Осада

Ошеломленные воины перестали спорить и огляделись с озадаченным выражением лица и изогнутыми бровями. Предоставив Хелбену помочь им прийти в себя, Лаэраль повернулась к своей палатке и открыла еще одни врата перемещений. Было знакомое мгновение падения, прежде чем она появилась рядом с самыми ужасными звуками сражения, которые она когда-либо слышала. Клинки звенели о доспехи в безумной какофонии, и голоса мучительно кричали от боли. В воздухе пахло кровью и вскрытыми кишками, мимо потоком темных силуэтов проносились воины. Некоторые были согнуты пополам, у некоторых отсутствовали конечности или части конечностей, но ни у кого не было оружия в ножнах или руках.

Все еще борясь с дурнотой и не в силах понять, что она видит, Лаэраль, тем не менее, отреагировала мгновенно. Она достала из кармана плаща пузырек с гранитной пылью и посыпала им голову, произнося слова защитного заклинания брони. Ее кожа стала холодной, онемевшей и твердой, как камень. Она повернулась к какофонии и обнаружила, что смотрит поверх усеянной трупами ткани развалившейся походной палатки, и, наконец, вспомнила, где она и зачем пришла.

Она опоздала. Вихревой смерч клинков надвигался на нее через шатер, вырывая мечи и кинжалы из рук и ножен бегущих перед ним солдат. Горстка храбрых воинов остановилась, чтобы выстрелить арбалетными болтами или метнуть копья в сердце вихря, но они были подхвачены вместе с остальным оружием и полетели назад, чтобы разрубить храбрые души в брызги крови и разорванные доспехи. В шторме уже была тысяча орудий, с каждой секундой в него влетало по дюжине, и кружащееся стальное облако было таким плотным, что Лаэраль не могла разглядеть его сердцевину. Острие шторма клинков достигло ее стороны палатки. Мечи и кинжалы начали разбиваться о ее заколдованную кожу. Осколки были втянуты обратно в торнадо, более смертоносные, чем раньше. Лаэраль бросилась в бурю, шатаясь под непрерывным градом оружия, бьющего в нее со всех сторон. Ткань палатки была скользкой от крови и усеяна телами и кусками тел, некоторые все еще были достаточно живы, чтобы протянуть руку и схватить ее за лодыжки. Несколько раз она спотыкалась и чуть не падала, а однажды ей пришлось оттолкнуться от окровавленного полуэльфа, который ухитрился обхватить ее обеими руками за ноги, умоляя спасти его.

Наконец, Лаэраль начала видеть сердце бури, где конусообразный силуэт фаэримма плыл к ней под острым углом. Она подняла руку и выпустила серебряный огонь. В то же мгновение земля разверзлась у нее под ногами, когда шипастый попытался утопить ее в почве. Какой бы быстрой ни была контратака фаэримма на ее вторжение, эта тактика была скучной, и Лаэраль давно выработала к ней магический иммунитет. Плетение просто держало ее подвешенной над отверстием, пока оно не закрылось.

По всей вероятности, фаэримм так и не узнал, что его атака провалилась. Он был охвачен серебряным огнем и провел следующие несколько секунд, бешено вращаясь, пока не превратился в пепел. Буря клинков внезапно прекратилась, накрыв рухнувший шатер Лаэраль стальным ковром, когда тысячи мечей со звоном упали на землю. При свете костров, бушевавших в каждом лагере, Лаэраль могла различить широкую полосу неподвижных силуэтов и извивающихся фигур, которую фаэриммы прорезали сквозь ее армию. Это был широкий пояс, начинающийся над Серебряными Рыцарями, гвардией Серебристой Луны и неуклонно изгибающийся внутрь, сравняв с землей весь лагерь наемников Кровавого Топора, посланных от имени Сандабара, и прорвав широкий тракт через палатки Слизняков, представляющих Цитадель Адбар, прежде чем спиралью пройти через лагерь Глубоководья и подняться на холм к палатке Лаэраль и Хелбена. Не только этот фаэримм атаковал отдаленные лагеря, в то время как его товарищи готовили главную засаду. Повсюду были огненные бури и шквалы молний, еще одна буря клинков, и множество порабощенных разумом воинов сражались больше друг с другом, чем с фаэриммами.

