Страница 73 из 88
Каждый день он мрачно забирался обратно в холодную и одинокую кухню, варил себе немного фасоли и срезал еще немного зеленой плесени с огромного круга сыра под мраморным колпаком, прежде чем подняться по лестнице к большому окну, чтобы заново изучить заклинание, которое он произнес неправильно. С каждым днем он все больше впадал в отчаяние. Дело почти дошло до того, что он подумывал использовать свой медальон, чтобы улететь из этого места. Он мог бы найти какое-нибудь отдаленное царство, где никто не знал его в лицо, найти там работу писца и попытаться забыть, что он когда-то был архимагом и вызывал монстров из других миров. Да, был бы малейший повод...
Что-то разбилось в соседней комнате, словно дюжина колокольчиков среди музыкального перезвона стекла. Тентар мгновенно вскочил и проскользнул в дверь, всматриваясь — ага! Заклинание, которое он наложил на эльфийские врата в Запутанных деревьях... Кто-то только что использовал их, чтобы отправиться на юг в леса возле Звездного Покрова. Вот оно. Ему надоело прятаться и ничего не делать.
— Эльфы начали действовать, — величественно сказал Тентар Терамос осколкам стекла у своих ног. — Я должен быть там. По крайней мере, я смогу узнать об этом хаосе заклинаний столько же, сколько они.
Он отрезал себе кинжалом большой кусок сыра, завернул его в старое одеяло вместе со своей походной книгой заклинаний и засунул сверток в потрепанную старую заплечную сумку. Вложив клинок обратно в ножны, Тентар призвал мерцающую силу своего медальона и произнес заклинание, которое уже давно было у него наготове.
— Прощайте, старые камни, — сказал он своей Башне, бросая на нее, возможно, последний взгляд. — Я вернусь — если смогу.
Мгновение спустя пол, на котором он стоял, был пуст. А еще через мгновение спустя другое сигнальное заклинание разлетелось вдребезги в комнате, где никого не осталось, чтобы услышать.
Слишком часто жизнь архимага такова.
* * * * *
Возбуждение горело в ней, подскакивая к отсутствовавшему горлу, как не бывало годами.
Осторожно, Саэреде. Не потеряй ничего из-за спешки... Тебе уже много веков не к лицу дрожать, будто деве... казалось бы.
Как струйка темного дыма в темноте, Саэреде взлетела по тонкой щели в задней части пещеры обратно в главную комнату наверху. Она давно приготовила это заклинание, и он не мог прервать ее. В мгновение ока все было сделано, серый дым потек наружу, чтобы осесть старым камнем на вершине шахты. Его завеса показалась бы любому на поверхности приподнятым каменным полом, полностью скрывавшим устье колодца. Ее добыча оказалась в ловушке под этой паутиной так же верно, как если бы это был твердый камень. Саэреде позволила себе немного позлорадствовать, прежде чем снова нырнуть в холодный темный камень.
Теперь пусть мой принц-спаситель освободить меня... и добровольно придет на медленную бойню.
Она нырнула в пещеру как стрела, падающая на землю. Эльминстер нахмурился и посмотрел вверх, почувствовав какое-то магическое возмущение, но ничего не уловил, и после долгого, подозрительного времени магического осмотра пыльной темноты он возобновил свое осторожное продвижение. Этого времени было более чем достаточно для Саэреде, чтобы подкрасться к одной из рун через потрескавшийся камень под ней, заставив ее слабо светиться.
Эльминстер остановился перед ней и уставился на незнакомые изгибы и росчерки. Он не узнал ни одного из этих символов. Они выглядели сложными и старыми, и это, конечно, наводило на мысль об исчезнувшем Нетериле... или любом из множества его отголосков, мимолетных царств, последовавших за его падением, с их самозваными королями-волшебниками. Если хоть какая-нибудь из ветхих старых хроник, которые он читал за эти годы, была правильной.
Только этот символ светился. Эл пристально уставился на него.
— Здесь дремлет разум, — пробормотал он, — но чей?
