Страница 27 из 43
А я вот понимаю, что дальнейшие лекции, что такое хорошо и плохо, мои птенчики пропустят мимо ушей. Занудствовать тоже нельзя, поэтому я делаю медленный вдох и выдох:
— А теперь перейдем к новости, которую я должна вам сказать… — выдерживаю несколько минут и четкой продолжаю. — я беременна. И у нас будет двойня.
Молчание, и Арс приподнимает бровь.
— Двойня? Так будет не один, а два?
— А ты, что, знал? — Марк разворачивается к нему. — Тебе, что, раньше всех сказали?
— Братики или сестрички? — шепчет Аленка, вглядываясь круглыми от надежды глазами в мое лицо. — Пусть будут девочки. Мальчики надоели. Мальчики у нас уже есть.
— Почему Арс всегда все первый узнает? — Марк в негодовании смотрит на нас с Глебом. — Мы с Аленкой типа лысые?
— Девочек хочу, мам, — шепчет на грани слез Аленка. — Девочек, мам. Ну ладно, хотя бы одну девочку.
— Да, блин! Вечно у вас какие-то секреты! — Марк вскакивает на ноги. — Я вообще ни туда, ни сюда! Всем на меня пофиг!
— Началось, — Арс закатывает в глаза.
— А чо? —Марк быкует на него.
— Девочек, мам, — Аленка дергает меня за рукав.
— А ничо! — Арс поднимает на Марка взгляд и понижает голос до шепота. — Аленка теперь зато не младшая.
Марк опять скрещивает руки на груди, щурится на а брат и садится. Расплывается в улыбке, когда смотрит на Аленку:
— Я дождался этого. Я верил и ждал. Двойной облом для младшенькой.
— Добро пожаловать в клуб “вы же старшие”, — хмыкает Арс.
Мы с Глебом переглядываемся, и в его кармане вибрирует телефон. Мельком смотрит на него, хмурится и прячет обратно.
Нехорошее предчувствие, и опять возвращается тошнота.
— Тебе надо ответить? — спрашиваю я, когда опять из его кармана раздается требовательная вибрация.
Глава 39. Звони
— Да иди ты уже ответь, — закрываю посудомойку, касаюсь сенсорной панели и смахиваю со лба локон.
Глебу звонит Ярик.
И я прекрасно понимаю, что причина его звонка не желание обсудить погоду за окном или узнать, как у босса дела.
Видимо, с Наденькой проблемы, раз не унимается.
Я не должна злиться, но я просто не в силах отмести гнев и ревность, пусть снаружи я держу невозмутимое лицо.
Я приняла тот факт, что Глеб ошибся и что разбегаться нам нет никакого смысла.
У нас дети и еще двое на подходе.
И я его люблю.
И попытка разойтись ничего не исправит. Только усугубит.
Пострадают дети и тогда они точно все трое пойдут в разнос. И не будет у них больше секретных вечеров за чтением “страшной” книги после ужина.
— Все в порядке, — разворачиваюсь к Глебу.
Он хмурится, вглядываясь в мои глаза, и шагает прочь.
Прижимаю ладонь ко лбу.
Брак — это обалдеть какое испытание для женской души и ее любви с доверием.
Я дала детям уверенность, что мама и папа останутся вместе даже при апокалипсисе, поэтому заметаю я свой эгоизм под коврик и сажусь злой задницей сверху.
Ловлю себя на очень нехорошей мысли.
Я была бы рада, если бы сейчас Ярик сказал, что решил вопрос с пузом Наденьки. Не знаю… пнул и кулаком устроил выкидыш.
Да без разницы.
Пусть хоть вскроет ее ржавыми ножницами.
Прикусываю до боли язык, наливаю стакан воды и отворачиваюсь к окну, когда Глеб выходит из кухни.
Я приняла решение быть с ним.
И довериться.
У нас хорошая семья, и мы должны ее для наших детей сохранить.
Выпиваю воду маленькими и медленными глотками. Она с трудом проходит через ком тошноты и гнева в желудок тоненьким прохладным ручейком.
Вот что значит “ситуация - швах”.
Со стуком отставляю стакан.
Почему некоторые люди решают, что имеют право идти по головам ради своей цели? И я знаю, что Надежда не получит желаемого.
Не будет у нее Глеба.
