Страница 13 из 47
Скоро замечаю, что он глядит на меня. Выныриваю из неги, растираю руками лицо и с легким беспокойством спрашиваю:
— Что?
— Загляни в телефон.
Глава 15
Ищу телефон. Для этого пришлось встать. Гаджета нигде не видно. Очень хочется пить. Вижу кувшин с компотом, наливаю себе и Игорю, протягиваю:
— Хочешь?
Приподнимается, берет стакан и выпивает за несколько глотков. Протягиваю ему свой:
— Пей еще, мой хороший, мой любимый.
Мой... Скоро он уйдет, и я буду смотреть на него только издали. Забираю стаканы и отворачиваюсь, чтобы смахнуть непрошеную слезу. Он еще здесь, а я уже скучаю по нему.
Нахожу телефон на кресле под одеждой. Светится красным сообщение от банка, открываю: номер моей карты, дата; потом слово «зачисление», цифра пять и нули, нули; считаю... Пять миллионов рублей! Это Ксюше! И еще останется, чтобы большую часть кредита закрыть.
С победным воплем жены индейского вождя прыгаю в постель к Игорю. Целую его, обнимаю.
— Я знала, что ты поможешь! Знала!
Улыбается. Но как же? Это в долг или?.. Выясню потом. Хочу его отблагодарить. Как? В порыве чувств, усаживаюсь на него верхом, обхватывая ногами. Теперь я сверху — мне важно видеть перед собой его лицо. Он довольный, глаза сверкают. Любимый.
Он с готовностью протягивает ладони к моим грудям и массирует их, пока я занимаюсь руками с тем, что у него встало ниже пупка. Потом вбираю его в себя. Временами я кричу и подскакиваю от радости, от возбуждения. Жизнь прекрасна и удивительна!
У нас происходит еще один полноценный секс, стремительный и яркий. Игорь то приподнимает и «роняет» меня, насаживая плотней, то снова хватается за груди, доверяя мне остальной процесс. Потом садится, крепко обнимая и, не разъединяясь, неожиданно переваливает меня на спину. Ух! Тут уже и до акробатики недалеко.
Возвышаясь надо мной на полусогнутых руках, он сильными частыми толчками окончательно «пришпиливает» меня к кровати, как бабочку. А я вдруг понимаю, для чего мужчин с детства учат отжиматься.
Сколько Денисову нужно секса? Может ли одна женщина его полностью удовлетворить? Или, как говорится, большому кораблю большое плавание? Я отчетливо видела, что он нравится многим. И, может быть, у него где-то уже подрастают дети? Сейчас довольный, сильный, и не усталый, а умиротворенный, как я считаю, он лежит рядом со мной, накрыв ладонью мою левую грудь. Слушает сердце?
Я говорю ему «спасибо» на разные лады и касаюсь его кожи губами и языком; снова и снова. От его губ пахнет земляникой; тянусь к ним, но он вдруг вздыхает и практически деловым тоном говорит:
— Там на кресле лежит папка с документами.
Поднимаюсь медленно, очень медленно. Как бы мне хотелось, чтобы до кресла надо было тащиться долго-предолго. Чтобы хоть один день, или даже всего только один этот вечер можно было не думать об обязательствах, долге, документах! Чтобы была только любовь, в которой и следует создавать дитя, для того, чтобы оно в жизни было счастливым. Любовь Игоря. Как будто она у меня есть.
Нахожу папку, в ней три разных файла, три договора в нескольких экземплярах каждый. Мне делается холодно. Смотрю на Игоря и выговариваю:
— Я хочу, чтобы ты повторил мне сам, то, что сказала Эрика. Или что здесь написано.
Смотрит. Больше не улыбается. Почему мне кажется, что он тоже готов отшвырнуть эти бумаги, не читая?!
— Верхний документ — о расторжении договора суррогатного материнства по инициативе супружеской пары. Надеюсь, ты понимаешь, что сегодня он перестал быть актуален.
Чуть приподнимает в улыбке уголки губ. Как я люблю эти губы! Я знаю их вкус. Киваю, соглашаюсь — конечно! Но он снова мрачнеет.
— Деньги оформлены как компенсация. Ты понимаешь, что детей у нас не продают. Четыре ляма ты назвала сама. Неустойка Центру тебя не должна коснуться, но если что-то выставят — у тебя есть запас. Второй документ — твой отказ от ребенка. Дата не проставлена, но подписать надо сейчас.
