Время контакта

— Нет, нельзя чтобы погибли гражданские!

— Ах, гражданские! Какие они гражданские, как та бабка, которая напала на нас вначале?! Пусть теперь наши гибнут вместо них? Да? Давай, а то убью! — Лен врезал Дику в челюсть. Хук удался — Писарь отлетел в угол, ударился головой о стенку, из уголка рта у него потянулась кровавая струя. Осборн подскочил к нему, поднял за ворот, да так, что Писарь носками ботинок едва касался пола, поднес его лицо к своему и сквозь рев сирены выдохнул:

— Говори!

Дик медленно рукавом вытер кровь с распухших губ и почти нечленораздельно прошептал:

‒ Все равно не скажу, на час меня точно хватит, как не бей. Сержант сказал, что помощь только через час. Вот и выбирай. Либо наши там бьются час, либо только десять минут, пока постепенно открываются игровые консоли.

Лен заглянул Дику в глаза, медленно опустил его на пол и словно сдулся:

‒ Черт твоя взяла, но ты за это ответишь. Осборн медленно дошел планшета, поднял его, кинул на колени Дика, ‒ Делай!

Потом они десять минут ждали, следя за мечущимися по зданию огнями и прислушиваясь к звукам боя, изредка прорывавшимся через уже почти нестерпимый рев серены. Потом они бегом вскочили на платформу и за оставшиеся до взрыва тридцать секунд постарались как можно дальше убраться по транспортному туннелю от энергостанции. Едва они на четвереньках заползли в тот ход по которому вышли к транспортному туннелю, их ноги и руки ощутили мягкий толчок, а вслед за ним пришел приглушенный звук взрыва и волна жара.

Когда они выбрались назад в дом, на выходе из дома стояло странное вытянутое, узкоплечее существо, лишь издали похожее на человека.

Длинные, какие-то пегие волосы были собраны в жидкий хвост, одето оно было в непонятного цвета, рубашку на одной завязочке у горла и шорты. Существо стояло в дверном проеме, смотрело на улицу и словно на ветру раскачивалось на тонких ногах. Худющие, почти одни кости, руки безвольно повисли вдоль тела. Осборн, выходя из дома задел его плечом и человек заколыхался будто пружина. Писарь попросил человека дать пройти, тот медленно повернулся и посмотрел на Дика бесцветными глазами с остановившимися зрачками… и ничего не ответил. Дик слегка отодвинул его в сторону и вышел на улицу.

Город было не узнать. От былой разнузданной красоты не осталось и следа. Куда — то исчезли разноцветные строения различной формы и высоты, яркие краски. Кругом стояли одно — максимум двухэтажные кубы без окон, утыканные какими-то железяками и выкрашенные в белый или бледно-розовый цвет. Самым мрачным выглядело здание энергостанции. Следы гари словно черной бахромой оплели все стены. Вокруг валялись обломки военной техники. По улицам бродили десятки белесых туземцев очень похожих на того, которого Дик и Лен встретили на выходе из дома. Они словно ожившие мертвецы бесцельно шатались по дороге, натыкаясь на любое препятствие.

Взвод жандармов приводил себя в порядок: считали убитых, оказывали помощь раненым. Лен отыскал сержанта и стал ему докладывать. Дик не стал подходить к командиру, а наблюдал издалека. И чем дольше Осборн докладывал, тем все краснее становилось запыленное лицо сержанта, тем длиннее становились многообещающие взгляды, бросаемые сержантом в сторону Писаря. Наконец сержант не выдержал и рявкнул:

— Писарь ко мне, бегом!

Дик вздохнул и потрусил к сержанту. Не успел он вытянуться по стойке смирно и доложить о прибытии, как что-то темное и тяжелое прилетело ему в голову, взорвалось и свет погас. Очнулся он из-за того, что сержант тряс его за воротник и орал в лицо:

— Это правда сволочь, что тебе местные наркоманы дороже наших ребят, дороже присяги, признавайся сволочь.