Не будет ни куска того, что мы выгрызли у жизни. Ни крошечки.
Она не получит полного обеспечения, ради которого все это затеяла, но прошлась катком по нашим жизням.
По нашей любви.
Мы раздавлены и только благодаря прожитым в доверии годам дергаемся и ползем.
Вздрагиваю, когда слышу щелчок.
Оглядываюсь.
Глеб вернулся. Смотрит на меня прямым темным взором у запертой двери.
— Что? — сипло шепчу я. — Что-то случилось?
— Я еще на звонок не отвечал и не перезванивал, — продолжает на меня смотреть. — Проверил нашу ОПэГэ.
— Они опять что-то…
— Нет, — тихо отвечает Глеб. — Арс читает им “мертвые Души”, а Марк с Аленкой ждут ужастиков. И знаешь, Арс очень зловещий. Так что, “Мертвые души” вполне у него могут стать ужастиком.
— Ладно.
У меня подмышки потеют, и накатывает слабость плохого предчувствия. Я не жду ничего хорошего.
— Это я к тому… — Глеб подходит к столу и садится, — что они заняты и нас не подслушают.
Я медленно поднимаю бровь в немом вопросе.
— Это неправильно, Нин, — Глеб вздыхает, — пытаться тебя сейчас оттолкнуть от сложившейся ситуации.
Посудомойка уютно гудит позади меня. Свет от люстрый падает на лицо Глеба и заостряет его черты глубокими тенями.
— Так… — шепчу я и боюсь спугнуть его с решительного настроя открыться мне.
— Если бы я оказался на твоем месте, — он тяжело вздыхает. — Я бы… долго так не протянул. Мне, конечно, очень хочется, чтобы ты все взяла забыла и… дистанцировалась от всего этого… Так хочу, что готов чуть ли не в подвале тебя запереть. Понимаешь?
— Ну… возможно…
— Но ты никогда не дистанцировалась от меня, Нин, — откладывает телефон на стол. — Всегда рука об руку. Это я… от страха за свою жизнь отошел в сторону. И мне прилетело.
— Да, ты зря умолчал о своем здоровье и подозрениях, Глеб, — едва слышно отвечаю я. — Это было очень глупо. Я бы, конечно, сильно испугалась, но… я твоя жена. И выходила я замуж с четким осознанием того, что я готова в случае чего выносить из-под тебя утки, мыть… и любить. Больного, дряхлого, при смерти. И ты это знал.
— Знал, — кивает он, не отводя взгляда. — Но одно дело знать, Нин, а другое - столкнуться с такой нерадужной перспективой затухнуть и оказаться немощным.
— Нас это в любом случае ждет, Глеб, — я сажусь напротив него. — Мы будем стареть.
— А то я не вижу седые волосы на голове и в бороде, — он сглатывает.
— Ну, не такой уж ты и старый, раз заделал нам еще двоих, — слабо улыбаюсь. — И нас ждет вторая молодость с орущими конвертами, милый. И каждый наш пупсик был громким, требовательным и не любил спать ночами.
Тянется ко мне, берет за руку и мягко сжимает ладонь.
— Мне невероятно повезло с тобой, — серьезно всматривается в глаза. — Знаешь, так и просятся все эти банальности про вторую половинку. И какие дети у нас замечательные, Нин.
Я закусываю губы, опускаю лицо, чтобы спрятать слезы, которые предательски брызнули из глаз.
— Прости меня.
— Да простила я тебя, — прижимаю кулак ко рту и зажмуриваюсь. — Простила. И люблю. И выгонять не хочу, Глеб. Просто я запуталась… и мне страшно, но без тебя будет еще страшнее и непонятнее. И я сожру себя дурацкими мыслями, а дети… дети начнут не только садовых гномов таскать или спорить с учителями. Я все это знаю и понимаю, Глеб. Но если бы только разум сейчас работал…
— Я перезвоню Ярославу при тебе, — тихо отзывается он.
Поднимаю взгляд.
— Если ты, конечно, готова к этому, — сжимает мою ладонь крепче. — Мне действительно нечего скрывать от тебя. Никаких хитрых планов насчет тебя у меня нет.
Шмыгаю, вытираю слезы. Сначала с одной щеки, потом со второй и распрямляю плечи.
— Я готова, — серьезно отвечаю я. — Я ведь та самая жена, которая должна все знать.