Страница 3 из 42
Четырнадцать лет брака.
Я и подумать не могла, что настырный влюбленный мальчишка, который таскал мне полевые цветы и стаканчики с малиной на свидания, однажды сделает мне так больно.
Как же быть дальше?
Я не помню, как прошу счет и как его оплачиваю. Не помню, как заказываю такси и как добираюсь до дома. Все как в тумане с тусклыми вспышками.
Очухиваюсь я только тогда, когда я наливаю из графина воду в стакан. Она переливается через край, ползет лужей по серой каменной столешнице, а после стекает на пол тонкими ручейками. Тихо журчит.
Лужица добирается до моих пальцев. Холодная. Я продолжаю лить в стакан воду, оцепенев и не в силах пошевелиться. Тело окаменело.
Мой муж изменял мне с моей подругой.
И она теперь ждет ребенка.
Близкие и любимые предали, а обещали совсем иного.
Черная тень за спиной вот-вот меня поглотит, и я задохнусь в ужасе и отчаянии.
— Ада.
Я вздрагиваю и медленно отставляю графин. Под моими ногами растеклась холодная лужа. Тонкие колготки промокли.
— Ади, — я слышу голос Матвея словно сквозь толстое ватное одеяло. — Она лживая гадина.
Глава 4. Нет, не позволю…
Я помню наш первый поцелуй, помню его смущение, когда он признавался мне в любви и как покраснели его уши.
Я помню нашу первую неловкую, но сладкую близость. Я помню, как он кричал от радости в ночное небо, раскинув руки, когда я шепнула, что беременна, а затем подхватил на руки и кружил, вглядываясь в мое лицо.
Я помню его лицо и удивленно влюбленные глаза, когда ему вручили в руки Лилю.
Я помню, как душил меня в объятиях, когда Лиля сказала “папа”.
Матвей меня любил. Любил, я знаю это. Он не притворялся.
— Ада…
От того мальчишки ничего не осталось. Он возмужал и заматерел. Он стал мужчиной, и этот мужчина мне изменил.
Тот мальчишка бы так не поступил. Он был очарован мной, одержим и никого для него, кроме меня, не существовало.
Когда все поменялось? Когда я перестала быть для него единственной женщиной? Когда его внимание рассеялось и зацепилось за Ию, которая всегда мечтательно вздыхала: “Тебе так повезло с Матвеем”?
— Она лжет.
— Нет, — сипло отзываюсь я. — Не лжет. Ты с ней спал, и она ждет от тебя ребенка.
По лицу Макара пробегает тень. Опускает лицо, медленно вдыхает через нос и выдыхает через крепко сжатые зубы. Поднимает глаза.
— Да! Черт возьми! — голос Матвея вибрирует гневом. — Я спал с ней! Но мы предохранялись!
Закусываю губы и задерживаю дыхание, чтобы не сорваться в истерику.
— И у нее бесплодие, — в черной злобе шипит Матвей. — Она лжет, Ада.
— Даже если беременность под вопросом, — шепчу я, — то это не отменяет того, что ты мою подругу… Боже… — накрываю лицо рукой и отворачиваюсь. — Я не хочу ничего больше слышать. Вы оба омерзительны.
— У нас с тобой, дочь, Ада, — делает шаг ко мне. — Подумай о ней.
— Что же ты не подумал о дочери? — отступаю к окну. — Не прячься, милый, за тринадцатилетней девочкой. Это низко.
Разворачивается и молча бьет кулаком по стене.
Один.
Два.
Три.
На кафеле тонкие трещины и следы крови. Матвей встряхивает рукой и вновь смотрит на меня исподлобья.
— Она не разрушит нашу семью.
— А на себя ты не берешь ответственность? Так, что ли? — усмехаюсь я. — Вы вдвоем разрушили наш брак. Вдвоем, Матвей. Ты и она.
Каждое слово мне дается с трудом. Я хочу кричать, бить посуду, швыряться столовыми приборами и визжать “За что?!”, но все это — бессмысленно.
— Это конец, Матвей.
— Вот так просто? — вскидывает бровь.
— Да, — коротко смеюсь, всплеснув руками. — А ты чего ждал?
Молчит и дышит через нос, крепко сжав челюсти.
