Страница 3 из 14
Сейчас Шпана заметно вытянулся – не измерялся, но выше метра восьмидесяти, – покрепчал и выглядел старше своих семнадцати лет и уже не тянул на десятиклассника. В последний год щетина на лице попёрла как у тридцатилетнего. В школу он пошёл в семь лет, но оставался на второй год, получив травму позвоночника после проделывания сальто с козырька подъезда в сугроб: приземлился спиной на спинку лавки, засыпанной снегом. Кражи квартир с участием Данилы продолжались четвёртое лето. Конечно, он уже не лазил по форточкам, а чаще стоял на шухере и помогал тащить вещи до машины.
Незадолго до отъезда после очередной чистки хаты, не дожидаясь сбыта краденного, Костик выдал Шпане причитавшуюся ему долю. А ещё подарил свои наручные часы.
Там – в Горьком – на площадке перед домом Данила часто видел приятной наружности девушку. Симпатичная, длинноногая, с длинными каштановыми волосами, она часто одаривала кокетливой улыбкой Шпану, когда они с Костиком выходили из подъезда. Создавалось впечатление, что девушка ждёт, когда к ней подкатят. Возвращались братья за полночь и ни разу не застали её в столь позднее время.
Августовское солнце купало скупыми лучами мурчащего раскормленного кота на подоконнике первого этажа, из подъезда несло мочой. Константин выругался и захлопнул дверь, сунув ладони в карманы брюк, взирал, как Данила налетел на бампер «копейки», пялясь глазами на молоденькую Каштанку, облюбовавшую с двумя парнями лавку возле детских качелей. Девушка игриво помахала Костику пальчиками.
– Что за деваха? – Данила вскинул руку в сторону компании. – Вон та, с пацанами, веткой нам трясёт. – Он мотнул головой в сторону, потирая ушибленную ляжку.
Константин на секунду пригляделся:
– А, Каштанка? Местная. Клёвая девочка? Варькой зовут.
– Я давно понял, что местная. Сколько ей лет?
– Шестнадцать, почти семнадцать. Нравится? – Лицо Костика расплылось в улыбке; он хитрющим прищуром оценивал сгустившиеся на лице похотливые желания брата. – Так что, – он подмигнул, – хочешь, на тебя договорюсь?
Шпана вытаращил недоумевающие глаза, еле сглотнул от заманчивого предложения. Глядя на него, Константин предположил, что по венам брата, замещая кровь, воспылала любострастная лава.
– А такое возможно? – В сердце Данилы закралась радость, переминающаяся на сомнения: неужели он сегодня попробует девчонку? От таких мыслей захватывало дух, слюну приходилось часто и нервно сглатывать, пульс и дыхание состязались в спринтере, эротические мыслительные образы менялись нетерпеливыми порнографическими слайдами.
– Варя! – позвал Костик, помахал ладонью в свою сторону.
Каштанка в ответ кивнула и взмахнула рукой, крикнула, что сейчас подойдёт. Завершив разговор обещанием, что на встречу с парнями приведёт смазливую подружку, Варя направилась к подъезду слегка виляя бёдрами, обтянутыми короткой светло-бежевой юбкой.
Константин шагнул навстречу Варваре. Они встали на линии тонкого бордюра, и Костик, улыбаясь, стал объяснять и жестикулировать. Варя соглашалась, закусив нижнюю губу в улыбке, кивала и весёлыми озорными глазами посматривала на Данилу, который под её «рентгеновским» взором покрывался багровыми приливами.
Поговорив с Константином, Каштанка одарила затяжным взглядом Шпану и, сверкая подошвами туфелек-лодочек, подбежала к качелям, где её ждали парни, дымящие сигаретами и ревниво посматривающие в сторону подъезда.
Костик похлопал Данилу по плечу.
– Всё, она с шести вечера твоя. Пойдёте, погуляете, угостишь мороженым. Как стемнеет, спуститесь к реке. Да в общем, она сама всё знает. Девка молодая, но прожжённая льдинка. Что ты раньше молчал, так бы жахал её всё лето. Глядишь, свадьбу сыграли бы.
Шпана выдавил глупую улыбочку, в сердцах мордуя недружелюбную судьбу, а то, что нужно в определённый момент включать мозг – отшвыривал такую мысль в зародыше: ну не быть же самому виноватым.
