Хранитель ядов

– Издохни, господская неженка. Ты меня выводишь из себя. Какого дьявола ты вечно отираешься тут? – Матильда бросила на меня злобный взгляд и постучала кулачком по голове. – Без мозгов совсем? У тебя папочка богатенький, море красивейших нарядов и куча слуг, а ты притворяешься одной из нас – прозябающих в нищете и вынужденных работать день и ночь. Дуреха тощая.

– Не думаю, что обязана объяснять тебе смысл моих действий.

– А мне и плевать с дворцовой колокольни на всякие твои глупости. – Матильда спрыгнула с бочки и плавным движением перебросила тугую косу через плечо. Хищно улыбнувшись, она подошла ко мне и больно ткнула пальцем в грудь. – Хочешь поиграть, изображая бедную селянку – пожалуйста, подавись и не смей пищать. А ко мне не лезь. Хочу свободы. Я молода и желанна, и мне хочется развлекаться с симпатичными невинными мальчиками, преклоняющимися передо мной, словно перед богиней.

– Невинными? – Моя левая бровь поползла вниз, а правая скользнула ввысь. Согласна, меня уж очень перекосило, но какую реакцию еще можно ожидать от столь бесстыдного заявления?

– Да, неженка. – Матильда мечтательно закатила глаза, чуть ли не исходя слюной. – Такими сладкими, как еще не распечатанная конфетка. Только-только стали совершеннолетними и еще не осознали свою взрослость. Неопытные птенчики, которых так забавно направлять. – Она наклонилась к моему уху и слегка подула. – Кроткие, а потом вдруг неистово дикие и... голодные. А потом снова испуганные и послушные. Делают все, что им скажешь. Некоторым хватает даже вида одной оголенной ножки, представляешь? – Хмыкнув, Матильда отстранилась. – Хотя тебе-то почем знать.

– Любишь же ты разбивать юные сердца. – На меня ее речь не произвела особого впечатления. – Помнится, на той неделе тебя интересовали исключительно мужчины в самом соку.

– Угу, было дело. – Матильда вытащила из букетика в моих руках пару травинок, понюхала и, брезгливо поморщившись, кинула на пол. – Быстро утомляются. Да и изо рта пованивает дерьмом.

– Не скажи. – Я двинулась к выходу. – Не стоит слишком уж утрировать.

– А? Что за мудреные слова, белобрысая? – Матильда нехотя поплелась за мной.

– Ты преувеличиваешь. Вот, что я хочу сказать. И прекрати дерзить, а то привыкнешь и ляпнешь что-нибудь оскорбительное кому-нибудь, кто не будет столь доброжелателен к тебе, как я. Поверь, в этом мире наказывают даже самых хорошеньких и соблазнительных девиц.

Тяжелая рука Матильды легла на мое плечо и, собрав в складки ткань платья, дернула меня на себя. Всегда проявляющаяся ни к месту неустойчивость дала о себе знать, и я завалилась назад, рухнув затылком прямо на мягкую грудь девушки.

– Мне твои подачки ни к чему, неженка! – прошипела она, обдавая мой лоб горячим дыханием. – О себе лучше подумай.

– Только тем и занимаюсь, что размышляю. Но, боюсь, не о себе – неинтересно думать о ком-то столь неинтересном.

Стоять в полусогнутом положении было неудобно. Я подняла голову, намереваясь оценить настрой собеседницы.

– Твой взгляд говорит «придушить бы ее», – спокойным тоном заметила я, изучая некрасивые морщины, прорезавшие лоб Матильды.

– Мечта и только, – буркнула она, скидывая меня со своей груди.

Пожав плечами, я продолжила путь к двери, но меня снова остановили.

– Если не о себе думаешь, то о братце своем ненаглядном? – Интонации Матильды вернулись к привычным протяжно мягким, будто у мурлыкающей и ластящейся к ногам кошки.

Я замедлила шаг. Сдерживая рвущиеся наружу волны раздражения, я резко сжала челюсть, нечаянно царапнув зубами внутреннюю часть нижней губы.

– Почему же Эстер больше не заходит в гости? – изливалась патокой Матильда, трогая кончиком языка левый уголок губ. – Ему ведь уже исполнилось восемнадцать? Такой нежный золотистый сахарок на тонких ножках. Я бы его научила пару фокусам. Облизала бы с головы до пяточек. Он бы извивался подо мной, как…

Резко развернувшись, я сделала выпад и, будто мечом, ткнула в нос Матильде букетом из трав. У той перехватило дыхание от терпкого запаха, и она принялась чихать.

