Страница 40 из 42
Босой, в брюках и рубашке нараспашку.
— И я еще кучу косяков нашел, — он медленно выдыхает. — Бочок унитаза поскрипывает, когда смываешь. Плинтуса неровные.
Кладет сковороду в раковину, а подхватываю полотенце, которым пытаюсь разогнать дым.
— И дай угадаю, сдали тебе эту квартиру задорого.
— Ну, что поделать? Могли вообще обмануть. Оставить без денег и квартиры.
— Я бы им тогда голову открутил.
— Оу, — подплываю к нему, — какие мы суровые.
Обнимаю его, целую в шею, и он напрягается с шумным выдохом.
— Что ты готовил? — пробегаю пальцами по его груди и животу.
— Оладьи, — хрипло отвечает он.
— О, звучит аппетитно, — поднимаю взгляд и шепчу. — А мы одни. Только ты и я. Знаешь, я думаю, что надо провести моей кровати тест-драйв. Зря ее мне, что ли, нахваливали.
— Пока мы спали, она не скрипела…
— Повысим ставки?
Задерживаю дыхание. Внизу живота тянет сладким желанием. Моя ладонь накрывает твердый бугор под ширинкой.
— Повысим!
Отбирает у меня полотенце, отбрасывает его в сторону и под мой визг рывком перекидывает через плечо.
— У нас точно есть минут двадцать, — шагает из кухни, шлепнув меня по бедру. — В любом случае, кухню надо проветрить.
Закрывает ногой дверь и тащит меня в комнату. Я опять взвизгиваю, когда он мягко швыряет меня матрас, который чуток пружинит надо мной.
— Ну, держись…
Кидается на меня диким зверем. Рвет пижаму, поцелуи походят на укусы. Берет меня одним движением, а я под ним не сдерживаю в себе стоны, что переходят в крик.
Ну и что. Пусть соседи слышат и завидуют.
И кровать под нами идет ходуном, а в момент громкого и всепоглощающего экстаза ножки изголовья ломаются. Грохот, рык, стоны, а затем смех.
— Так я и думал, — Матвей валится на спину и вытирает испарину на лбу. — Кровать тут тоже ни о чем.
— Но матрас хороший.
Мы начинаем сползать к изголовью. Молчим несколько секунд, принимая свою судьбу, а потом смеемся.
— Мы еще ни разу кровати не ломали, — шепчу я сквозь смех.
На тумбочке вибрирует телефон.
Мама.
Тяжело вздыхаю.
Я с ней после того разговора больше не шла на откровения. Так, делилась информацией,что жива, что скоро развод…
Про то, что не развелась, кстати, не сказала. И про переезд тоже.
— Да, мам?
— Ты дом выставила на продажу?! — недовольно спрашивает она. — Я приехала к тебе. Никто не открывает. А потом мужик какой-то подходит и говорит, что дом выставлен на продажу. Ада!
Глава 57. Выбора нет
— Я не поняла, — говорит мама, и ее голос становится каким-то липким и холодным, — разводится передумала?
— Ага.
— Ты его принимаешь обратно?
— Мам, — вздыхаю я, — я не собираюсь отвечать на дальнейшие вопросы.
— Он же опять начнет гулять, а ты вновь сопли развесишь, — сердито отзывается мама, — еще на одну подругу залезет. Дело, конечно, твое, — усмехается. — Но к чему тогда были такие истерики, если в итоге вы опять вместе?
— Мам, прекращай.
— Только Лилю и жалко во всей этой ситуации, — снисходительно вздыхает, — нервы помотали ребенку своими скандалами, истериками, разводами, и опять вместе.
— Мам ты стерва и сука, — делаю глубокий вздох. — И как же мне повезло, что я встретила Матвея так рано и что мне удалось слинять от тебя в мои восемнадцать лет.
— Как ты с матерью говоришь? — возмущенно охает. — Знаешь, я тебе это припомню, когда твой Матвей опять полезет на другую бабу.
Матвей садится, тянется ко мне и забирает трубку.
— Если есть что сказать, то говорите это мне в лицо, — зевает и прикрывает кулаком рот.
— Я просто переживаю… — до меня долетают обрывки ответа. Голос мамы стал неожиданно мягче и ласковее. — Матвей, я же… мама… а ты…
— Начинаю понимать, почему Лиля не горит желанием к вам в гости приезжать, — Матвей разминает шею. — Бабуля для нее — наказание, а не радость.
