Праведник

— Где ты был? — спрашиваю я, как только он подходит ко мне.

— Снаружи, — отвечает он, одаривая улыбкой девушку в нескольких футах от себя.

Я смотрю на него, изучая прищуренными глазами.

— Где?

Сделав глубокий вдох, он поворачивается ко мне лицом.

— Иден Харрис была здесь, — отвечает он, скорее, признаваясь, чем утверждая.

Мое сердце колотится так сильно, что у меня перехватывает дыхание.

— Где?

— На автостоянке. Я сказал ей, чтобы она уходила.

Я вдыхаю полной грудью душный воздух.

— Нет. — Она пришла ко мне. Она вернулась.

Отходя от него, я пересекаю клуб, устремляясь к входной двери.

Как только выхожу на улицу, я замечаю желтую кучу металлолома, называемого автомобилем, притаившуюся под линией высоких вязов. В этой штуке больше ржавчины, чем краски, и я уверен, что это подобие транспорта незаконно эксплуатировать. Могу только сделать вывод, что она, должно быть, действительно святая, раз для нее так мало значат материальные ценности.

Пересекая посыпанную гравием автостоянку, я открываю дверь. Машина начинает качаться из стороны в сторону, когда я проскальзываю на пассажирское сиденье.

Иден замирает, ее пальцы по-прежнему крепко сжимают руль неподвижного автомобиля. Длинные пряди мокрых волос прилипают к ее лицу, тело слегка дрожит, а кожа приобретает опьяняющий голубой оттенок. О бессонных ночах свидетельствуют круги у нее под глазами, такие темные, что больше походят на синяки.

Ее взгляд ни на секунду не отрывается от ветрового стекла, но дыхание учащается, грудь поднимается и опускается, а тело инстинктивно напрягается. Отодвигаясь, она вжимается в водительскую дверцу, создавая между нами как можно больше пространства, насколько это возможно внутри крошечного салона машины. Я улыбаюсь, видя, насколько она загнана сейчас и пронизана желанием сбежать. Она боится меня.

Исчезли ее уверенность, смелость и тот налет силы, который она когда-то так хорошо продемонстрировала. Броня, которую я впервые увидел, треснула и повредилась, но под ней я чувствую ее доброту и чистоту. Они просачиваются сквозь эти трещины, как ослепительный белый свет, согревая самые темные уголки моей сущности.

— Я не могу вернуться домой, — выдыхает она неохотное признание. — Я должна сделать… кое-что, — ее рука поднимается, чтобы смахнуть случайно набежавшую слезу. В мгновение ока мои пальцы обхватывают ее запястье, останавливая движение. Ее глаза встречаются с моими, остекленевшие и расширенные от шока. Мир, кажется, на мгновение перестает вращаться, останавливаясь, чтобы лицезреть совершенство плачущего ангела. Эта единственная капля влаги стекает по гладкой, бледной коже ее щеки, как драгоценный камень. Она задерживает дыхание, когда я протягиваю руку и провожу кончиком большого пальца по мягкости ее кожи. Я хмурюсь, глядя на слезинку, которая теперь прилипла к кончику моего пальца. Такая хрупкая. Такая редкая. Я желаю ее слезы.

— Ты вернулась, — тихо выдыхаю я.

— А куда еще мне идти? — Прочь. Как поступил бы любой здравомыслящий человек. Она опускает взгляд на свои колени, где ее пальцы сплетаются вместе. — Ты следил за мной, — говорит она. Ах, Иден, ты даже не представляешь, на что я пошел, чтобы наблюдать за тобой. — Почему?

Я расправляю манжету своего пиджака.

— Ты — аномалия. Фактор, который я не предсказывал. Риск. — Во многих отношениях.

Я не люблю рисковать. Мне не нравится, когда я не владею информаций о каждом отдельном элементе ситуации, и я ненавижу терять контроль. Вот почему я изначально присматривал за ней, но теперь… теперь все по-другому. Теперь я знаю, кто она такая, почему она здесь… чтобы судить меня. Эта мысль заставляет меня разрываться между желанием убить ее и посадить в клетку, как симпатичного экзотического питомца. Конечно, я никогда не смогу на самом деле убить ее, но плачущий ангел за решеткой… Да, она будет настоящей находкой.

