Страница 9 из 10
С каждой секундой дождь усиливался, и вскоре единственное платье Арабеллы промокло до нитки. Спасаясь от ливня, несчастная забежала в ближайший магазин — им оказалась элитная чайная лавка с одиноким посетителем — и принялась думать, что делать дальше.
Драгоценности можно сдать в ломбард. Какое счастье, что Арабелла догадалась их надеть, а не затолкала в сумку, которую пришлось оставить в гостиной. На вырученные от украшений деньги можно снять комнату на мансардном этаже где-нибудь на городской окраине и при жесткой экономии протянуть пару недель. Потом необходимо найти работу. Ее придется совмещать с учебой в институте магии, но по-другому никак — жить на что-то надо.
Наблюдая за дорожками воды на стекле витрины, Арабелла порадовалась, что год учебы в Нортемском институте Колдовских искусств уже оплачен. А еще — что в этом месяце она успела внести обязательный взнос в фонд общества «Сестер сострадания», в котором состояла.
«Пожалуй, мое положение не безнадежно», — подумала она, переступая с ноги на ногу в хлюпающих, набравших воду ботинках. По крайней мере, желания вернуться домой с поджатым хвостом у нее не возникло.
Лучше мерзнуть и голодать на улице, чем позволить уложить себя в постель к старику.
Снаружи завывал ветер. По дороге вдоль тротуаров бежали бурлящие потоки воды. В такую погоду хороший хозяин собаку на улицу не выпустит, а ее вышвырнул из дома родной отец.
Арабелла не знала, как уложить в голове эту мысль. С самого детства она видела, что Артур Челтон человек холодный, черствый, однако и подумать не могла, что жестоким он способен быть не только с окружающими, но и с собственной дочерью. Он и к матери ее относился с пренебрежением. Зато Арабелле до поры до времени давал довольно много свободы. Вот она и обманулась, решив, что отец никогда не поступит с ней как с бесправной вещью.
Поймав на себе пристальный взгляд хозяина чайной лавки, Арабелла смутилась и сделала вид, что рассматривает товар на полках, — выбирает что купить, а не просто пережидает ливень.
В какой-то момент за стеклом витрины она заметила маму: Шарлотта Челтон нервно носилась под дождем, заглядывая то в один, то в другой магазин на противоположной стороне дороги. Она была без зонта, в небрежно накинутой поверх платья шали, в легких домашних туфельках и в руках держала ее, Арабеллы, чемодан — похоже, выбежала на улицу в поисках дочери, как только смогла сделать это втайне от мужа.
Арабелла выскользнула из чайной лавки, подождала, пока очередной черный омнибус промчится по дороге, скрипя колесами, и двинулась к матери.
— Ох, хвала высшим силам! — воскликнула, увидев ее, Шарлотта и прижала ладонь к груди.
Без лишних слов Арабелла схватила родительницу за локоть и затащила под крышу ближайшего магазина. Там они забились в дальний угол, где никто из посетителей не мог подслушать их разговор.
— Милая, пожалуйста, вернись домой, — зашептала мать. — Ну подумай, куда ты пойдешь? Где будешь жить? Тебя же могут… обидеть, — губы Шарлотты задрожали. — Ночью в городе полно плохих людей. Мужчин. Отец… он отходчивый, простит твою неприличную выходку. Только, умоляю, вернись. В замужестве нет ничего страшного.
— Он хочет продать меня старику. Своему деловому партнеру.
— У вас всего-то тридцать лет разницы. Когда моя бабушка выходила замуж, ей было восемнадцать, а жениху шестьдесят, и она не жаловалась, не возмущалась. Она понимала, что счастье не в молодости и не в привлекательной внешности. Супруг должен быть надежным и обеспеченным. А за красивым упругим телом, — Шарлотта вдруг покраснела, хитро стрельнула глазами по сторонам и закончила еще тише: — за красивым упругим телом можно и в бордель разок сходить. Ничего в этом предосудительного нет. Женщине тоже иногда хочется удовольствия.
Что? Она не ослышалась? Мать предлагала ей адюльтер? Да еще и не видела в измене ничего плохого?
Пришлось до хруста сжать зубы, чтобы не высказать матери все, что Арабелла думает по поводу ее слов.
