Город имени меня

7

Не то чтобы я совсем не общаюсь со сверстниками — тут интуиция Гели дала осечку.

Две недели прошлого лета я довольно плотно дружила с девчонкой — племянницей тети Вали, приехавшей погостить из другого города. Она не заморачивалась из-за моего потрепанного шмота и сомнительного социального статуса. Знакомилась с парнями и тащила меня на групповые свидания.

Все внимание противоположного пола справедливо доставалось ей, а я служила фоном, оттеняющим ее красоту. А еще — телохранителем и пугалом, так как легко могла отшить слишком назойливых, придурковатых или наглых ухажеров.

Вопреки закономерным неудачам, я все равно каждый раз ожидала, что на одной из таких встреч на меня свалится взаимная любовь — липкая, сладкая, присыпанная сахарной пудрой и лепестками роз. И с азартом примеряла вещи той девчонки, наносила на нос дорогой, как чугунный мост, консилер, выливала на голову литры ее духов и становилась абсолютно не похожей на себя восторженной идиоткой.

Но даже то дурацкое волнение ни в какое сравнение не идет с азартом, клокочущим в груди в предвкушении сегодняшнего вечера.

Выпрыгиваю из автобуса и, проехавшись резиновыми подошвами по гравию обочины, со скоростью молнии рассекаю городские сумерки. Оставленные дома проблемы все еще напоминают о себе ноющей застарелой раной, но внутри древней двухэтажки меня ждут новые, непридуманные друзья.

Вдыхаю влажный воздух с привкусом ночи и цветущих черемух и, миновав заваренные окна мертвого универмага, бегу к подъезду.

И тут же упираюсь носом в железную дверь.

Реальный мир, задвинутый было на десятый план, возвращается во всей своей неприглядности. Я не знаю код и не смогу попасть внутрь. А телефон разрядился и сдох еще в автобусе...

Прислоняюсь плечом к оштукатуренной холодной стене и усмехаюсь. Небо, двадцать минут назад залитое алой краской, окончательно превратилось в густую маслянистую черноту, где-то визгливо лает собака. Тут стремно. А в огромных окнах второго этажа скользят темные тени, приглушенный свет перемежается яркими сполохами, слышатся голоса.

Там ребята. И... Юра... наверняка там.

Терпеть не могу суеверия, но все же загадываю: если смогу прорваться внутрь, буду жить долго и счастливо. Если же нет, то...

Словно прочитав мои мысли, провидение посылает во двор двух девах в широких коротких штанах, клетчатых туниках и шляпах. Прошелестев мимо, они легонько толкают дверь, и та поддается. В следующую секунду их разговоры прерывает скрежет металла и негромкий стук, а меня настигает прозрение. Так и есть. Домофон благополучно отключен.

Сглатываю скользкий ком, выросший в горле, и, умирая от волнения и ужаса, проникаю в полутемный подъезд.

Знакомый фонарь, робко заглядывая снаружи, создает на лестнице настоящую магию — рисует на стенах ровные квадраты, перечеркивает их тенями веток, серебрит парящие в воздухе пылинки и глянцевые поверхности перил. Наверху раздается неразборчивое бормотание, многократно усиленное колонками, истерический ор десятков глоток и первые аккорды, и я вдохновенно устремляюсь к полоске желтого света, служащей ориентиром в потемках.

Но в проеме зазывно приоткрытой двери вырастает огромный мордоворот в точно такой же футболке, что будоражила мое воображение накануне, и преграждает путь.

— Билет или флаер? — гудит он, безучастно пялясь за мою макушку. А я с тоской вглядываюсь в теплое нутро флэта, раскинувшееся за ним: ни того ни другого у меня нет.

Но не будь я отмороженной Кирой по кличке Шелби, если не найду выход даже из безвыходной ситуации. И я, вцепившись в твердую волосатую лапищу охранника, несу околесицу:

— Так я ж не на концерт. А к Свете... Мы троюродные сестры по материнской линии... — Пытаюсь проскользнуть под его локтем, но оказываюсь пойманной за шиворот. От решения этого придурка зависит мое будущее, и оно не будет безрадостным!..

