Страница 3 из 17
Ивлев промолчал. Он ещё не полностью вник в то, что происходило в период разоблачения заговора.
Сталин не стал продолжать разговор на эту тему. При его невероятной занятости и то, что он посвятил некоторое время разговору о донесении, полученном от Зигфрида, имело значение.
– Вот сейчас, – продолжил Сталин, – у нас сложная обстановка на Юго-Западном фронте. Там может случиться большая беда. А тут такая информация. – Он сделал паузу, хотел ещё что-то сказать, но, видимо, передумал и завершил беседу: – Тем не менее благодарю вас за информацию, товарищ Ивлев. Мне важно было услышать ваше мнение о самом Зигфриде. Продолжайте работу с ним. И вот ещё. Хочу поблагодарить вас за участие в памятной вам операции на Урале. Я знаю о вашем участии.
Сталин кивком головы дал понять, что разговор окончен.
Сталин уже, конечно, знал, откуда вынырнули две дивизии, которые, судя по сообщению Зигфрида, были отправлены в неизвестном направлении с центрального участка фронта. Правда, получив информацию и связавшись с Жуковым, он вразумительного ответа в тот раз не получил.
Генерал-армии Жуков сразу заговорил о том, что враг усиливает противостоящую ему группировку и, как водится, попросил прислать свежие стрелковые дивизии и танковые бригады. Сталин поинтересовался, есть ли данные, что противник снимает с его направления свои соединения.
– Нет таких данных! – твёрдо заверил Жуков.
Сталин закончил разговор. Что ж, нет данных – вовсе не означает, что таковых действий тоже нет.
Но это было несколько раньше. Что же сейчас? Неужели враг сумел скрытно сосредоточить у основания барвенковского выступа крупные силы? Ведь Тимошенко твёрдо докладывал, что немцы ведут себя спокойно и никакого уплотнения их боевых порядков и прибытия резервов разведкой не выявлено.
И вот немцы нанесли сильные удары именно у основания барвенковского выступа. Это были опасные удары…
Замысел катастрофы?
Отпустив Ивлева, Сталин подошёл к карте. Истинное положение на Юго-Западном фронте было пока известно только ему и Генеральному штабу, в частности Василевскому. Впрочем, истинное ли? Положение было известно из докладов Тимошенко, который сообщал об успехах наступления на Харьков и победных реляций Хрущёва. Но не покидала тревога. Приходили серьёзные данные о сильных атаках немцев против наших флангов на самом основании барвенковского выступа. Немцы, судя по интенсивности ударов, стремились подрезать этот выступ. Но пока ещё передавались едва ли не победные сводки Совинформбюро.
Замысел операции по освобождению Харькова рождался трудно.
Ещё в начале января на совещании, посвящённом переходу контрнаступления под Москвой, говорили о том, что 1942 год должен стать победным годом. Сталин не разделял столь бравурные настроения и сдерживал порывы горячих голов, хотя контрнаступление под Москвой было проведено именно по его плану, а теперь и наступление осуществлялось под его непосредственным руководством.
Главной задачей было отбросить врага как можно дальше от Москвы и обезопасить столицу от попыток врага в ходе летней кампании 1942 года снова нанести удар, с целью захвата города.
В ходе оборонительных боёв 1941 года Красная армия, отступая под натиском превосходящих сил, перемолола ударные группировки гитлеровцев, но враг был ещё достаточно сильным, чтобы говорить о скорой победе над ним.
Наступление под Москвой, начатое 7 января 1942 года, было сложным, враг отходил с упорными боями, но отходил. Но и наши силы были не безграничны. К концу марта продвижение замедлилось, а 20 апреля было принято решение окончательно на всех участках фронта перейти к обороне.
На совещаниях на повестку дня вставал важнейший вопрос. Необходимо было тщательно, взвешенно спланировать летнюю кампанию сорок второго года.
Сталин понимал, сколь опасна новая попытка врага атаковать Москву. Москва – не просто столица, не просто общественный, культурный центр Советского Союза, это сердце России, и было понятно, что Гитлер будет делать всё возможное, чтобы перестало биться это сердце.
Сталин снова и снова задавал вопросы:
– Может Гитлер нанести свой главный летний удар на Москву?
И получал ответ:
– Может!
Но приходили разведданные самого различного характера. Разведка сообщала и о том, что Гитлер на одном из совещаний прямо сказал, что без Кавказа, без бакинской и грозненской нефти он не сможет продолжать войну. Стратегические запасы рейха истощались – и пополнять их было неоткуда.
Сталин задавал и такой вопрос:
– Может Гитлер нанести главный удар на Кавказ и Сталинград?
И получал ответ:
– Может!
В этой обстановке нужно было не ошибиться, нужно было правильно определить наибольшую опасность, чтобы парировать удары врага, а по возможности нанести свои, мощные и сокрушительные.
И вот на мартовском сорок второго года совещании Маршал Советского Союза Тимошенко заявил, что силами Юго-Западного фронта, при содействии войск всего юго-западного направления, главнокомандующим которого он являлся, совмещая должность с командованием Юго-Западным фронтом, предлагает нанести встречные удары из районов городов Лозовая и Барвенково с юга и с северного направления с целью окружения и разгрома 6-й немецкой армии.
Сталин не спешил давать согласие на столь сложную операцию. Требовал данных разведки о действиях немцев, советовался с командующими фронтами. К сожалению, каждый видел наибольшие группировки врага именно на своих направлениях. Жуков убеждал, что главный удар враг нанесёт именно в полосе Западного фронта.
Что же необходимо делать? Укреплять подступы к Москве? Безусловно. Но Сталин организовал работы и по укреплению кавказского направления. Строились глубокоэшелонированные рубежи. Возводились долговременные огневые сооружения, отрывались противотанковые рвы.
Вопрос стоял в том, сможет ли Гитлер после понесённых потерь сорок первого и поражений начала сорок второго годов организовать более одного генерального наступления? Сможет ли одновременно нанести удар на Москву и на Кавказ.
Тяжела ты, шапка Мономаха! Это сильное пушкинское выражение как нельзя лучше подходит для объяснения ответственности Верховного Главнокомандующего. Ведь Шапка Мономаха стала символом государственной власти, и Пушкин писал в «Борисе Годунове».
Думал ли Сталин, выбирая правильное решение, о Шапке Мономаха или не думал, ясно одно – он сознавал всю ответственность. Ведь ему, именно ему, как единоначальнику, как фактически государю, предстояло сказать твёрдое «да» или твёрдое «нет» тем или иным замыслам и планам.
А думать было о чём. Если враг решится сосредоточить все силы на ударе на Москву, он вряд ли сможет организовать равное по моще наступление на юге. Красная армия уже не та, что в сорок первом. В её основе закалённые в боях, прошедшие горнила тяжёлых испытаний части и соединения, многие из которых стали гвардейскими.
Верховный принимал решение на основании тех данных об обстановке, которые представляла ему разведка, но не менее важным было и то, о чём докладывали командующие фронтами. Ведь из Москвы видно много, но видно не всё. Верховный и Генеральный штаб не могут видеть, как, к примеру, ведут себя вражеские соединения, находящиеся в непосредственном соприкосновении с нашими войсками на каждом участке фронта.
Это задача командиров полков, дивизий, корпусов, командующих армий и фронтов, в части каждого касающейся.
Заканчивался март. Пора было принимать решение. Стратегические операции не готовятся за несколько дней. Для этого нужны месяцы.