Страница 42 из 74
В Кормире были зимы и Гетред часто путешествовал ради интересов своей родины и короля. Он знал, что такое дикая природа и видел её даже в самые тёмные дни зимы. Но Земли Орды оказались тем, с чем он встретиться никак не ожидал, несмотря на то, что он всего лишь путешествовал по их периферии, не углубляясь. Единственной водой, которую можно было найти, были снег и лёд и он знал, что если их есть, это приведёт лишь к тому, что он замёрзнет ещё быстрее. В ночь перед атакой он хорошо поел, но с тех пор в его животе не было ни крошки. Ему повезло, что он смог сбежать из темницы с тёплой одеждой, хорошим плащом, своим ножом и живым, но времени прихватить припасы не было.
Но всё же холод и жажда были хуже голода. С той ночи, когда свет их костра привлёк к ним туиганцев, он не смел развести огня ни в день побега, ни в последующие дни. Им потихоньку овладевало отчаяние. Когда вся твоя жизнь концентрируется на холоде, жажде и преодолении мили за милей, когда ты бредёшь по суровому, покрытому снегом краю, когда все твои друзья мертвы, а между тобой и домом расположилась армия и ты знаешь, что тебя ищут… да, это чертовски сложно продолжать на что-то надеяться. Хотя опытный путешественник, вроде Гетреда, мог ещё много дней протянуть без еды, он знал, что холод и жажда скоро его прикончат – это или туиганцы, всё ещё охотящиеся на него.
На этой части рассказа Гетреда, Холван не улыбался. Гетред думал, что окажись на его месте кто-то из его земляков, он бы точно не выдержал, но лицо Холвана было маской, лишённой всяких эмоций.
Итак, Гетред решил позволить холоду покончить с собой. Его дед всегда говорил, что смерть от холода – самая коварная. Сама она наступает безболезненно, человек даже чувствует тепло, когда его тело погружается в сон, а затем в бесконечный сон. Гетреду всегда было интересно, откуда люди, даже такие опытные в жизни в дикой природе, как его дед, знали о подобных вещах. Может они попросили жреца поговорить с их замёрзшими друзьями? Если так, то Гетред мог бы придумать более интересные вопросы к мертвецам, нежели «Что ты чувствовал?» Но дед Гетреда был не из тех, с кем можно было говорить на подобные темы.
Будучи вынужденным, выбирать между смертью от холода и смертью от туиганцев, Гетред выбрал холод. Не то, чтобы из-за страха – хотя если подумать, то было чего бояться – просто из вредности. Он не хотел доставлять своим врагам удовольствие лишить его жизни. Всяко лучше найти хорошее место, чтобы лечь и устремиться в объятия Миликки.
Такими были его мысли, когда он прокладывал свой путь вниз по долине, лежащей между двумя длинными хребтами Рассветных гор. Долина заросла деревьями и он заключил, что по крайней мере сможет найти какое-то подобие убежища, прежде чем умереть.
Он как раз дошёл до конца долины, когда до его слуха донеслись звуки – звуки борьбы за близлежащими зарослями папоротника. Достав нож, он подполз ближе.
Когда он протиснулся сквозь плотные зелёные заросли, первым, что он увидел, было тело волка. Его мех был бледно-серым, труп был выпотрошен, а внутренности были разбросаны рядом. Самым жутким была челюсть, которую насильно раскрывали, пока она не сломалась и кожа не разорвалась. Простая и бессмысленная жестокость, от которой Гетреду скрутило живот. Самым странным явлением здесь являлась большая руна, состоявшая полностью из острых линий, пересекающихся под немыслимыми углами, которая была выжжена у животного в боку. Гетреду казалось, что он всё ещё чувствует запах палённого меха в сухом, морозном воздухе.
Внезапное движение куста заставило Гетреда повернуть голову и рядом он увидел другого волка, всё ещё живого, его шея попала в силки. Верёвка тянулась к толстой ветке, и заканчивалась петлёй на высоте его передних лап, и петля эта затягивалась с каждым сделанным зверем движением. Одного взгляда Гетреду хватило, чтобы понять, что эта борьба окончится тем, что ловушка рано или поздно задушит животное.