Еще и рабство поддерживает. Фу.
— Замуж выходят не для того, чтобы бегать налево.
— Может, твой жених не так страшен, как тебе представляется. В пятьдесят мужчина, конечно, уже не в самом расцвете сил, как утверждает твой отец, но некоторые выглядят вполне импозантно.
— Я не кукла, чтобы меня дарили, не спрашивая согласия. Не для этого две тысячи ведьм полегло в кровавой бойне перед Домом советов. Две тысячи волшебниц умерли за мою свободу, а теперь вы хотите меня ее лишить? Тут и обсуждать нечего. Ты принесла мне чемодан? Спасибо, — Арабелла потянулась к кожаной ручке.
Мать отдала сумку не сразу — только после того, как дочь настойчиво за нее дернула.
— Глупенькая. Все равно же вернешься, когда закончатся деньги.
— Не вернусь.
Дождь прекратился. Арабелла вышла на улицу и направилась в сторону ломбарда. Ноги в промокших ботинках ужасно мерзли, влажное платье холодило кожу. Хотелось переодеться в чистое и сухое, но для этого сначала надо было снять комнату. Хорошо, что из дома она сбежала утром: до темноты оставалось еще много времени.
Однако и к вечеру свободное жилье Арабелла не нашла. Сумерки сгущались, тени наползали на дороги и тротуары. С каждым часом улицы становились все более безлюдными, а редкие прохожие, что встречались на пути, вид имели не внушающий доверия.
В голову, как назло, лезли слова матери о мужчинах, способных ее обидеть, и неуютное чувство в груди постепенно сменялось самым настоящим страхом. Днем на улицах города Арабелла чувствовала себя куда увереннее.
«Похоже, спать мне сегодня придется на лавочке в парке», — подумала она, и эта мысль напугала ее до безумия. В такое позднее время парк, должно быть, выглядит мрачным и угрожающим, а в тени каждого дерева ей станут мерещиться мужчины, обижающие молодых девиц.
— Что же мне делать? Куда податься?
На ум пришло единственное место, где любая женщина гарантированно могла переночевать.
Дом удовольствий мадам Пим-глоу. Бордель.
Мысленно Арабелла пересчитала деньги, вырученные в ломбарде за украшения, затем подумала о копилке, спрятанной в чемодане между стопками белья. Комнату в «Шипах» ей просто так никто не сдаст. Придется покупать мужчину, что в ее затруднительном положении настоящее расточительство.
Зато она снова увидит того экзотического курто с полосками чешуи на лице и черными-пречерными накрашенными глазами, а главное, сбежит от темноты улиц, таящей опасность.
Глава 4
Когда Арабелла ушла, из комнаты словно выкачали весь воздух. Она ушла и забрала с собой все яркие краски, все нежные звуки, всю радость, что была в мире, и все тепло.
Эта спальня, знавшая лишь разврат, в мельчайших деталях видевшая человеческий порок, — эта спальня, каждый сантиметр которой был пропитан похотью, на какое-то время, на несколько быстротечных часов показалась Дьяру уютной. А все потому, что Арабелла сидела рядом, говорила тихим ласковым голосом, дышала с ним одним воздухом, ее присутствие освещало эти убогие стены как солнце.
Но вот его личное солнце зашло. Закатилось за горизонт в тот момент, когда над крышами соседних домов засияло другое солнце, общее. Дверь бесшумно закрылась за спиной Арабеллы, и вся неприглядная обстановка — пошлые обои, застиранные простыни, атмосфера публичного дома — тут же бросилась в глаза. Мрачно, холодно, одиноко.
Стоя по другую сторону закрытой двери, прижимаясь лбом к ее шероховатой деревянной поверхности, Дьяр прислушивался к звуку удаляющихся шагов.
На его родном острове считали, что жизнь дракона заключена внутри песочных часов, которые бережно держит над океаном многорукая богиня Судеб. Крупицы, падающие из одной стеклянной колбы в другую, отмеряют отпущенное человеку время. Так вот, сейчас Дьяру казалось, что его часы разбиты. Что как только стихнет шорох шагов, волшебный песок высыплется полностью. И Дьяр отчаянно напрягал слух, ловил последние драгоценные звуки, цепляясь за них, как за ускользающую сквозь пальцы жизнь.