Дик чувствуя, как вместо левого глаза у него наливается огромный болючий желвак, нашел силы вымолвить:

‒ Нет сэр, это не правда. Я верен присяге и Уставу. Согласно присяге, ‒ дальше Дик напрягся, но вспомнил и процитировал: ‒ «я будучи воином жандармерии клянусь бороться с преступностью и защищать гражданское население от нарушителей закона».

— Присягу ты давал Великому Сатрапу, а эти гражданские не наши, да и не гражданские вовсе. Вон одна бабка сколько военных дронов на нас натравила. А ты ради них принес в жертву четверых наших! И еще семеро раненых. И все на ровном месте! не понятно ради чего! Я отдаю тебя под трибунал! Осборн, арестовать его и передать комендантской роте!

Лен ловко содрал с Пекаря защитный костюм, отобрал оружие, скрутил ему руки его собственным ремнем и повел к обосновавшейся, недалеко от жандармского взвода, усиленной армейской роте, пришедшей им на помощь.

Вернувшись он поинтересовался у Рубенса, где его будут судить, предположив, что это произойдет на Тау-Кита.

— Ничего подобного, ‒ возразил Рубенс, — зачем его еще куда-то тащить, здесь расстреляют, по решению полкового суда.

Суд состоялся через неделю, на борту десантного транспорта. В тренажерном зале, за большим столом, уселись полковник Эверид, капитан Грейс и лейтенант Апре. Перед ними в небольшой клетке сидел Писарь.

— На основании показаний сержанта Вейса и рядового Осборна, вы согласно Военному уложению Империи обвиняетесь по трем пунктам, а именно, — Апре полез в планшет и наводящем тоску монотонным голосом зачитал, — Вы обвиняетесь в неисполнении приказов непосредственного начальника, предательстве в военное время и умышленном убийстве двух и более военнослужащих Центрально галактического Союза во время боевых действий. Каждый из трех пунктов предусматривает только один вид наказания: смерть. Правда разными способами: первый и третий пункт смерть через расстрел, второй пункт, в зависимости от тяжести вины, предусматривает от повешения до четвертования. По этим статьям не предусмотрено смягчение вида наказания, предусмотрено только смягчение способа наказания. Подсудимый, встаньте Вам понятны пункты обвинения? — Апре посмотрел на Дика.

Суд продолжался не более часа. Решающими для вердикта стали еще раз озвученные показания сержанта и Осборна. Сержант рассказал, что ему показалось странным стремление Писаря выдать действия Хелен Браун за игру, хотя в результате ее так называемой «игры» было ранено, правда легко не менее пяти бойцов взвода. Сам Писарь в бою у дома Браун не участвовал, а находился около ее саркофага. Хотя то что он описывал, находясь якобы в «игре» Хелен Браун, очень было похоже на то, что реально происходило в бою. К сожалению сержант не готов был дать однозначную оценку действий или бездействия Писаря как переход на сторону врага или предательства:

— Ваша честь, — сержант, обратился к председателю военно-полевого суда, — мы впервые столкнулись с такого вида противником, который якобы, если верить Писарю, ведет атаки из виртуальной реальности, поэтому насколько это возможно, я не могу оценить, а значит не могу оценить насколько рассказ Писаря о том, что он делал во время атаки на нас у дома Браун, правдив. Я за свою службу повидал многое и скажу, что в жизни может, случиться всякое, и как командир я должен это учитывать в своих действиях. Но если говорить о фактах, то во время этого боя, Писарь находился в обездвиженном состоянии у саркофага Браун. Что же касается задания по выведению из строя энергостанции, то оно было выполнено в установленные сроки, хотя согласно рапорту старшего по группе Осборна, оно могло быть выполнено на десять минут раньше.

К сожалению, личные средства контроля в условиях защищенной энергостанции не функционировали. Но промедление, если оно было, стоило жизни моим людям, поэтому я и передал дело в военно-полевой суд.

Давая показания, Лен не стал ничего утаивать и рассказал все как было. От себя он добавил только свое крайнее возмущение, тем что Писарь отдал предпочтение какой-то не внятной возможности спасти чужих и пожертвовать своими.

— Такое отношение, прошу прощения, Ваша честь, если я влезаю не в свое дело, — закончил свою речь Осборн, — безусловно должно быть строго наказано, возможно даже смертью.