Страница 2 из 6
– Здравствуйте, дети! – рявкнул Никитин сквозь маску, держа автомат на плече стволом вверх. – Вы заложники! Сидите тихо! Сейчас…
Всякой реакции ожидал я от учеников, только не такой. Они не дали договорить Никитину, заорали вдруг весело: Ура-а! – радостно завизжали, задвигали стульями, некоторые вскочили, некоторые стали бить учебниками по партам. И почему-то большинство из них кричало: Николай Иваныч! Николай Иваныч! Учительница растерялась, смотрела то на нас, то на орущих детей.
– Тихо! – рявкнул Никитин, но в шуме его не было слышно. Тогда он шарахнул очередью из автомата по потолку. Посыпалась пыль, зазвякали, зазвенели по полу гильзы. Учительница вскочила, а ребята ошарашенные, испуганные, затихли мгновенно и стали опускаться на свои места, вжиматься в стулья.
– Не бойтесь! – спокойно заговорил Никитин. – Сейчас мы немного покатаемся на автобусе. Потом пойдете домой… Как вас зовут? – обернулся он к учительнице.
– Любовь Васильевна… – пролепетала растерянная учительница, остренький носик ее стал пунцовым, а зеленые глаза побелели.
– Любовь Васильевна, быстро с ребятами вниз вслед за ним, – указал он на меня, – к автобусу. Быстро! – И кивнул мне: – Вперед!
Я шагнул в коридор, а Никитин подтолкнул ко мне оцепеневшую учительницу:
– Быстро, быстро! – И начал поднимать ребят с первых парт и отправлять ко мне в коридор.
Когда я вышел туда, двери некоторых классов были открыты, выглядывали учителя, пытались узнать, что случилось, что за выстрелы?
– Назад! – крикнул я и выстрелил в потолок.
Двери тут же захлопнулись.
Вслед за перепуганными детьми выскочил Никитин, скомандовал:
– В автобус!
Мы испуганной стайкой затопали вразнобой по лестнице вниз. Старуха, то ли уборщица, то ли гардеробщица, смотрела на нас молча, разинув рот. Стояла столбом, не шевелилась. Ей, видно, казалось: шевельнись она, мы ее тут же ухлопаем.
– Ну вот, теперь видишь куда? – сказал ей громко Никитин.
«Бля, не может без шуток! Дай поерничать!» – подумал я с раздражением. Я был напряжен, взвинчен. А ему шуточки!
– Дети, куртки в охапку и в автобус! – крикнул Никитин. – На улице холодно!
Пока ребята и учительница искали, снимали с вешалок свои курточки, одевались, застывшая старуха не шевелилась, как обмерла.
Никитин первым выскочил на улицу и указал учительнице на распахнутые двери автобуса:
– Любовь Васильна, карета подана. Прошу! Располагайтесь поудобнее. Давайте, давайте…
Учительница первой влезла в автобус. Ребята, теснясь торопливо, вслед за ней. Никитин не успел войти внутрь, как из школы вылетел седой мужчина, бросился к нему. Он вопил на бегу:
– Убейте меня! Убейте меня! Детей отпустите!
Никитин задержался на ступенях, шагнул навстречу учителю, ловко поймал его за шиворот, остановил, встряхнул, приговаривая:
– Успокойся, успокойся! От тебя зависит жизнь детей… Теперь слушай! Сейчас позвонишь в милицию и скажешь: террористы захватили детей и учительницу в заложники. У них автоматы и взрывчатка. Усек? Мы на автобусе отправляемся на военный аэродром. Если попытаются остановить, задержать, перестреляем детей. На аэродроме мы скажем, что нам надо и отпустим ребят. Запомнил? – Никитин еще раз встряхнул учителя, отпустил, потом ласково похлопал по щеке и добавил: – Пусть не шутят с нами. Нам терять нечего… Иди звони! – подтолкнул он старика по ступеням ко входу, шагнул в автобус и кинул водителю: – Поехали!
Я видел, как старик споткнулся на ступенях, задержался рукой, чтоб не упасть, обернулся к нам, что-то крикнул. Автобус тронулся и удалялся от него. Никитин стоял у двери, оглядывал детей. Вместе с учительницей заложников было десять человек. Четыре мальчика и пять девочек. Никитин взял ребят только с первых парт. Растерянные школьники еще не понимали, что происходит. Одна девочка была особенно напугана, дрожала, дышала тяжело открытым ртом. Никитин достал из кармана карамельки, развернул, сунул две штуки себе в рот под маску, а одну протянул перепуганной девочке. Она оттолкнула его руку и заревела. Завсхлипывала и сидевшая рядом с ней.
