Страница 20 из 47
Задумчиво скручиваю темно-красный галстук, цвета запекшейся крови, тоже подношу к носу и, воровато посмотрев по сторонам, прячу за пазуху. Ну вот, в шкуре проститутки (или мошенницы) сегодня побывала, теперь - воровка. Что дальше?
Дедушка Карл остается с дочкой надолго. Спустя время меня просят принести ему обед. Беру все, что надо, на поднос и поднимаюсь на верхний этаж; прежде я там не была. Апартаменты второго этажа открываются передо мной постепенно. Если внизу в доме все очень достойное и стильное, то наверху... Потолок в форме шатра сложен из мощных деревянных балок на высоте двух обычных квартирных потолков.
Светильники разных типов. Перегородок практически нет, и единое помещение площадью приближается к мини-стадиону. Вместо окон здесь — забранные стеклом две противоположные стены вместе с фронтонами — до самой крыши. Вид из них такой, словно ты в корабле плывешь или летишь к лесу или даже над ним. «Летучий голландец». А Денисов внешностью и повадками чем-то напоминает главаря пиратов.
Я очень впечатлена. Лампово здесь, я бы сказала. Снаружи дом, конечно, замечательно смотрится, но внутри... Брутальный дом соответствует своему хозяину.
Нахожу Карла возле кушетки, на которой полулежит Эрика в бедно-розовом махровом халатике. Отец держит ее за руку; с другой стороны кушетки на двух креслах с поднятыми ногами расположился Игорь, мучает телефон. Стараюсь не смотреть на Денисова, меня не за этим позвали.
При моем приближении Эрика напряженно отворачивается. Организую место приема пищи для Карла и продолжаю незаметно осматриваться. Вижу большую ванную красного цвета на постаменте. Отворачиваюсь, улыбаясь, и ищу глазами золотой унитаз — логично смотрелся бы рядом, я считаю. Подозреваю, что он скрыт за одной из зеркальных дверей, расположенных напротив входа.
Зеркала будто наполняют и без того огромное помещение дополнительным воздухом и светом. Чтобы здесь жить и чувстввать себя уютно, наверное, нужно быть очень креативным и свободным — я бы сказала, человеком будущего. Мне такое недоступно. Хотя здесь вроде бы есть все, что нужно для жизни, чтобы вообще не спускаться вниз. Даже два балкона во всю длину стен, со стеклянными перилами.
Из понятного мне вижу грандиозный аквариум со стаями рыбок, рабочий стол на двух широких тумбах, несколько ковров в разных местах на дубовом полу, домашний кинотеатр и другую технику. И, наконец, трех- или даже четырехспальную кровать у стены. Вот где спит Игорь.
Глава 26
Игорь.
— Ну вот, теперь, когда мы одни, скажи, почему ты так себя ведешь?
Молчит моя Эри, растеряна. Беру ее руки в свои.
— Понимаешь, я испугалась, — говорит дрожащими губами, словно вдруг замерзла. — Подумала, что эта женщина могла нас обмануть. Она — манипулятор, она все время притворяется. А что такое четыре недели беременности, или пять, или шесть? Как можно так уж точно определить срок?
Она узнала о нашей проблеме и воспользовалась ситуацией, спряталась у нас от этого Рафика и запросто могла выдать его ребенка за твоего. То есть детей. Ну, может, она и сама не знала, что залетела. Поэтому я говорю — нужна генетическая экспертиза, и чем раньше, тем лучше!
Прижимается, в глаза заглядывает. Все вы манипуляторши, женщины.
— Я звонил твоему гинекологу в Центре, советовался как бы по поводу своей младшей сестры, — пришлось ее выдумать. Анна Васильевна считает, что теоретически можно сделать пункцию пуповины, после восемнадцатой недели.
Но категорически не советует так грубо вмешиваться в развитие плода. Ошибка в миллиметр или случайное занесение инфекции — и капец. Говорит, что там за папаша такой нетерпеливый, пусть хоть рождения ребенка дождется, прежде чем отцовство оспаривать.
Дуется Эрика, зубки показывает. Как же с ней в последнее время непросто.
— А то, что двойня у нее, это же надо обсудить!
— И что тут обсуждать? Судьба.
— Мы хотели наследника. А если их будет двое, с равными правами — это же катастрофа для бизнеса!