— Значит, ты преследуешь меня?

— Я всегда наблюдаю, ангел. Помни об этом. — Как глаза самого Бога.

Ее руки крепко сжимаются на талии, когда дрожь сотрясает все ее тело.

— Я не представляю для тебя угрозы, Сейнт. Я просто хочу вернуть своего брата, — бормочет она. Чувство вины. Она носит его как открытые кровоточащие следы содранной с человека кожи.

— Ты чувствуешь ответственность за него.

— Конечно.

— Почему?

Эти гипнотизирующие зеленые глаза впиваются в мои.

— Потому что ему семнадцать!

— Достаточно взрослый, чтобы понимать разницу между правильным и неправильным.

— Жизнь не так проста. Он хороший парень.

— Он преступник.

— Он не такой, как ты, — выплевывает она, яростно сверкая глазами.

Я наклоняю голову, изучая ее. Она злится из-за правды. Она хочет видеть в своем брате все самое лучшее, несмотря на факты, которые находятся прямо перед ней. Бог прощает всех. Конечно, ангел хранит веру.

— Он сделал выбор.

— Жизнь не настолько черно-белая, Сейнт. — Мне не должно нравиться, как звучит мое имя на ее языке, но это… рай.

— О, но это так. Причина и следствие. Грех и отпущение грехов.

— Ты проповедуешь мне религиозные догматы?

Я отвожу взгляд. Вода стекает по ветровому стеклу, размывая изображение церкви, как на абстрактной картине, искажая его.

— Религия — это сама основа человеческой морали… нравственности, контроля, сдержанности; это те качества, которые отличают нас от животных, — я смотрю на нее. — Достойного от недостойного. Благословенного от проклятых.

Ее гипнотический взгляд задерживается на мне на долгое мгновение, шесть тяжелых ударов моего сердца, если быть точным.

— И кто же ты такой?

— Исключительный.

Крошечная морщинка пролегает между ее бровями, когда она качает головой.

— Ты безумен.

— Я провидец.

— Послушай, мне все равно. Мне просто нужно, чтобы ты нашел моего брата. Вот и все, — ее голос обрывается, и эти трещины снова начинают смещаться и расширяться. Но на этот раз ее свет тускнеет, будто он медленно гаснет. Эта мысль мне очень не нравится. Каково наказание для человека, который заставит ангела пасть?

— Тебе следует пойти домой, — говорю я, хотя и не знаю почему. Похоже, как бы сильно я ни старался избегать ее, Господь предопределил, что наши пути должны переплестись. Это кажется неизбежным… как поезд, мчащийся по рельсам без тормозов.

— Тебе придется убить меня, — шепчет она, и я инстинктивно знаю, что она делает. Ее пустой взгляд прикован к воде, стекающей по ветровому стеклу. Как будто сам Бог оплакивает ее. И как он может не позаботиться об одном из своих ангелов?

Для меня она представляет собой столкновение между моим рациональным, деловым умом и моей богобоязненной душой.

Я всегда ходил по условной грани между морально предосудительным преступным миром и моей религией. Сама моя натура стремится к уничтожению других… наблюдать, как душа человека покидает его глаза. И поэтому я постоянно борюсь со своим «я» в попытке спасти свою испорченную душу. Вы могли бы назвать это эгоистичной потребностью, движимой страхом перед тем, что произойдет, если я сдамся тьме. Моя мать всегда говорила, что в ту секунду, когда я это сделаю, дьявол завладеет мной, и я буду вечно гореть в аду.

И вот эта девушка — эта здоровая, невинная девушка. Я знаю, что она была послана мне. Я это чувствую. Тебе просто нужно взять меня за руку.

— Ты будешь работать на меня, — слова срываются с моих губ прежде, чем я по-настоящему позволяю своему языку произнести их.

— Что? — ее голова поворачивается в мою сторону, глаза расширяются.

— Ты нестабильна сейчас. — Мне хорошо знакомо это чувство.

— Я в порядке.

Она далеко не в порядке. Обводя ее взглядом, мои глаза останавливаются на потрепанном пластыре, прилипшем к ее колену. Бледная дорожка крови стекает по ее икре, обвиваясь вокруг лодыжки уродливой лентой.

— У тебя идет кровь.

— Я в порядке.

— Нестабильна, — повторяю я.