– Чтоб тебя… чи-и-ху!.. чтоб тебя демоны забрали!.. Чи-и-и-ху!.. Украли … гарпии!.. Чи-и-иху!..

– Будет жаль, если они заберут меня. – Я похлопала букетом по ладони, изображая, что очищаю травы от запаха Матильды. – Помрут же от скуки.

– Неудивительно, что мужчины держатся от тебя подальше. – Недовольная девушка последовала за мной в темноту коридора, не прекращая покашливать и осыпать меня унизительными речами. – Вот и женишок твой недолго продержался. Отвадила от себя, страшила. Вы с Джином хоть успели вдоволь наиграться или его сразу начало тошнить от одного твоего присутствия?

На самом деле я никогда и не собиралась выходить замуж за Джина. Он был сыном знакомого отца из столицы. Внешне нахальный и самоуверенный, но на самом деле – стеснительный и неопытный. Наши отношения напоминали хорошо продуманную стратегию по взаимовыгодному сотрудничеству. Мы одаривали друг друга тем объемом внимания, которое было необходимо для нашего взаимного удовлетворения и усыпления бдительности наших родителей, абсолютно уверенных, что подыскали выгодную партию для своих чад.

Джин был славным парнем, однако взаимной удовлетворенности от общения (и более интимных занятий) слишком мало для того, чтобы терпеть человека рядом с собой всю жизнь. Да и Джин не был в восторге от моей страстной привязанности к фармацевтике и экспериментам с эликсирами. Ему все это напоминало зловещие ведьмовские увеселения. Но, несмотря на некоторую опаску, ему и в голову никогда не приходило донести на меня воинам Святой Инквизиции, за что я его искренне уважаю до сих пор.

Матильде, не знающей особенностей наших с Джином отношений, казалось, что жених просто сбежал от своей невзрачной невесты, словно от чумы. И, конечно же, вся вина лежала исключительно на мне, потому что… А вот причины в количестве, превышающем сотню, могла озвучить только сама Матильда. Ведь самая прелестная дева во всей округе обладала чудеснейшим воображением. К сожалению, это воображение работало лишь в одном направлении, связанном с ее неповторимой исключительностью и красотой, а также отсутствием оного у «страшил и уродин вокруг».

Игнорируя провокационный вопрос, я вытянула руки, чтобы не натолкнуться на дверь в конце коридора.

– Молчишь? Молчи, молчи! – торжествовала Матильда. Распалилась она не на шутку. Судя по всему, не получив дозу ласк от Рональда, девушка из мести призвала всю природную вредность и теперь намеревалась докучать мне до вечера. – Молчи, Эксель. И лучше вообще не выходи из дома. От твоего вида не поднимется даже колосок на поле, не то что у мужика достоинство!

Слева что-то промелькнуло. Мгновенно среагировав, я пригнулась и бросилась вперед. За отменную реакцию стоило поблагодарить всех тех лошадей, которые предпринимали многочисленные попытки выбить из меня дух копытами.

БАБАХ!

Седалище Матильды, которое многие мужчины находили «довольно аппетитным», со смачным хлопком встретилось с пышной шевелюрой тетиного веника.

– Чьи там колоски больше не поднимутся? – грозно поинтересовалась Руара, снова замахиваясь веником.

– Что ж ты творишь, тетя?! – Матильда, пунцовая от обиды, обежала прилавок и спряталась за спиной Дакота. Тот стоял у прилавка и сосредоточенно массировал запястья.

– Ух, блудница! Прямо сюда удумала своих хахалей приглашать?! А работать кто за тебя будет, а?!

– Но Эксель тоже отлынивает! – возмутилась Матильда, прожигая меня пламенным взором из-под локтя невозмутимого Дакота.

– Эксель-то как раз справилась со всеми своими обязанностями еще до обеда! А ты, лентяйка, все расхаживаешь да слюнявых дурачков к себе подманиваешь!

– Тетя!

– Поможешь Эксель с чайными мешочками, а потом уберешься во втором подсобном помещении. – Отдав распоряжения, Руара повернулась ко мне. Черты ее лица смягчились. – Мы с Сантьяго все-таки решили позволить тебе занять его.

– Правда? – Мое сердце пойманной птичкой забилось в груди. – Честно?!