— Почему обязательно катастрофа? Им всего лишь придется научиться делиться всем, начиная с игрушек. Не вырастут эгоистами. Зато каждому из них будет кому доверять. По заводу — можно будет подумать об общей долевой собственности без права продажи доли на сторону. Или же передать бизнес в будущем тому из детей, который больше к нему расположен, а второму — дать что-то еще. Масса вариантов.
Упрямится Эри. Иголки выпускает, как ежик. Ревнует? Даже не к Оле. Неужели к детям?!
— Ты же помнишь, дорогой, что эта несостоявшаяся суррогатная мать написала отказ только от одного ребенка? А если их будет два, что тогда? Одного оставить ей — который поменьше? Но он все равно будет официально твоим ребенком, с имущественными правами! И даже если записать отцом второго ребенка кого другого, она сможет доказать отцовство в суде. Лучше пусть она перепишет отказ! Что отказывается от обоих.
Хотя нет, я даже не знаю — представляешь — здесь будет плакать не один, а два крикуна сразу. Я к такому не готова. У меня здоровья не хватит. Я читала, что при ЭКО, когда получается многоплодная беременность, лишние эмбрионы удаляют. Думаю, так будет сделать лучше всего.
Содрогаюсь. Встаю налить себе выпить. Как это у нее получается — маленькими пальчиками загнать в угол. Уйти хочется. Пусть делает, что хочет. Хотя, нет, не в этот раз. Откашливаюсь:
— То ЭКО, там с начала и до конца все через шприц и пробирку. Я тоже читал: десяток эмбрионов подсаживают, самых неудачных потом удаляют. А на такое, как ты говоришь, ни один врач не пойдет. Как ты не понимаешь, что нельзя играть такими вещами, как жизнь и смерть?! Эри, я не узнаю тебя. Что с тобой происходит?!
Глотаю еще виски. Но что-то не отпускает. Душно мне здесь. И тесно.
— Пойду проветрюсь. Не буду тебе мешать.
— Если ты сейчас пойдешь к ней...
— Не накручивай. И не вздумай делать глупости, Эрика. Я прихожу домой, в семью, чтобы отдохнуть. Конкуренции мне на работе хватает выше головы. Я не собирался идти к ней. Но к моему приходу не забудь опять стать доброй и ласковой. Женщиной. И будущей матерью.
Ольга.
Сегодня что-то плохо спалось, пришла в большой дом пораньше. Прямо передо мной с лестницы спускается Игорь с женой на руках. Видит меня и говорит:
— Я не смог ее разбудить. Вызвал скорую.
Он несет ее в гостиную и кладет на белый диван. У Эрики рука безвольно опущена до пола, и вообще хозяйка выглядит, мягко сказать, не очень — лицо под цвет дивана. Я не видела ее без макияжа, но то, что сейчас... Краше в гроб кладут. Игорь мрачно сосредоточен; то трясет ее, то гладит, мнет мочки ушей, растирает руки — видимо, не в первый раз, но сейчас без толку. Я холодной воды принесла, и он смочил ей лицо и шею — то же самое.
— Она перенервничала вчера, — говорю.
— Да. Оля, побудь с Карлом. Если он не знает — пока ничего не говори. Вдруг что — я вас позову.
Что он имеет в виду про "вдруг"?!
Уходя, слышу, как он говорит по телефону:
— Федор, что там, скоро? Машину оставь за воротами, сам с медиками в гостиную пулей. Потом проверишь.
Игорь.
— Идите сюда. Доброе! — отвечаю на идиотское приветствие.
Какое может быть утро, если жена лежит замертво?! Вызвали реанимацию, врач задерганный, усталый, но производит впечатление опытного. Медсестра совсем девчонка, как бы сама в обморок не хлопнулась.
— Вчера легкое ДТП, теряла сознание. Вызывали ваших, сказали, давление резко упало. Потом все нормально. Вечером легла спать. А утром — вот.
— А что вводили? — без эмоций спрашивает врач, осматривая Эрику.
— Федь, ты не помнишь? У меня названия лекарств в голове не задерживаются.
Федор показывает фото на телефоне. Что бы я без него делал?
— Что еще принимала?
По интонации это как будто и не вопрос даже.
— Думаю, ничего. При мне, по крайней мере.
— Вы муж?