Заросли

Письма от Егоркина Галя не получила и после приезда из Сочи. И почему-то это не задело, не взволновало.

Кот первый почуял напряжение в квартире, спрятался под стул, стоявший возле телевизора, и следил оттуда за Галей с Алешей хмуро и отчужденно.

И мать, Зинаида Дмитриевна, вскоре стала посматривать на них внимательней, почувствовала, что они взволнованы, но в чем дело, понять не могла и за обедом спросила:

– Что вы смурные сегодня какие-то, а? К чему вы прислушиваетесь? Что случиться должно?

– Ни к чему мы не прислушиваемся, – удивленно передернула плечами Галя. – Откуда ты взяла?

Алеша посмотрел на Галю с подозрительностью. Он, занятый ожиданием звонка, не замечал состояния сестры.

– Что я, не вижу! Слепая? – повысила голос Зинаида Дмитриевна. – Сейчас пообедаем, и в магазин пойдешь. Картошка кончилась!

– Наташка сходит, – буркнула Галя.

– Ага, Наташка! – вскинулась сестра. – Ты в отпуске, а мне уроки учить… Сходишь, не развалишься.

– Твоя очередь. Разленилась совсем, – не уступала Галя.

– Ага, – повысила голос Наташа, но отец перебил ее:

– Хватит конаться, ты пойдешь! – взглянул Василий Гаврилович сердито на Галю. – А то слоняешься весь день по квартире. Тоску наводишь!

Резкий звонок разорвал наступившую тишину. Галя подскочила на стуле так, будто ее подбросила вверх катапульта. Стул загремел на пол. Галя, не обращая на это внимания, бросилась к телефону. Кот шарахнулся из кухни впереди нее и метнулся в комнату. Звонки шли непрерывно. Междугородный звонок. Алеша застыл с ложкой в руке.

– Ну, кобыла, – сказал сердито Василий Гаврилович, наклоняясь за стулом. – Чуть стол не перевернула!

– Алешка, тебя! – крикнула нервно Галя.

– Кто? – подскочил теперь Алеша.

– И этот туда! Вторую руку сломает! – покачала головой Зинаида Дмитриевна. – А говорят – не прислушиваются.

– Мужчина какой-то, – ответила Галя, возвращаясь к столу.

– А-а, – разочарованно протянул Алеша и взял трубку.

– Алексей? Здравствуй! Из Куйбышева тебе звонят, тренер Харитонов Константин Петрович. Слышал о таком?

– Слышал, – ответил Алеша с недоумением. Непонятно, зачем он понадобился знаменитому тренеру ЦСКА Харитонову.

– Тебе сейчас девятнадцать? Я не ошибаюсь?

– Да.

– Значит, в армию вот-вот призовут?

– Наверно.

– Послужить-поработать у меня хочешь?

Алеша растерялся.

– Ну, что молчишь?

– Я… Я не знаю…

– Что ж тут знать?! Собирайся и приезжай!

– У меня ключица сломана… Я в гипсе…

– Я тебе дело предлагаю, а ты о пустяках! Ключица? Покажи мне гонщика, кто ключиц не ломал… Думай быстрей, я не привык уговаривать! Привык, когда меня уговаривают! Ну, так как?

– Можно я перезвоню вам… С родителями посоветуюсь!

– Не мальчик уже! Пора самому решения принимать!.. Ну ладно, записывай телефон…

Алеша записал, вернулся на кухню и остановился в двери, прислонился к косяку. Его ждали, на него смотрели. Ответы его были хорошо слышны.

– Ну, что случилось? – спросил хмуро Василий Гаврилович.

– Меня в армию призывают…

– Теперь по телефону призывают? – усмехнулся Василий Гаврилович. – Новости!

– Я не шучу! Тренер ЦСКА в Куйбышев зовет… Знаменитый на весь мир тренер! Я не ожидал… Я рад… Я соглашусь…

Не успел ничего ответить Василий Гаврилович, как снова проснулся телефон. Галя опять вскинулась, но отец сердито цыкнул на нее:

– Сиди!

Алеша поднял трубку.

– Алексея можно? – раздался тонкий женский голос.

Алеша ни разу не разговаривал со Светой по телефону и не узнал, а скорей догадался, что это она.

– Света, ты?

– Алеша, мне тебя видеть нужно! – вдруг всхлипнула Света. – У меня беда!.. Я не знаю, как быть…

– Где ты находишься?

– У метро… неподалеку от твоего дома…

– Света, возле нашего дома скверик есть. Там несколько скамеек… Я спускаюсь! Жди меня!

Алеша бросил трубку и стал переодеваться, менять брюки, гадая, что могло случиться со Светой. Одной рукой переодеваться неудобно. Хорошо хоть, в гипсе левая, а не правая. Левой сильней измучаешься. Об обеде, о родителях, о Куйбышеве Алеша забыл, но Василий Гаврилович напомнил ему, появился в двери комнаты:

– Что еще случилось? Ты куда? А обедать?

