Страница 3 из 8
Как изнурительно долго длится сегодня время! Но вдруг до слуха донесся условный сигнал старшего наряда. Вглядываясь в темноту, он увидел перед собой что-то бесформенное, белое. Вскинул на изготовку автомат и, наставив его на это белое чудовище, выкрикнул:
— Стой, руки вверх! — ему показалось, что голос его прозвучал беззвучно. И повторил: — Стой!
Рядом он почувствовал дыхание Рослякова:
— Владик, что с тобой?
— Понимаешь, призрак... Снежный призрак... — приходя в себя ответил Паландин.
— Э-э, брат, да ты, видно, совсем ослаб. Двигаться-то можешь?
— Могу...
— Тогда идем...
Перед домиком их окликнул Гапуров. Нога у него поправлялась. Он мог уже понемножку двигаться, но на границу не ходил. Узнав по голосу Рослякова, Чары спросил:
— Как дела?
— Нормально... — спокойно ответил Росляков. — Идем, промерзли, как черти.
Гапуров юркнул в помещение поста и засуетился вокруг печурки, подкладывая в нее дрова. — Сейчас чай будет. Сахар будет! — Он поставил на стол кружки.
Услышав разговор, с постели приподнялся Гапонин. Он обвел мутным взглядом комнату, проговорил:
— Вернулись?
Росляков попытался доложить сержанту, но он перебил:
— Хорошо... — и упал головой на подушку.
— Жар. Опять жар, — сказал Чары. — Вот так всю ночь. Бредит и бредит. Затихнет немного, откроет глаза и спрашивает: «Вернулись Росляков и Паландин?». Нет, говорю, еще рано. Он опять головой на подушку. А связи с заставой все нет и нет. А, что говорить. Я всю ночь хожу и разговариваю, разговариваю сам с собой. Хорошо, что вы пришли. Сержант совсем больной. А связи с заставой нет.
Обжигаясь, они пили горячий чай.
На десятое утро, когда был уже съеден последний кусочек сахара и сварена последняя горстка пшеничной крупы, небо вдруг прояснилось. Разноцветными искрами заиграли горы, величественные в объятиях тишины.
И, казалось, не было никогда ни злой всепожирающей метели, ни ветра, готового опрокинуть не только маленький домик поста, но и эти горы...
Первым проснулся в это утро Чары. Еще не открывая глаз, он почувствовал перемену погоды. Выглянул в окно — солнце! И сразу же бросился к телефону.
И вдруг в трубке что-то запищало, затрещало и донесся голос:
— Я — застава... Я — застава... Вызываю пост...
— Пост слушает, — что было сил закричал Чары.
От этого крика проснулись все. К телефону подошел сержант Гапонин:
— На посту все в порядке, состояние здоровья удовлетворительное, — докладывал он, поглядывая на притихших товарищей.
— Спасибо, орлы! — голос капитана Золотарева дрогнул. — Держитесь, через час будет у вас вертолет.
Дружно вышли расчищать площадку. Ребята двигались медленно. И вдруг Росляков поднял голову:
— Слышу шум вертолета.
Все посмотрели в небо и увидели маленькую черную точку. Она росла на глазах.
Талисман из ляджуара
Тот, кто владеет ляджуаром[1], будет счастлив.
I
Всадник благополучно переправился через пограничную реку и остановил коня. С его одежды и ног стекали струйки воды. Конь прядал ушами, переступал на месте и тяжело дышал, а всадник ловил каждый шорох, воровато и подозрительно присматривался к каждому кусту.
Но за спиной шумела река и мешала уловить посторонние шорохи, а темнота скрадывала расстояния и увеличивала страх.
Заросли гребенчука таинственно молчали. Где-то на реке глухо рухнул подмытый берег. Всадник встрепенулся. Он дал коню шенкеля и тронул поводья, взяв направление на седловину двух хребтов, которые едва угадывались на фоне предутреннего неба.
Но произошло неожиданное: конь стал вдруг вязнуть в прибрежном иле. Это, видимо, была обычная промоина, которая постепенно затягивалась илом, а теперь так коварно подставила свою ловушку. Всадник почувствовал, что его ноги касаются илистой поверхности. Освободив их от стремян, он сдернул с себя халат, бросил его под ноги и сполз с седла.
На четвереньках он прополз расстояние, которое прикрывал халат, и наконец ощутил под руками и коленями твердый грунт.
«Слава аллаху!» — беззвучно прошептал мужчина, сидя у куста и тяжело дыша. Коня он уже не видел, а только слышал, как тот пытается высвободиться. И вдруг, разрывая тишину, конь заржал. Мужчина подскочил, словно ужаленный, и, не разбирая дороги, бросился от этого проклятого места.
II
Анатолий Солдатенко, высокий, статный блондин, внимательно слушал приказ начальника заставы. Задача была ясной — не допустить безнаказанного нарушения государственной границы.
— В случае обнаружения следов или других признаков нарушения границы... — голос капитана Воронова звучит несколько торжественно и строго.
Ефрейтору Солдатенко сотни раз приходилось слышать эти слова, и всегда они вызывали в нем чувство приподнятости и ответственности. Не поворачивая головы, он скосил глаза на своего напарника рядового Виктора Емельянова и понял, что у того тоже такое же состояние.
Начальник заставы спросил:
— Вопросы?
— Вопросов нет, приказ ясен.
— Выполняйте!
Солдаты четко повернулись и направились к выходу. С этого самого момента и до возвращения на заставу они будут точь-в-точь выполнять приказ, отданный им начальником, и приложат все силы, чтобы не допустить безнаказанного нарушения границы.
Наряд шел вдоль контрольно-следовой полосы, тщательно осматривая ее ровные бороздки. Вот следы зайца. Ох и напетлял же косой! А это лиса оставила свой «автограф». Видимо, охотилась за зайчатиной, да напрасно. На КСП каждая царапина, каждая вмятина очень хорошо видны.
Через два часа наряд был у зеленой щели — конечного пункта по маршруту. Прежде чем идти в обратный путь, ефрейтор Солдатенко позвонил на заставу:
— Все в порядке. Возвращаемся к развилке дорог.
— Добро, — ответил дежурный. — Машина выйдет за вами вовремя.
Анатолий подождал немного, прислушиваясь к ночным звукам. Сзади него стоял первогодок Емельянов. Для него каждый выход на границу — целое открытие новых звуков, шорохов ночной жизни. Сейчас звуки были обычными: шумела река да где-то впереди жалобным голосом кричал шакал.
Солдатенко включил фонарь и двинулся вперед. Сейчас они в который раз проверят контрольно-следовую полосу, дождутся машины и возвратятся на заставу.
«Вот еще размечтался», — упрекнул себя Солдатенко, шире расправил плечи и твердо зашагал по тропе.
На востоке уже занимался новый день. На горизонте все отчетливее вырисовывались крутолобые сопки, все бледнее становился луч фонаря на бороздках КСП. И вдруг... Что такое? След?
На полосе четко вырисовывались отпечатки. У Виктора сильнее застучало сердце.
— Доложи на заставу, — сказал он Емельянову. — Обнаружен след, в наш тыл. Давность... — Он прикинул, что с момента, когда они были здесь в последний раз, прошло не более двух часов.
Заставу капитан Воронов принял недавно. Провожая его, начальник отряда напутствовал:
— Тщательно изучи участок заставы, чтобы потом принимать целесообразные решения. — Он иногда любил употреблять вот такие сложные слова. — Помни, теперь ты — начальник. А с начальника, сам понимаешь, спрос особый.
Приняв заставу, Иван Александрович старался точно выполнять эти советы. Участок, охраняемый заставой, оказался своеобразным: река, заросли камыша, гребенчука, верблюжьей колючки да в тылу пески. На горизонте, далеко-далеко в синеватой дымке, обозначились горы. Вот, пожалуй, и все.
Был Воронов несколько полноват для своих тридцати двух лет, но необычайно проворен и непоседлив. Ночью он обычно успевал проверить почти все наряды, но и после этого оставался энергичным и быстрым.
Сегодняшней проверкой офицер остался доволен: наряды действовали четко и правильно реагировали на проверку. Поэтому на заставу капитан вернулся в хорошем настроении. В прихожей осторожно снял сапоги, гимнастерку и на цыпочках вошел в спальню, стараясь не потревожить жену и трехлетнюю дочку.