Призрачная вспышка

Великий Костяной Змей изверг молнию. Джет поднял одно крыло и благополучно откинул своего седока в сторону. Аот выпустил из своего копья радугу предположительно разрушительной силы. Но Аласклербанбастос даже не стал уворачиваться, и магия никак не подействовала на скелет огромного дракона.

Медраш хотел пойти на помощь тэйцам. Все в Аласклербанбастосе возмущало его чувства паладина и драконорожденного. Он едва мог смотреть на лича, не сжимаясь и не дрожа от ненависти.

Кроме того, Аот, похоже, нуждался в помощи, потому что в данный момент не так много других всадников на грифонах сражались с Аласклербанбастосом. Очевидно, драконы истощали их, причиняя вред им и их ездовым животным или просто истощая их запасы стрел. Вскоре в воздухе не останется боеспособных противников, и драконы обратят своё внимание на беззащитных солдат на земле.

Именно поэтому Медраш решил, что он должен придерживаться своего первоначального плана. Это давало единственную реальную надежду на победу. Хотя его инстинкты кричали против этого, он пролетел мимо драколича и боевого мага.

Дым как будто сгустился. Потом он понял, что это уже не дым - не над этим участком города - а нечто более влажное и чистое: туман.

Но хотя в тумане было легче дышать, он еще мешал зрению, и вскоре паладин понял, что туман настиг и других. Под ним, едва заметные сквозь облака, потрепанные наемники ухаживали за своими ранеными грифонами.

Затем он услышал грохот, и из тумана и мрака выплыла приземистая барабанообразная башня. Даже если она изначально не задумывалась как бастион, сейчас он стал таковым для войск Аота и Шалы, укрывшихся внутри. Они, вероятно, могли бы долгое время сдерживать воинов, окружавших строение, если бы не существо, которое крушило и прорывалось к ним сверху.

Медраш не мог видеть его, даже когда он был почти рядом с ним, хотя его присутствие было очевидно по длинным, глубоким следам от когтей, появляющимся на деревянной крыше башни. Не удовлетворенный тем, что ослепляет своих врагов туманом, дракон использовал еще и заклинание невидимости.

А это означало, что Медраш никак не мог узнать, когда тот решит использовать свое дыхательное оружие. Но, к счастью, у летучей мыши были свои собственные чувства, и она, вероятно, уже сражалась с драконами на Равнине Черного Пепла. Животное рванулось вбок, и хотя вопль, раздавшийся через мгновение, был мучительно громким, он не причинил Медрашу никакого реального вреда.

Драконорожденный решил позволить своему животному летать так, как оно сочтет нужным. На данный момент летучая мышь понимала, как ей следует маневрировать, гораздо лучше, чем паладин. Он обратился к Торму и Бахамуту и благодарный тому, что его внутренняя сила вернулась, смог обрушить на врага холодный огонь.

И тогда боль пронзила его череп. Он почти потерял концентрацию и позволил дару, который дали ему Боги, уйти в никуда, но этого не произошло. Рыча, паладин выдавил из головы вмешательство.

Но к тому времени, как он это сделал, на крыше перестали появляться новые трещины, а быстро разрушающаяся поверхность больше не прогибалась под невидимой тяжестью. Дракон улетел.

Летучая мышь металась то вправо, то влево, пикируя и кружась, уклоняясь от новых атак, которых Медраш не мог видеть. Но проворство летучей мыши не могло спасти их надолго - только не от врага, который мог ударить клыком и когтем, взрывом звука, силой его воли и лишь Торм знал как еще.

Медрашу нужно было закончить бой быстро, и - он надеялся – он все еще не потерял силу холодного огня. Но как он мог направить силу на невидимую цель?

Ему нужно было ощутить порчу Тиамат, как он чувствовал ее раньше. Он протянул руку, руководствуясь интуиции или какой-то родственной ей способностью, и ему показалось, что он почувствовал тошнотворный очаг мерзости, пронзающий воздух.

Он протянул руку и закричал:

- Торм!

Белое пламя сорвалось с его пальцев. Туман потерял часть своей плотности, а другая часть начала переливаться и наполовину раскрыл дракона.

