пику. И его, с самого вызова на заседание Совета Обороны, волновало чувство назревающей катастрофы, которой мог обернуться доселе неизвестный космический конфликт.

Что ждать от Азура? Довольствуются они лишь уничтожением флота землян, или им и полного истребления всех землян и колонистов будет мало?

Погорельский поднял спидер в воздух и, отвернувшись от привычного курса, вылетел самым кратчайшим путем, через ущелье, к новой резиденции главы Объединённых Наций.

Эта резиденция была выстроена в горах пять лет назад, на плоской вершине одной из алтайских гор, близ хребта Восточный Саян, около восточной окраины заповедника «Азас». Резиденцию строили в виде средневекового готического замка. Специально для этой резиденции, неподалёку был выстроен новый военный космодром.

Хозяин выбрал это место из-за красот окрестных мест, даже с высоты не самой высокой площадки замка можно было наблюдать великолепный горный пейзаж. Вот и сейчас, опустив спидер на посадочную площадку, выступавшую из ворот замка, и от этого похожую на длинный язык, водитель генерала Погорельского любовался видом. Сейчас он был похож на ребенка, которому родители на новый год подарили игрушку, о которой он мечтал всю свою сознательную жизнь. Его глаза светились счастьем. Но его можно было понять: он был отдан в кадетский корпус и с семи лет он всю жизнь мотался по городам и космическим станция. Деревья он видел, пожалуй, лишь в городских парках, на картинках и в оранжереях.

Генерал Погорельский, в отличие от своего подчиненного, видывал разные ландшафты, на каких только планетах-полигонах он не побывал! Но пейзаж родной планеты его завораживал как никакой другой. Он любил эти горы, уходящие вершинами в облака и леса у их подножия с вековыми деревьями-гигантами, и звонкий купол небес.

Погорельский не стал долго любоваться пейзажем. Оставив водителя одного, он проследовал внутрь замка, где весь генералитет ждал его одного, опаздывающего, чтобы начать секретное совещание, посвященное ультиматуму Азура.

Он был здесь впервые. Он попросил одного из охранников провести его – и тот повёл его по светлым анфиладам, которые постоянно вели их куда-то наверх, увешанным оружием, портретами разных генералов и маршалов, прославившихся ранее, ещё в те периоды, когда Земляне были разобщены и делились на более, чем двести государств. Возможно, какие-то из этих людей воевали друг против друга, но теперь их портреты висели бок о бок. Хансен, оказывается, бредил армией, но почему-то Погорельский узнал об этом только сейчас. Нет, скорее не бредил – она была смыслом его жизни. Конечно, его президентство было оправдано временем, но лишь тем временем, когда он вступил в должность. Землю и колонии раздирал хаос, каждый старался оттяпать кусок побольше от пирога власти. И новый руководитель, вышедший почти из самых низов Межнациональной Гвардии, взял на себя чрезвычайные полномочия.