— У тебя будет ребенок, — опираюсь о стол рукой и опускаю лицо. — Может, как ты и хотел, мальчик родится. — усмехаюсь. — Что же ты наделал…
— Ада…
— Проваливай, — поднимаю взгляд. — Я думаю, Ия тебя ждет. С нами все ясно, Матвей. И тут нечего обсуждать. Мне совершенно неважно, почему ты так поступил.
— Я тебя не оставлю, — отвечает с явной угрозой. — Ты моя жена, у нас дочь…
— И что скажет твоя дочь, когда узнает, что любимый папа изменил маме ее подругой? — недобро щурюсь.
— А ей об этом и не надо знать.
— Да? — смеюсь на грани истерики. — Ты ведь вроде умный мужик, Матвей, а сейчас прикидываешься круглым идиотом. Ты мне предлагаешь сейчас заткнуться, сделать вид, что ничего не произошло и дальше жить с тобой? — я все же срываюсь на крик. — Ты, мать твою, нормальный?! Ау! Всё! Матвей! Всё! Это финиш! У нашей Ии есть теперь шанс прибрать к рукам идеального мужа и стать счастливой! Как она того и хотела! Дело за малым! За разводом!
После слова “развод” у меня желудок схватывает острой режущей болью. На секунду в глазах темнеет, и отворачиваюсь от Матвея.
— Я тебе не дам развод.
— У тебя нет таких возможностей, чтобы мне не дать развод, — шепчу я. — Да, затянуть процесс ты в силах, но итог будет один.
— Ты учительница младших классов…
— Я не боюсь быть разведенкой. Сколько нас таких? Тысячи, — желудок опять схватывает спазм боли. — Хватит, Матвей. Мы взрослые люди, и должны нести ответственность за наши поступки. И нам нечего спасать в нашем браке. Ты меня разлюбил, раз потащил в койку другую женщину.
Оглядываюсь:
— Будь честен с самим собой. Мой Матвей, который любил, на других женщин не смотрел.
— Ты останешься со мной.
— Нет. Только если на цепь не посадишь, — качаю головой. — Я не запятнаю свою любовь к тебе тем, что приму эту грязь. Вот такая я, Матвей. И ты об этом знал, когда решил покувыркаться с Ией.
— Наша с ней связь была…
— Случайной?
Сжимает и массирует переносицу.
— Ты сам понимаешь, что бы ты сейчас ни сказал, все будет звучать тупыми оправданиями, которые ничего не исправят. Ничего.
Бледный. На щеках играют желваки. Крылья носа вздрагивают в гневе. Был моим. Был моим любимым. Моей стеной, моей опорой, моей жизнью.
— Я не люблю ее, Ада, — хрипло отзывается он. — И не хотел…
— Все это неважно.
— Ради дочери…
— Она взрослая девочка, — едва слышно шепчу я. — Жизнь бывает жестокой. Этот урок она должна усвоить. Невероятно грустно, что этот урок преподаст ее отец.
— Она не должна всего этого знать.
— Она все узнает и поймет, когда у нее родится братик или сестричка, — слабо улыбаюсь я. — А теперь извини, мне надо привести себя в порядок.
Иду на носочках по холодной луже, и по ногам поднимает озноб. Матвей молча отступает в сторону, но затем хватает меня за запястье и сжимает его.
— Пусти, — поворачиваю к нему лицо.
— Нет, — глухо рычит он, вглядываясь в мои глаза. — Не позволю…
Глава 5. Все плохо?
— Нет! Матвей! Нет! Пусти!
За одно мгновение озверевший, он валит меня на пол. Игнорирует мои укусы и крики. Он ничего не слышит и не видит. Глаза пустые.
— Матвей!
Мне с ним ничего не сделать. С треском рвет блузку. И мне так страшно, как никогда. Этот ужас вспарывает мышцы и раздирает сознание когтями.
Где мой ласковый муж, рядом с которым я чувствовала себя всегда в безопасности? Почему он не слышит мои истошные вопли?
— Матвей!
Рывком заводит мои руки за голову и до хруста сжимает запястья. Замирает, вглядываясь в глаза. Сквозь черную злобу и возбуждение пробивается искра испуга и недоумения.
— Остановись, — шепчу я. — Прошу…Остановись… Матвей…
Его хватка на моих запястьях слабеет. Судорожно выдыхает, отстраняется и садится у стены, опершись локтями о колени и накрыв ладонями лицо: