Страница 76 из 91
Глава 31 Задушевные разговоры
Это было удивительно, но повтор рассказа про командировку особо много времени не занял. Семенычу рассказ о торговом центре был неинтересен. Эта забугорная напасть была вне пределов его опыта. Какие ТЦ в деревне, и какое дело до них старику-склеротику в возрасте «восемьдесят плюс». Сима на подробностях мудро не настаивала — будет о чем потом поговорить, когда первый интерес сойдет. Да Оля и не стремилась сильно живописать, особенно процесс добывания денег. Просто старалась аккуратно обойти тему драгметаллов.
Зато сейчас, сидя с земляками и полдничая черным хлебом с салом и крепким сладким чаем, она поняла, что язва тоски по прошлому начала затягиваться. Всего-то и надо было произнести вслух: у моей семьи теперь жизнь без меня.
— Ну и ты без них живешь вполне ничего себе, — оборвал бабские страдания старый партиец. — Что ты там путного сделала, кроме как дочку родила да мужа обихаживала? А здесь? Сколько народу новый просвет увидало? Хуторские, челядь в крепости, мы с Серафимкой и Пашкой, даже наездники твои бесполезные. Под семь десятков народа наберется. Потерпи, Оленька, переболеется.
— Ты же сама говорила, что это не последняя экспедиция, — поддержала Семеныча Сима.
— Скорее всего, — задумчиво ответила подруге Оля, внимательно наблюдая за кружением чаинок в остатках напитка, — только я туда больше не ходок. Сама видела, как мне плохо было.
— А не царское это дело, — припечатала Серафима.
— Ты лучше подумай, как такие экспедиции нормой сделать, — посоветовал Жех. — А еще лучше — подумай, как это дело под себя подмять. Поверь моему опыту, оно того стоит. Давид твой, даром что бандюк, мужик толковый.
— Он не бандюк, он наоборот, — горячо возразила Ольга. — Ты бы видел, как он держится! Царь грузинский, хоть и страшóн, как Квазимодо! Но это неважно! С ним поговоришь две минуты — и уродства не видишь.
— Что, тоже силач-горбун? — подначила Сима, тихонько радуясь, что подруга чуть оживилась, а то бубнила свои байки, как будто прогноз погоды зачитывала.
— Не, не горбун, — улыбнулась Ольга, смотря в никуда и рисуя образ нового друга в воображении. — Просто невысокий совсем. Зато плечи шире, чем у Пашки. Насчет силача не знаю, а драчун точно. — Голос рассказчицы потеплел. — Майора, который Пашку подставил, отметелил. А там хряк пудов на шесть был.
— Я б тоже отметелил, — скрипнул зубами Жех Семеныч. — Как представлю себя на месте Пахиного бати, так нутро обрывается. И честно тебе скажу: про другой мир навряд ли поверил бы. Как бы глупостей мужик не наделал. Кто бы со мной про магию там, дома, заговорил… Да я б в глаз плюнул, а потом кулаком растер.
— Мы майору пяток фокусов показали, так что он объяснит, — с неуверенной надеждой сказала Ольга. — Меня, если честно, больше Павлушка волнует. Как бы не захандрил парень. Семеныч, поговорил бы ты с ним, а? Как мужик. Передо мной он хорохориться станет.
— А и поговорю. Вот прямо сейчас и поговорю. — Семеныч решительно хлопнул себя по сухим жилистым ляжкам, встал и начал деловито собирать остатки сала и хлеба в пакет. — Зови его. И вот еще что, девки. Вы на озеро не суйтесь. Сегодня мужской день.
— А нам, девочкам, тоже есть о чем потрепаться, — игриво заявила Серафима и выудила из недр своего похудевшего узла полупустой штоф вчерашнего кофейного ликера. Жех с комичным возмущением вскинул руки.
— И ты молчала!
— Это сладкое, Жень. Куда под сало с чесноком сладкое? — заступилась за подругу Ольга. — Жень, ну не обижайся. — Попытка подлизаться вышла не очень. — Если хочешь выпить, скажи Пашке. Он в крепость метнется и принесет. Там есть.
— После таких новостей мне вообще лечение положено! — Сипловатый баритон старого партийца дал петуха. Не иначе как от крайнего душевного возмущения. — Не буду я никого гонять! Оль, ну ты не тупи, а? Ты же мне сама штоф выдала на политические нужды. Так что парня рано не жди!