Существо зарычало. Размахивая крыльями, оно предпринял последнюю яростную попытку приблизиться к летучей мыши и Медрашем. А когда паладин бросил в дракона остатки святой силы, тот отказался от попытки атаковать и от заклинания невидимости. Свечение горящего здания блестело на чешуе монстра, словно пластины полированного изумруда.

- Ты… вернул меня в прежнее состояние. — Сказал дракон, обращаясь к разуму драконорожденного. Его слова были как литавры, пульсирующие и грохочущие в голове Медраша.

- Тогда отблагодари меня, - ответил паладин. - Моим товарищам и мне нужна ваша помощь против Чазара и Аласклербанбастоса.

- Я признаю, что в долгу перед тобой, драконорожденный, и я отплачу тебе, если смогу. Но я не ровня Красному Дракону Чессенты и Великому Костяному Змею. Напав на них я попросту убью себя

- Как и все здесь, — сказал Медраш, - мы сами им не ровня. Но я собираюсь успокоить и других драконов. Сколько смогу, пока мои силы не иссякнут.

Изумрудный дракон задумался над этим на пару вдохов, пока они с летучей мышью скользили над крышами. Затем он сказал:

- Не трать силы о черного. Сомневаюсь, что ты сможешь вырваться из хватки Большой Игры.

 - Я уже догадался. Значит ли это, что ты нам поможешь?

 - До тех пор, пока не решу, что мой долг уплачен.

Дракон взмахнул крыльями и взмыл в небо.

* * * * *

Аласклербанбастос прошипел слова силы, и в воздухе появилась фигура, похожая на огромный черный меч. Кто-то другой мог бы назвать это тенью, но пылающие глаза Аота узнали в этом то, чем оно было на самом деле: подвижная рана, прорезанная в ткани мира; дыра, через которую можно было провалиться в небытие.

Дыра двинулась к Аоту и Джету. Грифон спикировал. Но уступать пространство драколичу – плохая тактика, однако Аот чувствовал, как устал Джет и что грифон не был уверен в своей способности увернуться от пореза каким-либо другим способом.

Теневой меч снова налетел на них. Аот выпалил контрзаклинание и ткнул копьем в черную дыру. Ничего не произошло.

Джет продолжал уворачиваться, хотя дыра заставляла его опускаться все ниже и ниже. Аот метнул огонь в черный меч, и вспышка исчезла, когда столкнулась с заклинанием лича. Меч продолжал приближаться.

Аот прохрипел слова силы, развернул копье над головой и ткнул им в сторону дыры. Его собственный теневой меч, меньшего размера, но идентичный во всем остальном, выскочил из острия и полетел в сторону заклинания Аласклербанбастоса.

Воздух или часть самого пространства дернулись, когда два проявления небытия пытались поглотить друг друга. Аот отвел глаза, пытаясь побороть желчь, обжигающую горло. Инстинкты подсказывали ему, что если он этого не сделает, его магическое зрение может разглядеть что-то, что повредит его разуму.

Скрученные и сплетенные вместе, как сражающиеся змеи, лезвия исчезли.

Когти Джета почти коснулись булыжников, а нависший над головой, с молниями, пляшущими по голым костям, Аласклербанбастос почти завершил еще одно заклинание, которое обрушит на узкую кривую улицу дождь молний. В воздухе запахло надвигающейся бурей.

Аот метнул из своего копья дротики лазурного света. Это было то, что он мог сделать практически мгновенно, но вместе с эти это было относительно слабое заклинание. Он знал, что этого, скорее всего, будет недостаточно, чтобы сбить драколичу концентрацию, и, конечно же, этого не произошло.

Но случилось кое-что другое. Вой пронзил воздух и отбросил в сторону увенчанный гребнем череп Аласклербанбастоса. Лич резко повернул голову, ища нового врага, который осмелился напасть на его.

Аот решил, что это дало ему и Джету шанс скрыться от Чазара и отдышаться. Поняв, чего он хочет, грифон приземлился и бросился к двери. Аот поднял свое копье и выбил дверь и большую часть дверной рамы силовым импульсом.