С замиранием сердца от горя и отчаяния, и от чувства вины за то, что не сумела предвидеть предательство шадовар, Лаэраль достала из кармана серебряный наперсток, произнесла заклинание и поднесла его к губам, словно миниатюрный рог.

— Шадовары предали нас. Берите тех, кого можете спасти, и бегите. — Хотя она говорила тихо, голос Лаэраль услышит каждый командир и волшебник в ее армии, кроме тех, кто попал под ментальное влияние врага. — Она разработала заклинание с учетом поправок на фаэриммов. — Мы снова соберемся в гостинице «На полпути». Да ускорят вас боги.

Позади нее послышался звон стали – кто-то приближался по ковру из упавших клинков. Она обернулась и мельком увидела неуклюжую фигуру ваасанца, бегущего в ее направлении, а затем вскрикнула в замешательстве, когда его меч обрушился на нее. Она вывернулась и инстинктивно подняла руку, но пытаться блокировать темный меч было плохой идеей даже для одного из Избранных. Волна обжигающего холода прокатилась по ее руке, и конечность онемела ниже локтя.

Она вскрикнула скорее от шока, чем от боли, упала на колени и чуть не потеряла сознание, когда увидела свою руку и предплечье, лежащие на ковре мечей перед ней. Черное лезвие, отрубившее ей руку, лежало в шаге или около того, мокрое от ее крови. Темный меч поднялся в воздух и поплыл в том направлении, откуда пришел.

Лаэраль повернула голову и увидела неуклюжую фигуру Берлена, который шагал к ней, протянув руку к парящему мечу. Слишком ошеломленная, чтобы понять, почему он напал на нее, она тем не менее знала, что должна остановить его, прежде чем он сделает это снова. Она потянулась к своему плащу за компонентом заклинания, затем ощутила волну мучительной боли и вспомнила, что тянулась обрубком. Она потянулась другой рукой, но угол был неудобным, а движение незнакомым.

Берлен был почти рядом с ней, когда она нашла то, что искала. Ваасанец поднял свой темный меч и сказал:

— Это твоя вина.

Лаэраль вытащила из кармана железный прут и направила его в его сторону. Стальной ковер снова зазвенел, когда за спиной ваасана появилась еще одна неуклюжая фигура. Берлен присел на корточки и начал оборачиваться, но был отброшен в сторону большим ваасанским сапогом.

— Кул? — ахнул Берлен. — Что ты?..

Рукоять меча Кула ударила Берлена в основание челюсти, оторвав его от земли и опрокинув на спину на ковер мечей. Кул на мгновение убедился, что его товарищ без сознания, затем повернулся к Лаэраль, которая, все еще пребывая в шоке и не понимая, что происходит, направила на него железный прут.

— Мои извинения, леди Арунсун. Повсюду есть лазутчики. — Он заткнул за пояс пару хвостов фаэримма, затем взял меч Берлена и вложил его в свои ножны. — Вы можете встать?

Лаэраль попыталась и чуть не потеряла сознание.

— Нет. Она сунула железный прут в карман и протянула руку. — Поставь меня рядом с Берленом и держи крепко.

— Обнять вас, миледи?

Лаэраль кивнула. — Ради твоей жизни. — Она указала на свою ампутированную руку. — До гостиницы «На перепутье» дорога будет нелегкой.

С сырой картофелиной в одной руке и обнаженным метательным кинжалом в другой Галаэрон сошел с поднятой ладони Ариса прямо на подоконник комнаты на третьем этаже, которую Вангердагаст использовал как зал совета. Полдюжины боевых волшебников, собравшихся вокруг стола, вскрикнули от удивления и потянулись за компонентами заклинаний, а один даже встал, указывая на окно и открывая рот, чтобы выпустить струю магических стрел.

Галаэрон отшвырнул картофелину в голову парня, больше, шокируя чем отбрасывая волшебника обратно на сиденье, затем обратил свое внимание на большую светловолосую женщину, держащую стеклянный цилиндр длиной в палец.

— Ты же не хочешь направить его в мою сторону, — сказал он, поднимая свой метательный кинжал. Это моя ведущая рука.

Вангердагаст, сидевший спиной к окну, тяжело вздохнул. Он жестом указал своим боевым волшебникам на их места, затем оперся локтем на подлокотник и повернулся, чтобы посмотреть на Галаэрона.