— Тёть Оль, звала? — Пашка и Раш выступили из пустоты. Подуставшая от дрессуры Тырька тут же кинулась к Оле утешаться. Самозабвенно и с удовольствием. На несколько мгновенией щена и наездница слились сознаниями, после чего Оля не сразу вернулась в реал — теперь она твердо знала, что Мусю нельзя цапать зубами, тыкать бивнем и лупить хвостом. Иначе Раш этот самый хвост откусит. Кысю можно легонько трогать лапой, гладить меховым подбородком и тарахтеть в ухо.
— Тыр-тыры-тыр-тыр-тыр-тыр, — тут же продемонстрировала щена новый навык, выдав на одном дыхании бесконечную руладу.
— Ах ты моя трындулеточка, — немедленно умилилась Оля. — Муся так не умеет.
Мужчины ушли по-английски, кто же выдержит такое лютое сюсюканье?
— Ты чего так раскисла, Оль? — Сима не сводила внимательных глаз с подруги. — Давай выкладывай. Ты явно не все рассказала.
Ольга побледнела, и Сима потянулась подлить еще ликерчика.
— Про ту свою семью вспомнила, да, Оль? — Ответа Серафима не ждала, и так все понятно. — Я не буду тебе говорить: забудь. Сама знаю, что не забудется. Отодвинь. Отодвинь, Оль. Как отодвинула детство и юность. Как девяностые отодвинула.
— Давид их нашел в интернете, фотку показал. Я теперь бабушка, Сим, представляешь? — Оля улыбалась, а на улыбку скатывалась слезинка. — Внучечку Оленькой назвали. Такая лапочка!
— Ох ты ж! — На Олю пахнуло острым, пряным, как корица, сочувствием. Сима все понимала. Понимала, как трудно отпустить то, чем жила большую часть жизни. Как смешивается радость от того, что у родных все хорошо, с тем, как царапает душу, что им хорошо без нее. Как неловко, что и ей уже привычно без них.
— Тебе, Симушка, легче, у тебя два года было, чтобы отодвинуть. А у меня только три месяца осознанных. Я, знаешь ли, привыкла, что замужем. Только-только осознавать начала, что одна теперь.
— Разве ты одна? — Сима перебралась на скамью к Оле, обняла и прижалась лбом к ее виску. — Разве я не замечаю, как наше благородие на тебя смотрит и как ты мягчеешь, когда его взгляд ловишь? Это даже Семеныч учуял, хотя он вас вместе и видеть-то не видел.
Ольга не отвечала, только прижалась потеснее.
— Неужто до сих пор мужа любишь? — с опаской спросила Сима и заглянула в лицо подруге.
— Люблю, конечно. Родной же человек, самый главный после дочки. Я никогда не спрашивала, Сим, — Оля не пыталась перевести тему, просто ей было важно понять, — но почему ты оказалась одна в хосписе?
— А мне повезло куда как меньше, чем тебе. Сыночка я родила одна, по залету. Оченно мне свезло, что наследственность хорошая оказалась, и парень толковым получился. А женское счастье ко мне поздно пришло, почти в сорок. Муж мой на двенадцать лет меня старше был, у него как раз семья распалась, когда мы встретились. Дети у него уже выросли, пристроились. Причин жить в супружестве не осталось, вот и разошлись полюбовно, каждый к своей свободе. Жена так захотела. Решили не мешать друг другу жить, как душа просит, сил-то и желаний еще немерено.
— Бывает же, — приободрила подругу Оля.
— Миша мой, — продолжила рассказ Серафима, сглотнув комок в горле, — из тех нормальных мужиков, которым требуется, чтоб в них нуждались. А я тогда нуждалась. Ох, как я нуждалась, Оль! Материально худо-бедно справлялась, талант у меня к парикмахерству. А душой высохла, как тюремный сухарь. Рядом с Мишенькой моим отмякла. Всего через пять годочков его инфаркт хватил, потом еще один через пару лет. Так я и овдовела. Потом три года траура и рака. Я ведь сначала лечиться не хотела, за Мишей своим торопилась. Виноватой себя считала, что не уберегла. Благо сын в другом городе, и обманывать его было несложно, пока поздно не стало. Это перед самым порогом я вдруг так жить захотела! Хоть вой, хоть подушку грызи. Да жизнь меня уже вычеркнула, я уж и голову едва поднимала. Тут-то и подвернулся тот ходок. И знаешь что, Оль?! Я рада, что выжила! Маги эти по-своему правы, когда себя благодетелями считают.