Желай, Рапунцель

– Положу вам еще кусочек.

– О, нет, нет! Я тогда вряд ли оторву себя от стула.

– А мы никуда не спешим, – благодушно отозвался он.

«Коварный план. Откормить до обездвиживания. Я бы не додумалась».

– Спасибо, но я лучше водички попью.

– У меня есть суфле и шоколад.

«Точно обездвижить хочет».

– Не очень люблю сладкое. Я бы лучше посмотрела какие-нибудь фотографии.

Последняя идея пришла спонтанно. Неловкость порождает дикие мысли.

Как и ожидалось, Левин от идеи в восторг не пришел.

– Не получится.

«Прокол. Молодец, Шацкая, все усугубила».

Наверное, Глеб заметил, что она собирается оправдываться.

– Нет, дело в другом. Причина не в том, что я хочу что-то скрыть. Фотографий просто нет. – Он положил сцепленные в замок руки на стол. – Такое бывает, когда ты являешься разочарованием для семьи.

Глава 18. Притяжение ночи

Дорожка была уже не просто скользкой. Она превратилась в катастрофически опасную, как тропка в зонах периодического схода оползней. Но, несмотря на сигналы чуткой интуиции, Даня решилась на нее ступить. И, возможно, ей вскоре придется поплатиться за то, что она склонила Левина поднять эту тему.

Молчание по-настоящему угнетало.

«Вот же, даже не могу продолжить есть, чтобы хотя бы вид сделать, что не заинтересовалась. Не надо было жрать все разом!»

Глеб неторопливо поднял стакан и сделал долгий глоток.

«Не знаю, чего мне хочется больше. Чтобы он закрыл тему, так и не продолжив мысль. Или чтобы вывалил на меня еще информации, от которой я сильнее увязну в этом болоте». – Даня тоже схватилась за стакан.

– Каждый родитель желает, чтобы его ребенок добился успеха. – Глеб прочертил в воздухе круг стаканом, меланхолично наблюдая, как в емкости, подчиняясь сторонней силе, покачивается жидкость. – Но есть кое-что на подсознательном уровне – желание, сравнимое с наивысшим уровнем жажды. Кто-то изначально осознает это и принимает как данность, а кто-то обманывает себя, упиваясь любовью к частичке себя – к своему ребенку. Дети – наше продолжение. Часть нас. Результаты существования ребенка, его достижения, его успехи – это и триумф его родителей. «Это же я, – думает родитель. – Мой ребенок – это тот же я. Моя плоть. Мои клетки. То, что воплощает он, то делаю я. То, чего он достигает, эти достижения – мои. Он – я». – Левин отодвинул от себя тарелку с нетронутым блюдом. – Ребенок – это словно второй шанс для человека. Возможность достичь того, чего не смог он сам. Многие сознательно пользуются этим, воплощают себя и свои стремления в своих детях. Другие даже не догадываются о своих желаниях. Они спрятаны там, далеко, в подсознании, но рвутся в реальность через поступки: через заботу, через ограничения, через невинное внушение… Сложно понять, кто из них страшнее: тот, кто понимает, что имеет власть над еще беспомощной маленькой душой, и уже продумал, как ее использовать, или тот, кто верит, что от начала и до конца поступает во благо маленькой беспомощной душе.

Несмотря на два выпитых стакана сока, Даня ощутила, как пересыхает в горле. Она впервые пожалела, что не представляет собой этакую наивную глуповатую клушу, сходу зацикливающуюся на какой-нибудь маловажной чуши. Тогда все было бы гораздо легче.

«Какая заумная фигня, – подумала бы она тогда. – Зато как сексуально он шевелит губами на паузах между предложениями. Чуть-чуть вытягивает… Ой, что-то говорит опять. На всякий случай покиваю. А поулыбаться можно?..»

Но, к сожалению, Даня понимала каждое слово. Мысль, заключенную в переплетении сложных предложений. И уж, конечно, ее не тянуло улыбаться. Ни черта!

– Слишком долгое и скучное вступление, да? – Глеб хмыкнул и с силой провел ладонью по волосам. – Не с этого я собирался начать наше близкое общение. Правда, не с этого. Но что поделать… – Он поднял голову и, поймав напряженный взгляд Дани, быстро выдохнул. Будто собирался нырнуть на большую глубину и тренировал дыхание. – От вас скрывать ничего не буду. Не хочу. Так я решил.

«На этом месте надо бежать». – Но вопреки собственным мыслям Даня не шевельнулась. Похоже, ей уже было не привыкать совершать глупости.

