Хранитель ядов

Нет, я не должна была стать свидетелем подобной сцены. Разве это не прекрасное таинство? Разве не сокровенный обмен доверием – пусть и без взаимных чувств? Джерар не имел права делиться оказанным этой девушкой доверием. Не должен был превращать это в спектакль, а меня – в безвольного зрителя! Чувство унижения окутывало меня холодом, но жар гнева легко перебивал его эффект.

Какой же гадостный человек! Как же мерзко осознавать, что в нашем жестоком мире доверять кому-то, вверять всю себя – непозволительная роскошь.

– Джерар, – всхлипнула Санни и потянулась к нему.

Снова ледяная улыбка на губах. Настолько явственное пренебрежение покоробило меня. Захотелось ударить его. Не дать пощечину, а ударить с размаху – вбить это высокомерие в его отвратное нутро под красивой оболочкой, чтобы он больше не смел обманом заставлять юных глупышек думать, что они обязаны сделать для него нечто особенное. Не смел вызывать жалость к себе. Не смел так открыто торжествовать над сломленной добычей и не смел так скоро терять интерес к покоренной жертве!

Кривая улыбка. Понимание того, что теперь я четко различаю каждую линию его искривленных губ, повергло меня в ужас. Ведь теперь он не находился ко мне вполоборота. Джерар смотрел прямо на меня.И ухмылялся.

Он знал, что я уже давно очнулась! Знал с самого начала!

Продолжая лукаво улыбаться, Джерар выпрямился и рывком откинул подол платья Санни, обнажая девичьи бедра. Края платья скользнули по подбородку девушки и замерли скомканными кучами у шеи и на груди. Пальцы юноши, изгибаясь, словно в порывистом танце на клавишах послушного фортепьяно, подцепили тонкую ткань нижнего белья и потянули – вдоль плавной линии полусогнутых девичьих ног.

Санни тряхнула головой, сбрасывая с лица мешающийся подол, и вновь приподнялась навстречу Джерару. Влажные полуоткрытые губы коснулись подбородка юноши в легчайшем из поцелуев.

Я испуганно вздрогнула, когда Джерар с явным раздражением накрыл ладонью лицо девушки – дрожащие от нетерпения губы и подбородок, – будто желая заставить ее замолчать. Мне показалось, что он сделал ей больно – столь стремителен был рывок. Но Санни продолжала блаженно щуриться и, видимо, была не против того, чтобы он закрывал ей рукой рот и, давя, заставлял все больше откидывать голову.

Кинув быстрый взгляд в мою сторону, Джерар провел свободной рукой по внутренней стороне бедер девушки. В этом жесте не было ни капли нежности, а одна лишь неприкрытая меркантильность скупердяя, присматривающегося к товару.

Меня передернуло от отвращения. Куда же делась вся робость?

Верно. Ее попросту никогда не существовало.

Рука юноши сползла ниже, скрываясь от моего взора. Санни неожиданно ахнула, ее бедра подскочили, будто само покрывало подбросило девичье тело вверх. Позволив девушке рухнуть обратно на кровать, Джерар, взирая на меня сквозь покров упавших на глаза волос, принялся двигать рукой. Санни громко застонала. Ее дрожащие пальцы царапнули живот и нырнули между ног вслед за пальцами юноши.

– Тсс… – прошелестел Джерар, удерживая свободной рукой ногу девушки, колено которой уперлось ему в бок.

– Не надо, не надо… – всхлипнула Санни и тут же задохнулась в собственном протяжном стоне, когда Джерар, на секунду замедлившись, возобновил движение. Вперед-назад, рывками, до сладострастного упора, предела ощущений, которые достигали даже меня через хриплые задыхающиеся вскрики Санни, через волны, расходящиеся по покрывалу от извивающего тела, через непристойные хлюпающие отзвуки, служащие аккомпанементом тяжелым вздохам и звенящему средь каменных стен бессознательному стенанию.

В контрасте с обезумевшей от ощущений Санни умиротворенная сосредоточенность Джерара пугала.

Мои уши горели, ком встал в горле. Я боялась дышать, боялась почувствовать запах чужой похоти, который в удушающей атмосфере комнаты стал почти материальным. Я должна была защититься, укрыть сознание от надвигающегося шторма чужой порочности, но просто не знала, как это сделать. Растерянность всецело властвовала в моем столь идеально выученном разуме, как тогда с Дакотом. Жизнь в очередной раз выплескивала мне в лицо помои истины: нельзя быть готовой ко всему. Невозможно. Что-то приходит с опытом.