Он садится и начинает одеваться. Листы дрожат в моих руках. Молчу, сжалась.
— Еще не известно: будет он или не будет. Просто подпиши. По идее, ты должна была подписать до того, как получила деньги. И до того, как... Не хотелось портить тебе настроение.
Я плачу о том, чего, вернее кого, еще нет. Мне заранее больно от разлуки. Пытаюсь найти выход — убежать, поискать исчезающие чернила? Денисов протягивает авторучку; вот что такое муж на час.
Смотрю, а на листах, где еще нет ни моей подписи, ни даты, и которые будут актуальны месяцев через девять, уже стоят подпись и печать нотариуса. У них здесь все схвачено, можно и не трепыхаться.
— Третий — трудовой договор. С сегодняшнего дня ты официально работаешь сиделкой, тебе начисляется зарплата, идет стаж. Я могу оставить документы здесь, чтобы ты все изучила. Но мне хотелось бы забрать их с сбой.
Понимаю: я должна была подписать отказ, а потом только лечь под него. И он тоже не вполне свободен в поступках, в желаниях.
Жизнь учит, что запасные варианты надо просчитывать перед тем, как входишь в комнату. А я вошла, не думая, и закрыла дверь. Надеясь на что-то эфемерное.
Решаюсь и подписываю, и расшифровываю подпись; еще, и еще раз. Это ради Игоря.
Надеюсь, мой ребенок никогда не увидит подписи матери-предательницы на отказном листе.
А что будет, если я убегу с младенцем в животе?
Глава 16
Тоже одеваюсь. Могу просто открыть и закрыть за ним дверь пультом. Но хочу по-человечески проводить Игоря. Даже если не притронусь к нему. Смотрю, как он прячет под одеждой такое красивое и сильное, такое родное тело. Хочется подойти и прижаться. Но, наверное, не стоит. Точки расставлены.
— Мне было хорошо, — говорит и смотрит внимательно, словно хочет запомнить. — Благодарю. Звони, если что.
Не знаю, что ему ответить. Плотнее запахиваю на груди халат. Все в прошлом. Я все придумала. Пора становиться реалисткой. Открываю дверь будущему папе...
Даже думать об этом не могу. Это просто Денисов. Тот самый. И с ним мне удалось однажды переспать. Просто я добилась его близости такой ценой. Наверное.
Выхожу следом на крыльцо. На дорожке ближе к дому, вижу Эрику. Она нервно прогуливается, опираясь на скандинавские палочки; конечно же, вся в спортивном. А за ней, — кто бы мог подумать! — совершенно случайно, Федор. Видимо, все в курсе всего.
Осталось разве что дедушку в коляске прикатить, чтобы тоже полюбовался, какая я бываю всклокоченная. Хорошо хоть, что никто не видит или не пытается увидеть, что происходит у меня внутри или в трусах!
Возвращаюсь в домик, не дожидаясь, пока Игорь дойдет до жены. Мне не интересно, как он предложит ей руку или возьмет за талию! Хотелось бы сейчас изо всех сил хлопнуть дверью, но она, умная, не хлопается.
Прежде всего набрасываюсь на земляничный компот. Замечаю, что зубы стучат о стакан. И компот как бы слегка солоноватый... Оказывается, я плачу.
Иду умываться. Тушь для ресниц, наложенная впервые за несколько месяцев, размазалась под глазами. Ну и физиономия! Смываю водой все, что можно смыть. Пишу мылом на зеркале: «И это пройдет». Но что-то не помогает.
Шлепаю себя по щекам:
— Все, закончила реветь! Соберись, тряпка!
Собираюсь с духом и перевожу деньги Ксюшиной клинике, по прежнему шаблону. Курс евро немного подрос, со счета уходят больше, чем четыре миллиона, но не страшно. Теперь, наверное, мне ничего не страшно.
Вижу подтверждение, понимаю, что еще совсем не поздно, и набираю маму. Пока идут гудки, прикидываю, сколько по времени мы с Денисовым терзали кровать — получается, часа два. Всего каких-то два часа! А эмоций!.. На большой кусок жизни.
— Мамуль, привет, я перечислила последний взнос. Хорошие люди помогли. Отдавать не придется.
— Ты моя умница!
Она говорит и говорит, и я понемногу успокаиваюсь. Мама нахваливает меня так, как это может сделать только родной и близкий человек — так, что чувствуешь себя самой-самой и хочешь из кожи вон вылезти, чтобы заслужить еще.