Первой мыслью Гетреда было дождаться охотника и попросить его о еде и приюте, но он устыдился своих мыслей и попросил прощения у Миликки. Кроме того, будучи свидетелем того, с какой жестокостью было убито другое животное – он не мог сказать, в качестве приманки ли, или же принесённой жертвы – да и глядя на выжженную руну, Гетред решил, что было был лучше, если бы встреча с охотником не состоялась. Что-то в этой руне вызывало в нём большее беспокойство, нежели очевидная жестокость расправы над первым волком.
Гетред убрал нож в ножны и снял плащ. Вызволение волка из силков было не простой задачей даже для нескольких человек. Находясь в состоянии паники, волк будет пытаться убить всех, кто приблизится к нему. Единственной его надеждой было попробовать накинуть ему на голову плащ на время, которого окажется достаточно, чтобы перерезать верёвку. После этого, он надеялся, что волк будет больше заинтересован в том, чтобы сделать ноги, чем в разрывании его на куски. Ну а если нет… что же, это избавляло его от необходимости выбора между холодом и туиганцами.
Расправив перед собой плащ, Гетред приближался плавно и медленно, не делая резких движений.
Пасть волка оскалилась, обнажив длинные зубы. Пена вокруг его чёрных губ была уже с вкраплениями крови. Ещё один шаг и волк зарычал и рванулся к нему. Но единственное, к чему привело это движение зверя, это к ещё большему затягиванию петли и его рычание сорвалось в сдавленный визг. Гетред воспользовался открывшейся возможностью и ринулся вперёд, накинув свой толстый плащ на голову волка и крепко обхватив зверя руками. Он был, наверное, в два раза тяжелее волка, но всё же отчаянно метающийся зверь почти что скинул его. Если бы не тугая верёвка вокруг его шеи, Гетред был убеждён, что волк бы сбросил его и перегрыз ему горло.
Всё ещё держа свою правую руку вокруг шеи волка, и фиксируя ей обёрнутый вокруг его головы плащ, словно капюшоном, другой рукой он быстро выхватил нож, замахнулся и полоснул по верёвке. Клинок уперся в шнур и проскользнул. Запаниковав, Гетред почти обронил нож. Верёвка, казалось, была сплетена из каких-то сухожилий и она была крепкой, как проволока. Гетред перехватил нож покрепче и ударил по верёвке ещё раз.
Верёвка порвалась и держащая её ветка отпружинила вверх, ломая другие, более мелкие ветки. Внезапно освобождённый от хватки силков, волк извернулся под Гетредом и лягнул его своими задними лапами. Если бы не толстая куртка и кожаный жилет под ним, волк вероятно выпустил бы ему кишки.
Гетред отпустил животное и прижав подбородок к груди, закрыл голову руками. Он знал, что если волк захочет его убить, он будет целиться в шею. Если ему удастся добраться до шеи, то смерть его будет долгой, но если мощные челюсти животного сомкнутся на его загривке и сломают его шею, он, вероятно, умрёт, не успев даже выдохнуть.
Но укуса не последовало.
Медленно и с осторожностью Гетред перекатился на бок и поглядел вверх. Волк стоял у дальнего конца рощи. Оборванная верёвка всё ещё была вокруг его шеи, но натяжение ушло и она висела свободно. Существо просто стояло и смотрело на Гетреда, свет падающий сквозь ветви играл на его мехе. Его взгляд заставлял Гетреда нервничать. Хотя с волчьим взглядом так бывает всегда. Он выслеживал многих зверей, охотился и даже приручал их много раз и всегда думал, что глаза волка казались самыми человечными.
Затем что-то случилось. Сначала он думал, что поднялся небольшой ветерок, раскачивающий ветки и приводящий в движение тени под ними. Но ветра не было. Свет вокруг волка, казалось бы, преломлялся и искажался, а неглубокие тени в его мехе рябили, словно живые. Силуэт волка дрогнул и исказился, а когда мерцание света и теней замедлилось и прекратилось, волка уже не было. На месте волка стояла молодая девушка, её кожа и волосы были лишь на оттенок темнее, чем снег. Она стояла на морозе без одежды и обуви, но казалось, что холод её не беспокоил. Её взор застыл на Гетреде и он заметил, что по разрезу глаз и линии челюсти, она больше была сродни эльфам, чем людям.