Ровно в шесть часов пополудни, стараясь выглядеть пунктуальным, Данила спустился к подъезду. Увидев, что Варя ждёт, воткнулся в невидимую стену. Глаза выцепили, что Каштанка сменила узкую юбку и блузку на сарафан, нет лифчика и широкий подол.
– Привет. Я Варвара. – Она мило улыбалась, внимательно рассмотрела лицо Данилы. – Хорошенький.
– Приятный вердикт, – промямлил Данила, чувствуя, как горячая краска предательски покрывает лицо: слово-то какое отыскал – вердикт. А правильно ли применил? Начитался зарубежных детективов. – Спасибо.
Данила настолько стеснялся Варю, что забыл представиться. Не давала покоя мысль, что так просто – как дважды два – за него договорились, и оба знали для чего встретились. Не просто мороженко покушать и попялиться до утра на звёздное небо у реки, если, конечно, нет облаков или туч: а то можно и в облака щериться.
Хотя чему удивляться, если пацаны из компании в родном городе совершают такие подвиги сплошь и рядом. Пацаны – но не он. Поэтому шёл по тротуару в полном молчании, держась за ладонь Варвары, лицом выдавал светопреставление всеми оттенками стыда и стеснительности: то алый румянец покрывал ямки щёк, то пятна красные одолевали лоб и шею, то багровая маска тянувшего непосильный вес заливала от корней волос. И лишь изредка, – но чем дальше, тем чаще, – при философских мыслях о соотношении размеров тел человеческих – на носу и лбу появлялась испарина, а лицо бледнело как флаг капитуляции.
Как и говорил Костик – Данила, ему бы шпаргалку написать и подглядывать, купил Варе мороженое в летнем кафе, где они присели за столик.
Шпана потаённо тяжело вздыхал, исподтишка косился глазами на Варвару. Скрестил под стулом ноги, подёргивая нервно кроссовками, с нетерпением – или всё же пусть подольше – ждал пока Варвара съест пломбир, обильно политый сиропом в металлической вазочке. И злился на себя. Варя нравилась с каждым взглядом больше, а значит паника стеснения и робости вонзали кол в глотку и, наверное, выходили где-то ниже стула.
Варвара с удивлением смотрела на странного немого парня и без ехидного сарказма посмеивалась в мыслях: такой симпатичный, а с комплексами. Что ж, раз молчит – пусть молчит, не она же будет его развлекать. Каштанка брала пример с Данилы и тоже молчала.
***
Варя вела Шпану по песчаному пляжу подальше от людских глаз. Ветер от реки нёс – то ли запах рыбы, то ли тины. Подошли к реке; всё в том же молчании и без особого желания покидали плоские камешки, соревнуясь, у кого больше раз прыгнет по воде. Данила старался проиграть. Его камни-самоубийцы вонзались в реку, ни разу не скользнув по глади. В эти моменты Варвара поворачивалась к нему с туманным лицом, поджав губы, взглядом обливала помоями за дешёвый трюк: дубина, ещё сам бы пошёл и утопился вместо камней; ему бы в монастыре себя любимого трогать, а не с девушкой встречаться.
Каштанка взяла Данилу за руку и повела дальше. Низкорослые кусты заполонили берег, возле кромки реки возвышались сочные ивы. Тень вечера медленно уводила солнце за горизонт.
– Пришли, – сообщила Варя.
Чёрное пятно от костра и брёвна вокруг, пара консервных банок, запутанная леска, сломанное удилище, дно разбитой банки, оскалившее стеклянные зубы в центре золы, и недогоревшие дрова – всё это показывало, что здесь любят устраивать гулянки. Впереди возвышался трамплин.
– Я как-то раз на самый верх залазил. – Шпана поднял ногу, достал очередной колючий шарик, вонзившийся в носок, и задался вопросом: ежи здесь живут и дрищут этими колючками что ли? – Не хочешь залезть?
Данила приоткрыл рот и замер, поняв, что сейчас не то ляпнул. Боковым зрением он видел безмолвную реакцию Вари. И знал, что сейчас может услышать.
Варвара произнесла слово в слово с его мыслями:
– Тебе не по трамплину надо лазить, а по другим местам. – Каштанка качнула головой. – Более интересным.
Шпана продолжал стоять не шелохнувшись, решал: злиться, тогда возникал вопрос – на кого, или улыбнуться – вопрос над кем сразу отпадал, но вот «глупую лыбу давить» над самим собой как-то было не приемлемо – это слишком уж.