Только тишина была ему ответом. Последний принц Аталантара изобразил подобие улыбки, вздохнул и применил расковывающие чары. Тихое эхо его заклинания все еще возвращалось к нему от стен вокруг, когда призрачная голова и плечи вырвались из бледного звездного свечения руны. На него взирали темные влажные глаза, длинная и стройная шея поднималась от плеч поразительной красоты. Длинные волосы ниспадали на пышную грудь, но, казалось, его заклинание не могло полностью освободить это видение от власти теперь пульсирующей руны.
— Освободи меня! — голос был прерывистым шепотом, доносившимся из одинокой дали. — О, если доброта и милосердие богов что-то значат для тебя, позволь мне быть свободной!
— Кто ты такая? — тихо спросил Эл, отступая на шаг и опускаясь на колени, чтобы внимательнее вглядеться в призрачное лицо: — И что это за руны? Призрачные губы, казалось, дрожали и задыхались. Когда ее голос снова зазвучал, в нем чувствовалась высокая певучая нота той, кто одержал победу над болью.
— Я Саэреде … Саэреде Лионора. Я привязана здесь так долго, что не знаю, сколько лет прошло.
При последних нескольких словах она, казалось, потускнела и снова погрузилась в руну по самые плечи.
— Кто привязал тебя здесь? — спросил Эльминстер, бросив быстрый взгляд на пустую, настороженную темноту вокруг. Да, так оно и было: он не мог избавиться от ощущения, что за ним наблюдают... и не только темные призрачные глаза, парящие у его ног.
— Я была связана тем, кто создал эти руны, — сказала ему шепчущая тень. — Моя воля и сущность — это то, что дает им силу.
— Почему ты была связана? — тихо спросил Эл, глядя в глаза, в глубине которых, казалось, таились крошечные звездочки, когда они умоляюще вглядывались в него.
Ответ был такой тихий, что он едва расслышал его. И все же вместо со вздохом ясно прозвучало:
— Карсус был жесток.
Брови последнего принца Аталантара взлетели вверх. Он знал это имя. Самый Гордый Маг из Всех, кто в своей безумной глупости осмелился попытаться завладеть силой божественности и был обречен на вечную гибель. Имя «Карсус» означало опасность для любого разумного мага. Глаза Эльминстера сузились, он отступил назад и тут же пробормотал заклинание. Был ли это связанный дух, нежить, волшебная тень или живая женщина, он будет знать, правду она скажет или ложь. Конечно, эта Саэреде, скорее всего, была сильной колдуньей, возможно, ученицей или соперницей Карсуса, раз ее выбрали для таких чар. Она поняла, что он только что наложил заклинание правды. Их взгляды встретились, разделяя понимание, и Эльминстер пожал плечами. Она отвечала так правдиво, как только могла, скрываясь только за своей краткостью. Подобно дуэлянтам, им придется взвешивать слова друг друга и тщательно планировать. Он произнес заклинание, которое должен был использовать перед входом в шахту, вызвав вокруг себя защитную мантию, и снова шагнул вперед.
В темноте глубины пещеры, куда не достигало мерцание мантии, в глазах невидимого наблюдателя с новой силой вспыхнула ярость.
— Что ты будешь или должна будешь делать, если тебя освободят? — спросил Эл у головы.
— Жить снова, — выдохнула она. — О, человек, освободи меня!
— Что твое освобождение сделает с рунами?
— Пробудит их по одной, — простонала призрачная голова, — и тогда они будут истощены.
— Какими силами обладают пробужденные руны?
— Они вызывают образы Карсуса, который наставляет всех, кто смотрит на них, в магических искусствах. Карсус предназначал их для воспитания своего клона, спрятанного здесь.
— Что с ним стало? — резко спросил Эл, торопясь услышать ее ответ, пока заклинание правды не иссякло.
Темные, сверкающие звездами глаза, пристально смотрели на него.
— Когда сознание вернулось ко мне после моего связывания — думаю, прошло много времени, — я нашла его безголовым и высохшим на троне. Я не знаю, как это случилось.
Его заклинание рухнуло еще до того, как второе слово слетело с этих призрачных губ, но Эл почему-то поверил ей.