— Что? Матвей… Я, может, резка иногда… Но я это из-за желания предостеречь… Ты загулял с крестной Лили! Или Ада как обычно раздула слона из мухи? Она любит драматизировать и преувеличивать. Напридумывала себе, да?
— Без комментариев, — вздыхает Матвей и сбрасывает звонок.
Откладывает телефон в сторону и опять валится на спину. Сползает к краю матраса:
— Мне никогда не нравилась твоя мама. Это ж надо сначала по тебе проехаться, а потом со мной посюсюкаться, — озадаченно вскидывает брови. — И вот радость будет для Лили. С бабушкой можно не играть хорошую внучку.
— Ты понимаешь, что это значит? — разворачиваюсь к нему и серьезно вглядываюсь в его глаза.
— То, что только мы есть друг у друга? — тихо отвечает Матвей.
— Да. Твои родители, похоже, вообще не в курсе происходящего.
— Нет, не в курсе, — Матвей качает головой. — Звонили пару раз. Попросить денег для сарая.
— Они никак его не достроят? — возмущенно удивляюсь я.
История с сараем тянется с прошлого года. Просят деньги, потом исчезают на несколько месяцев, и опять появляются с новыми проблемами: то дерево для пола, то крышу неправильно положили.
— В последний из звонков я отца грубо послал, — Матвей вздыхает. — Ну… я теперь неблагодарный щенок. Так что… Да, Ада, — слабо улыбается, — есть только наша семья. Ты, я, Лиля и Юрий Матвеевич. И не буду я скакать по другим бабам, — взгляд усталый, — у меня дикая аллергия на других женщин, кроме тебя. Мягко скажем, мне очень некомфортно теперь среди женщин.
Нахожу его руку и сжимаю ладонь.
— Вида, конечно, не подаю, — усмехается, — но забег по бутикам в поисках кроссовок был тем еще подвигом.
— И где ты их нашел?
— Мне помог мужик… — Матвей едва заметно кривится. — Своеобразный такой. Манерный, с серьгами в ушах, одет в какую-то разлетайку… Короче, с ним мне было прям сильно некомфортно. Я его заподозрил во всяком, — медленно моргает, — а у него дочь и жена. Короче, я в этом мире ничерта не понимаю, но суть в том, что подружка его дочери кроссовки не глядя схватила, а он маленькими оказались. Дома скандал, на мужика этого наехали, что он продал не те кроссовки… Ада, там такие страсти, чуть ли не бандитские разборки из-за кроссовок. Я пятнадцать минут все это слушал, прежде чем он мне эти кроссовки притащил.
— Обалдеть, — шепчу я.
— А потом пришла его жена…
— Так.
— Там такая бой-баба, Ада, — удивленно тянет Матвей. — И еще на полчаса мне на уши присели, но уже на тему портных. Костюмчик мой понравился. В общем, сунули мне визитку какого-то портного, а затем и туфли всучили, потому что, как сказал этот загадочный мужик, если купил дочери подарок, то покупай и жене. Хотели развести на какой-то приватный клуб особых покупателей, но ты извини, я сбежал, потому что повеяло чем-то слишком приватным.
— Главное, что сбежал с кроссовками, — тихо смеюсь я.
— Я властно сбежал, не с позором, — Матвей сжимает в ответ мою ладонь. — И властно туда больше не вернусь.
Со смехом падаю ему на грудь, обнимаю и прижимаюсь в теплой неге и ласке:
— Только мы есть у нас, — приподнимаюсь на руках и вглядываюсь в лицо Матвея. — И еще я готова Пастухова в круг твоих друзей.
— Мы не друзья, — хмыкает Матвей.
— Ладно, принимаю его в круг недрузей.
— Я такой тупой, Ада, — Матвей смеется. — Он же мне почти прямым текстом говорил, что ты беременна.
— Вот говнюк, — охаю я. — Он обещал молчать. Вот не нравится он мне.
— Поэтому мы назовем сына Юрой?
— Выбора нет. Знаки вселенной.
— Со знаками вселенной спорить нельзя, — с улыбкой соглашается Матвей.
— Один знак вселенной мне сегодня все лицо вылизал с утра, — пробегаю пальцами по подбородку, на котором побилась жесткая щетина. — Кто его впустил ко мне?