И единственное, что я сейчас могу сделать, это попытаться пережить то, с чем пока не в состоянии совладать.

Протяжный взвизг. Санни выгнулась всем телом, достигнув своего пика. Джерар, насмешливо фыркнув, провел пальцами по бедру девушки – там, где я могла четко видеть оставленные им влажные дорожки, поблескивающие, как свет, пойманный в каплях дождя на стекле.

Бесстыдно облизнув губы, Джерар привстал на кровати, удерживаясь на коленях. Медленное движение вниз – оно было бы и вовсе незаметным в своей неуловимой ненавязчивости, если бы не включало в себя избавление от брюк.

На сей раз жгучий жар перекинулся на мои щеки. Проще всего было зажмуриться, но, к сожалению, я никогда не считала, что, если отгородиться от реальности, то это поможет избавиться от проблем.

Смотри и анализируй…

Святые Первосоздатели! Какэтовообще можно анализировать?!!

Джерар бережно огладил свою влажную плоть – неспешно смакуя взглядом выражение, застывшее на моем лице. Это безмолвное приглашение полюбоваться собой повергло меня в еще больший ужас. Прикусив нижнюю губу, я ждала, пока эту боль затмит саднящая резь в глазницах – столь широко были распахнуты мои глаза, а моргать я, по всей видимости, попросту разучилась.

Мой дикий страх понравился Джерару. Он шумно вдыхал и медленно выдыхал, лаская себя.

Затем, не глядя, он потянулся вперед и схватил Санни за ноги у самых колен. Девушка, до этого момента тихо лежащая, из-за неожиданного прикосновения взбрыкнулась, но Джерар, не обратив на это внимания, притянул ее к себе. Она уже немного пришла в себя, поэтому тихо ахнула, увидев, что юноша полностью обнажен.

Как бы ни был мерзок этот Джерар, его тело было действительно прекрасно. Свет светоч-камней, падающие тени, изгиб самого тела превращали юношу в образ с пылающими контурами – посмей дотронуться и обожжешься. Но зов слишком силен, нестерпимо громок, болезненно ощутим. А Санни была всего лишь человеком. Жаждущим и уже покоренным.

Джерар грубо перехватил тянущиеся к нему руки и резко развернул девушку спиной к себе. От рывка взлетели светлые локоны, скомкался подол платья, обнажая бледные округлые колени.

– Давайте взмоем к небесам, милая Санни, – прошептал он, прижимаясь щекой к девичьему затылку.

– Джерар? – Щеки Санни покрылись нежно-розовыми пятнами. – О Первосоздатели!

Ладони Джерара скользнули под коленями девушки, и он с легкостью приподнял ее над постелью, заставляя раздвинуть ноги до упора.

«Святая Вода и сохраненная благодать в глубинах твоих, одари пропащую сущность мою силой своей, как ливни твои питают иссохшие земли».

Молитва Святой Воде – великой стихии, благословившей наше Королевство, – единственная связная мысль, захватившая измученный разум в этот омертвляющий сознание момент.

Молиться стихиям. Совсем на меня не похоже. Но обездвиженная и сломленная откровениями порочной и мерзкой реальности я могла лишь заглушать в себе нарастающий рокот ярости и тушить в груди испепеляющие пожары, порожденные стыдом и унижением.

А Джерар упивался всевластием. Удушающий жар этой комнаты покорно служил своему властителю, слизывая терпкий запах пота с обнаженных тел, вбирая его в себя и пропитывая им то, что осталось за гранью этой страсти. Запах похоти легонько царапал мое восприятие, пробуждая желание исчезнуть, раствориться в духоте комнаты, выжечь внутри все, что воплощало в себе разумное осознание.

Не хочу видеть, не желаю слышать, не могу смириться…

Но буду внимать, буду слушать, буду защищаться.

Джерар резко опустил Санни на себя, алчно вторгаясь в ее тело. Он полностью развернул ее в мою сторону, позволяя мне разглядеть малейшую подробность – каждый сантиметр кожи мест, которых обычно принято таить под одеяниями. Бесстыдно раскоряченные девичьи ноги, покрытые россыпью влажных пятен, бедра, исчерченные блестящими дорожками стекающих по гладкой коже капелек пота и покрасневшие в тех местах, где пальцы Джерара грубо впивались в благодатную мягкость, не давая извивающемуся телу девушки рухнуть на постель, и лоно юной девы – полностью распустившийся цветок, раскрывающийся навстречу тверди разгоряченной плоти.