– Что ж… – Глеб кашлянул и побарабанил пальцами по столу. – Можно сказать, что я – самое большое разочарование моей матери.

«О… – Даня на секунду впала в какое-то пространное состояние. Ее словно засунули в кусок желе и поболтали из стороны в сторону. – Забавно. А я, пожалуй, разочарование моей матери. Правда себя она во мне не видела. И мои достижения ее не волновали. Да и пользы от меня никакой не получила. Пришлось даже еще троих щенков на свет произвести. И вот незадача – никаких результатов. Сплошная трата времени… А вот Левин… Успешный и самодостаточный. И не родительская гордость?»

Наверное, недоверие отразилось в ее глазах, потому что Глеб, поймав этот отклик, расслабленно откинулся на стуле.

– Мне с вами спокойно, – вдруг признался он.

– Думаю, это иллюзия и результат целенаправленного самовнушения, – как можно менее эмоционально откликнулась Даня.

– Может быть. – Глеб не сводил с нее глаз. – Мне нравится ваша практичная деловитость.

– Спасибо… наверное.

– И настороженность.

– Ну…

– И отстраненная деликатность.

– Вы меня плохо знаете.

– Да. И это вполне исправимо. – Глеб подался вперед и положил локти на стол. – Я упорный, понимаете?

– Не совсем. – Даня отодвинулась на стуле. Всего на сантиметр. Хотя Левин вроде как не планировал делать каких-то резких движений – перепрыгивать через стол, к примеру.

– Настойчивый. Вплоть до принципиальности. Амалию это всегда жутко бесило.

– Амалию? – Сложно было удержаться от вступления в красноречивый диалог. Даня прикусила изнутри нижнюю губу.

– Женщину, которая меня породила.

Меткое определение. Все-таки быть матерью – это как обладать определенным привилегированным статусом. Ирина Шацкая за всю свою сознательную жизнь так и не приобрела этот статус. Она так и осталасьженщиной, которая породилаДаниэлу, Кирилла, Леонида и Георгия Шацких.

Но нематерью.

Может, и Амалия не заслужила эту высокую привилегию?

– Так вы – разочарование Амалии? – ничуть не смущаясь, спросила Даня. Вопрос не прозвучал как суховатая грубость, а скорее как давно уже принятое за факт уточнение.

Даню не смутил этот вопрос, потому что она сама была разочарованием женщины, которая ее породила. И это тоже был факт. И она осознавала это, возможно, с тех самых пор, как вообще научилась осознавать суть вещей. Просто осознание с каждым годом становилось все многограннее.

В интонациях девушки не было издевки. Не было в них и сочувствия.

Посмей посочувствовать кто-нибудь Дане из-за этого, и она, наверное, впала бы в ярость.

– Да. – Глеб тепло улыбнулся девушке. Ему как будто стало лучше. – С другой стороны, от меня ничего особенного и не ждали. Я – младший. Так, массовка на фоне. Амалия просто разочаровалась изначально. И благополучно сосредоточилась на моем старшем брате.

«На отце Якова?» – Даня напряглась и шумно выдохнула.

Ее начало мутить от откровений. Обычно она не допускала таких ситуаций. Не втягивала себя в чужие проблемы.

«Насколько эффектно получится, если меня стошнит прямо сейчас?»

– Он был лучше. У него всегда все получалось. – Глеб наклонил голову к плечу, взгляд стал испытывающим. – Вам знакомо это чувство?

Сформулировать что-то доходчивое в ответ на заданный вопрос Даня не успела. Глеб сам завершил диалог.

– Извините. Виноват. Не учел то обстоятельство, что вы – старший ребенок. Думаю, младшие стараются на вас равняться.

«Это вряд ли». – Даня ни капли не сомневалась в том, что является самым худшим примером для подражания.

– А вы равнялись на старшего брата? – не утруждая себя личностными уточнениями, поинтересовалась она.

– Нет, никогда. – Глеб щелкнул пальцами по стеклянной стенке стакана. – Мы росли отдельно друг о друга. Виделись редко. В детстве мне было одиноко, но затем я, в общем-то, понял, какой простор для фантазии открывает тот факт, что на тебя никто не надеется. Ты свободен. Волен жить так, как хочешь, и быть тем, кем пожелаешь. Неплохо, когда есть старший брат, успешно угождающий родителям и воплощающий в реальность именно то, что от него ожидают. А младшенький-раздолбай пусть гуляет, главное, чтобы семью сильно не позорил.