– Что с вами? – огорченно спросил Никитин. – Я не хотел вас обижать… Берите, – насильно всунул он им в руки по конфетке. – Ну, дурочки… Любовь Васильна, успокойте их. Пересядьте, вот сюда к окошку поближе к ним.
Оттого, что он держал конфеты во рту, голос его был не страшный. Ребята сжались на сиденьях, как воробьи на морозе. Учительница, все еще не пришедшая в себя, деревянными шагами, держась за спинки сидений, перешла к окну. Никитин всыпал ей в ладонь горсть карамелек. Несколько штук не уместилось в ее маленькой ладони, упало на пол.
– Угости ребят и успокойся. Мы вас обижать не собираемся. От вас, Любовь Васильевна, от вашего спокойствия будет зависеть все, – похлопал ее по руке Никитин, перешел к кабине и обратился к водителю: – Вася, чувствуешь, жизнь этих детей в твоих руках. Будь умницей, кати и кати потихоньку, на гаишников внимания не обращай! С ними мы разберемся… – Никитин деловито оглядел салон, скомандовал нам: – Амбал, присядь к взрывчатке! Чуть что, взрывай!.. Хмырь, не торчи, присядь сзади, чтоб голову не видно было, и контролируй!
Я заметил, что кое-кто из ребят среагировали на клички Амбал и Хмырь, воровато оглянулись и снова опустили головы. Вид у них был такой, словно они не выучили урок и теперь боялись как бы их не вызвали отвечать. Учительница что-то шептала испуганной девочке, которая плакать перестала, но по-прежнему дрожала и не поднимала голову.
Сучков присел на корточки перед сумкой с кирпичами и взрывателем, расстегнул ее и устроился прямо на полу между сиденьями, положил автомат на колени. Я сел на ступени у задней двери, а Никитин, наоборот, у передней.
– Вась, дорогу на военный аэродром знаешь? – спросил он. – Кати туда!
Меня раздражало, что даже сейчас Никитин молчать не мог, а потом я понял: говорил он без умолку, чтобы снять напряжение, успокоить ребят. Если будем молчать, может случиться нервный срыв, истерика.
Понял и сам заговорил громко, впервые с начала операции. Конфету в рот сунуть не забыл.
– Ребята, хотите загадку? Сроду не отгадаете!
– Давай, Хмырь! – поддержал Никитин.
Я видел, что ребята прислушиваются, приободряются, почувствовали, что ничего плохого с ними не делают и вроде бы не собираются.
– Слушайте, – начал я. – К реке подошли два человека и увидели лодку. Но она оказалась одноместной. И все же они благополучно переправились и пошли дальше. Отгадайте, как они сумели переправиться?
Ребята молчали. Я думал, что они меня не слушали, не воспринимали. Но вдруг в тишине одна из девочек тихо произнесла.
– Они с разных сторон к реке подошли. Один переплыл в одну сторону, а другой обратно.
– Вот это да! – захохотал Никитин. – А я сижу, думаю, как же они ухитрились? Сроду бы не угадал… Ну, ты молодец! Отличница, наверное?
Ребята зашевелились, оживились, стали смелее оглядывать нас.
– Ну, чего молчишь, отличница? Как тебя зовут? – спрашивал Никитин у девочки, разгадавшей загадку. – Любовь Васильевна, как она учится?
– Лида хорошо учится, – ответила бесцветным голосом учительница. Она еще не пришла в себя. Носик ее по-прежнему был неестественно розовый.
– И зовут тебя хорошо, – говорил Никитин девочке. – Знаешь, даже стихи есть про тебя: хорошая девочка Лида в нашем Ростове живет. Я с именем этим ложился, я с именем этим вставал… «Хорошая девочка Лида!» – на парте своей написал…
– Милиция… За нами… – хрипло сказал водитель и прокашлялся. До этого он все время молчал.
Послышалась сирена. Я приподнялся, выглянул и заволновался сильней, крепче сжал в руке автомат. Нас догоняли две милицейские черные «Волги» с мигалками. Одна сходу обогнала нас, помаргивая фиолетовым фонарем на крыше, и пристроилась впереди. Другая осталась сзади. Не дай Бог, попытаются остановить, стрелять начнут! Что тогда? Тоскливо и тревожно было на душе. Но обе «Волги» не сбавляли хода. Никитин тоже выглядывал, следил за милицией. Убедился, что они не останавливают нас, а просто сопровождают, и произнес: