Страница 35 из 47
— Я уже все написала. Хорошо, можешь сказать папе, что ты меня убедил, что я тебе доверяю и не буду забирать долю, — и отдает сложенный вчетверо листок.
Обнимаемся, целую, глажу, большего не просит. Уходит.
Приезжаю домой, захожу к Карлу, передаю слова его дочери и подаю ее листок, который пока не успел раскрыть.
Старик как бы зависает над прожектом Эрики. Заглядываю из-за его спины в лист. Вижу всего две строчки:
«Роботы должны создавать роботов. Сейчас, когда в Китае началась эпидемия, я это поняла — надо исключить людей из цепочки производства товаров и продуктов».
Закрываю глаза. Или у нее совсем плохо с головой, или... миллиардами здесь не обойдешься. Вот такими американскими горками развивается (или разваливается) российская промышленность.
Пусть Карл голову ломает, консультируется с диаспорой и с кем там еще. Может, все немцы скинутся на такой замечательно проработанный проект. Или, скорее, пошлют подальше. Все, мои мозги кипят, мне нужен перерыв. В последнее время я только и спрашиваю, кто что хочет, кому чем помочь. Надо для разнообразия сделать хоть что-нибудь из того, что хочу я, иначе у меня тоже крышу снесет.
Открываю просмотр видеокамеры и чуть ли не молюсь, чтобы в Крыму была плохая погода, чтобы увидеть их в номере. Есть! Смотрю, улыбаюсь.
До них полторы тысячи километров, ну, чуть больше. Сегодня пятница; если выеду сейчас, завтра до вечера буду на месте. Я так хочу.
Выхожу из дома и звоню Васе:
— Друг, привет, ты на выходные планы имеешь? Нет, не как в прошлый раз. Рыбалка? То, что надо. Прикроешь меня? Типа я с тобой, уплыл куда-то, где у меня связь вообще не ловит, а у тебя плохая. Симку я вытащу, GPS отключу и с другого номера тебе перезвоню. А твоя жена меня не сольет? Моя в больнице. Благодарю за понимание. С меня рыба.
Отключаюсь. Думаю. Может, у меня начинается мания преследования? Прячусь ото всех, явки, пароли… Нет, если бы мания, я бы уже спросил заводскую медсестру: не интересовался ли кто адресом того самого санатория в Крыму? Оплату путевки я делал со своего счета, ее никто не может увидеть... Кстати, надо будет все же спросить медсестру. Она еще должна быть на работе. Звоню. Удивляется, но вспоминает. Ответ отрицательный. Прошу забыть в смысле совсем.
Вхожу в дом:
— Фатима, собери еду с собой, что можно; мне надо отъехать.
Захожу к Карлу:
— В эти выходные меня не будет. Сидеть дома один и вышивать крестиком я не буду. Надеюсь, ты меня понимаешь. В понедельник до обеда вернусь, сразу на работу. Если метеорит упадет на завод или дом, найдешь меня через Васю; его телефон у безопасника есть. Пока.
Не очень-то он доволен, по лицу вижу, но выбора я ему не дал. Думаю, он еще помнит, что значит быть молодым.
Переодеваюсь, кидаю в сумку немного одежды. Пока жду пакет от повара, перевожу большую часть суммы от продажи филиала на депозит на три месяца — деньги завода должны работать. Остального должно хватить на новое оборудование и модернизацию здания под цех запчастей. Вот так будет правильно.
Ольга.
Мама сегодня уже второй раз подходит ко мне с шепотом:
— Ксюша рисует Игоря. Уже несколько картинок. Я тут ни при чем!
Ну, если моя мама ни при чем, значит, здесь флюиды сами собой рождаются и летают по комнате.
Вдруг стучат.
— Открыто, — сообщаю.
Входит... Игорь?! Откуда он здесь?! Здоровается.
Чувствую — сердце прыгает, щеки пылают. У меня нет слов! А у него нашлись:
— Я тут проезжал мимо, по работе. Решил зайти.
Коробкой конфет прикрывается и смотрит на меня так, что... Маму с дочкой как ветром уносит. Слышу, как хлопнула входная дверь. Кстати, сейчас время ужина.
— Это куда здесь можно мимо проехать? — улыбаюсь. — Врешь, конечно?
— Вру, — смущенно соглашается он.
Садится на мою кровать в угол.
— Я посмотреть на вас приехал. Проверить, все ли...
Зачем слова? Сажусь рядом. Наглядеться на него не могу. Какой же он... Сильный, ловкий, красивый. Единственный, лучше всех. Дети, чувствуя мое волнение, принялись брыкаться, поглаживаю, пытаясь успокоить их.
— Можно, я? — Игорь кивает на живот.
Берусь за его чуткие большие руки и кладу их на себя. Ему можно все. Чувствует толчки сквозь тонкое платье-халат, трогает, удивляется, замирает, наклоняется и прижимается лицом, потом ухом, слушает. Для этого приехал?!
Целует живот сквозь платье, осторожно укладывает меня на спину — очень кстати, потому что поясницу начало привычно ломить. Трогает груди, как бы пытаясь взвесить их на ладонях. Да, тяжелые, налились, хотя до кормления еще далеко. Останавливается и с каким-то отчаянием в голосе хрипит:
— Я хочу это видеть!
Глава 45
Ольга.
Да, любимый, да, как хочешь. Расстегиваю пуговицы халата сверху вниз.
— Здесь можно закрыться? — шепчет.
— Да, ключ в двери.
В несколько прыжков скачет туда и назад, прикрывая рукой лицо. Неужели Федя успел и здесь наблюдение установить?!
Игорь осторожно снимает с меня одежду и белье и завороженно скользит взглядом от лица и ниже, задерживаясь в... ключевых точках. Мне нравится следить за его мимикой, снова видеть восхищение на его мужественном лице. Я не смела и мечтать об этом.
Сидит на краю кровати, тяжело дыша. Он весь напряжен, даже кровать как будто слегка вибрирует вместе с ним. Но он словно действительно собирается ограничиться осмотром. Неужели все это только ради детей?! Или это эксперимент по установлению пределов мужского самообладания?
— Зачем же ты ехал так далеко? Я не отпущу тебя просто так, — говорю, призывно улыбаясь. — Разве ты меня не хочешь теперь?
— Хочу. А тебе можно?
— Если осторожно. Врачи не запрещают. Только не дави на живот.
Наклоняется и обхватывает меня обеими ладонями, слегка сминая грудь. Запускает кончики пальцев в ложбинку над солнечным сплетением, проводит по ней ногтями без нажима вверх-вниз, задевает соски, отчего они съеживаются и почти болезненно торчат. Целует их, целует в губы. У меня от его ласк приятная дрожь гуляет по всему телу.
— Как налились твои груди, — шепчет. — Какая ты вся... особенная, стала еще красивей.
— Ожидание ребенка украшает любую женщину, — утверждаю я.
— Тебе особенно идет, это должно стать твоим обычным состоянием, — шутит, конечно.
Спускается губами ниже, а точнее, поднимается на мой полненький живот и расцеловывает много раз торчащий беременный пупок. Похоже, он ему особенно нравится. Движения детей в себе не чувствую; наверное, им тоже хорошо. Ласкаю их папаше шею, волосы, плечи.
— А мужской стриптиз будет? — шепчу.
— Ах ты, шалунья, — смеется. — Рожать скоро, а ей стриптиз подавай!
Встает, насвистывая знакомую тягучую мелодию из какого-то кинофильма, скидывает обувь и на маленьком пятачке, на коврике между кроватями, начинает раздеваться, одновременно понемногу поворачиваясь. Медленно расстегивает молнию на олимпийке и вдруг рывком спускает ее с плеч, встав ко мне спиной.
Поворачивает голову и вполоборота смотрит на меня, подмигивая и хищно улыбаясь.
— Вот сейчас совсем р-разденусь и что я с тобой тогда буду делать!.. — наигранно угрожает, рыча.
— Ой, боюсь, боюсь! — вторю ему, давясь от смеха и сажусь, опираясь на руки — так лучше видно.
Прикусывает манжету рукава крепкими зубами и вытягивает из него руку. Кружась, как вокруг шеста, вылезает из второго рукава, и, раскрутив олимпийку над головой, забрасывает ее точно в угол.
— Бросок засчитан! Наши побеждают, — хлопаю я в ладоши.
— Но это еще не финал! — подыгрывает.
Берется за подол белой футболки, скрестив руки, и начинает ее стаскивать через голову, до ужаса неспешно, покачивая бедрами, одновременно продолжая поворачиваться и насвистывать.
Вот появляется полоска кожи над брюками, я ее видела раньше, но все равно не могу оторвать взгляда от того, как она растет, расширяется. Денисов знает, что у него красивое тело, — сильное, подтянутое, в меру накачанное. Это шоу, возможно, он делал не раз, но мне хочется думать, что это эксклюзив.