– Я поел… – сказал Алеша и, чтобы избежать дальнейших расспросов и не сердить отца, добавил с ласковой улыбкой, касаясь плеча отца рукой: – Пап, не сердись! Серьезное дело! Я еще сам не знаю… ничего… Не сердись! Иди обедай!

– А как же армия? Ответа ждут, наверно?

– Ничего, успею… Я соглашусь! Какой гонщик не мечтает попасть к Харитонову! Но не каждого он берет… А меня сам пригласил… Я соглашусь!.. Ведь все равно через месяц армии не миновать… Мне, можно сказать, повезло…

– Помочь одеться? – спросил Василий Гаврилович, глядя на неуклюже натягивающего сорочку сына.

– Пуговицы только… – смущенно улыбнулся Алеша.

II

Света прилетела в Москву рано утром. Люди выходили из самолета, ежились, шутили, мол, здесь не Сочи. Хорошо хоть, мороза нет. Света позвонила матери: опасалась приехать без звонка и застать мужчину. Было такое однажды. Раньше, когда Света была школьницей, мать изредка оставляла кого-нибудь из многочисленных возлюбленных ночевать, особенно когда думала, что дочь в соседней комнате спит и не слышит. После таких ночей Свете противно на мать было смотреть весь день, и в девятом классе она спросила у матери утром:

– А если и я мужиков водить начну? Что ты на это скажешь?

Мать хотела прикрикнуть, рассердиться, но взглянула на взрослую дочь, оглядела ее с ног до головы удивленно и ответила:

– Поняла, доча! Больше не буду!

И больше не приводила. Частенько сама возвращалась поздно, но всегда звонила, предупреждала, что у подруги задержится часиков до двенадцати, чтобы не ждала ее, ложилась спать. Во сколько мать возвращалась, не знала. Спала. Один раз проснулась, услышав, как ключ в двери скрежетал, посмотрела на часы: шел четвертый час…

Прилетела Света из Сочи, позвонила, но трубку никто не взял. «Спит или у «подруги» до сих пор задержалась!» – усмехнулась Света.

Дома заглянула в комнату матери. Никого не было. К постели, видно, этой ночью не прикасались.

Света часа два вздремнула. Мать не явилась, и Света стала думать, кому позвонить – Алеше или Шурику, так звали ее жениха, журналиста. Решила сначала с Шуриком развязать, а потом уж Алеше звонить. Шурика дома не было. Трубку взяла его мать и ответила, что он на даче и ночевал там. Рукопись у него какая-то сложная попалась. Третий день сидит!

Дача у Шурика хорошая, с печью, с камином. В ней зимовать можно. Была там Света в феврале, на лыжах катались большой компанией. Устали, намерзлись, нагрянули на дачу. Он камин затопил, вина холодного достал. Отогрелись, песни пели, потом Шурик соблазнял ее остаться ночевать.

Посидела Света с телефоном в руках, соображая, звонить Алеше или нет, и не решилась. Сначала нужно старые узлы развязать, а потом уж новые завязывать. А так – стыдно! Собралась и поехала на дачу к Шурику. Вдвоем, в тиши, лучше всего объясняться. Никто не помешает.

Дача у Шурика недалеко от Москвы. Полчаса езды. День жаркий выдался. Солнце печет, словно июнь наступил. Скинула Света легкий плащ, набросила на руку и двинулась по дорожке вдоль железнодорожной линии. Дачу от полотна железной дороги отделяла широкая лесопосадка. Деревья еще стояли голые. Почки набухали, но лопаться не торопились, а трава уже густо зеленела возле дороги. Воздух был густой, весенний. Пахло травой, соком березовым, землей влажной. Стрижи носились над домами, кричали радостно, воробьи орали взахлеб в кустах. Хорошо! Даже забылось, что с невеселой миссией шагает. Подошла к калитке, открыла.

Дом был большой, с потемневшими от времени голыми бревнами, и стоял он посреди участка. На площади от калитки до дома земля, не тронутая лопатой много лет. Тут стоят группками столетние березы, осины. Между ними к дому тропинка. Она еще сыровата была, и Света пошла по сухой прошлогодней траве, сквозь которую густо пробивались зеленые иглы молодой травки. Вход с фасада закрыт всегда, и тропка вела вокруг дома мимо окон. Света увидела, что створки окна распахнуты наружу, и голоса слышны. Голоса воркующие: мужской и женский. Дом старый, осел от времени. Окна низковаты стали для него. В окно не то, что Света, десятилетний ребенок заглянуть может. Узнала Света голос матери. Удивилась: что это тут мать делает? Подошла к окну и остолбенела! Мамаша с Шуриком лежали в постели под одеялом.