— Дай пройти, мудак чертов... Света!!! — исступленно ору я, завидев в толпе светлые букли хозяйки вечера. О, чудо: она меня слышит и, покачиваясь, направляется к месту инцидента.

— Привет, котенок! Р-рада, что пришла... — Наманикюренные пальцы настойчиво отводят мощную граблю. — Все нормально. Это свои.

Укоризненно зыркнув на тупого мордоворота, плетусь следом за Светой и вдруг ловлю себя на странности: я испытываю к ней что-то похожее на любовь ребенка к матери.

В два счета клюю на проявления доброты — в том моя главная уязвимость и беда.

Вокруг беснуется множество ярких, вычурно одетых личностей, творится веселый хаос. Но он управляем: если приглядеться, все — от крика в толпе до улыбки фронтмена между вдохами — работает как единый слаженный механизм.

Именно так: я не сразу отождествляю человека на сцене с милым улыбчивым Яриком — на ней зажигает настоящая, глянцевая, напоминающая голограмму рок-звезда. Остальные ребята тоже едва ли похожи на милых веселых раздолбаев... Я снова вижу их в деле, и житейские проблемы растворятся, как сигаретный дым в открытой форточке.

А что если я... нормальная? И та самая надстройка из грандиозных планов, высоких устремлений и моральных принципов у меня все же есть?..

С благодарностью улыбаюсь Свете, перевожу взгляд за ее плечо, и сердце убегает в пятки.

Слившись с тенью колонны, под сценой стоит Юра и напряженно всматривается в действо. По традиции, он одет в тотальное черное и застегнут на все пуговицы, но на его лице отражаются живые эмоции — волнение, гордость, радость, боль... Он искренне болеет за ребят. Такое не изобразить, если всей душой не прочувствовать.

Мне хочется подойти и взять его за руку, поблагодарить и сказать, что все проходит отлично, но Света не дает притормозить и настойчиво подталкивает в спину до тех пор, пока я не налетаю на Элину.

— Кира! Ну ничего себе! Молодец, что выбралась... — сдержанно, но светло улыбается та, в мерцании стробоскопа ее абсолютно прозрачные глаза становятся то голубыми, то фиолетовыми, то желтыми. Света кивает:

— Вот именно. Молодец!..

Сегодня обе девушки неуловимо напоминают Эмили из мультфильма «Труп невесты» и выглядят просто офигенно.

Живая музыка звучит по-иному, совсем не так, как в наушниках: гладит нервы и тревожит сенсоры, пьянит и воодушевляет. Чистый голос Ярика и плотный ритм ударных заряжает неуемной энергией — она вихрем закручивается в солнечном сплетении, разгоняет пульс, давит на барабанные перепонки. За спиной вырастают крылья, импульсы под кожей приводят в движение мышцы, и я, отбросив сомнения, ныряю в бешеный танец.

Я никогда не была на реальном концерте, не зажигала в толпе.

По лбу течет пот, волосы липнут к разгоряченным щекам.

Задыхаюсь от восторга и позволяю себе стать такой же, как беззаботные счастливые люди вокруг. Не думаю о папе, хотя на самом деле веселюсь за нас двоих. Срываю голос на припеве и подлетаю к темному потолку. Я счастлива. За себя и за него...

— Девчонки... Элина... Света... Спасибо вам! Просто спасибо! — Восторг, переполнивший грудь, вырывается наружу, и я лезу к ним обниматься. Обе поочередно отвечают на жест. Жаль, что Геля не забрела на этот концерт и не видит, насколько была неправа.

Окончательно выдохнувшись, убегаю к бару. Парень за стойкой любезно осведомляется о моих предпочтениях, но я, к его неподдельному удивлению, прошу вишневую колу.

Не такая уж я и правильная — в подростковом возрасте два раза надиралась до поросячьего визга, вражеских вертолетов и мучительной рвоты. Но, чем взрослее становлюсь, тем отчетливее вспоминаю рассказы отца о его бурной юности, а запах алкоголя стойко ассоциируется с лишениями и нервотрепкой.