Город имени меня

Выхожу на нужной остановке и еще с полчаса брожу по окрестностям под разошедшимся ливнем. Собрав волю в кулак, поднимаюсь на пятый этаж, сражаюсь с новым замком и открываю хлипкую дверь. В потемках гудит древний холодильник, печально и монотонно капает из крана вода. Из глубин квартиры выползает панический ужас, набрасывается на меня, и я моментально включаю свет.

На правах полноправной хозяйки зашториваю окна, переодеваюсь в видавшую виды пижаму и, засучив рукава, приступаю к ликвидации окружающего меня хаоса: нахожу в ящике с инструментами разводной ключ и успешно ликвидирую протечку крана, разматываю провод устрашающе орущего пылесоса и катаю его за собой. Только теперь до меня доходит, что отцовского дивана в гостиной нет — Юра позаботился о моих чувствах. А еще я с тоской понимаю, что рядом с ним, в его тепле, мне было бы намного легче... Прислушиваюсь к шагам и негромким голосам на лестничной клетке, но Юра не торопится меня вызволять.

Что ж, это к лучшему. Я даже почти не боюсь.

Нет, я боюсь — до онемения в кончиках пальцев, до судорожных всхлипов и озноба на коже, — но нагружаю себя делами: до глубокой ночи машу шваброй, доводя пространство вокруг до состояния стерильности, а потом долго сижу на полу в гостиной — специально, чтобы полнее прочувствовать боль. Папа в лучшем из миров. Завтра станет легче и мне.

Встану чуть свет и прогуляюсь пешком до столовой — мне позарез нужна работа: чтобы жить, чтобы поставить на могиле отца памятник, чтобы когда-нибудь вернуть Юре неоплатные долги.

...Мне снится папа: сидит на том самом, больше не существующем диване, теребит край клетчатой рубашки, приглаживает волосы и вздыхает:

— Прости, что так вышло, Кир. Я был плохим отцом. Лучшее, что я мог сделать — умереть и избавить от проблем...

Вздрагиваю и обнаруживаю себя в своей тесной убогой комнате, под колючим тонким шерстяным одеялом из маминого приданого. От плача сводит челюсти, болят мышцы, стучат зубы, но за ребрами разлилась прохладная легкость, ком в горле исчез.

Сверяюсь со временем: еще несусветная рань, но именно в это время придется просыпаться, чтобы успевать к началу смены в столовой, а после — бежать на занятия.

Постояв под шипящей лейкой в ржавой ванне, вытираюсь жестким полотенцем и всматриваюсь в бездонные лужи глаз в мутном отражении зеркала: я больше не похожа на отчаянного загнанного подростка. Из-за стекла на меня молча пялится кто-то, похожий одновременно на отца и на мать, на Элю, на Свету, на всех, кто повидал некоторое дерьмо и повзрослел раньше.

Влезаю в любимое платье — все, что осталось от Юры, опускаю на дно рюкзака учебник и пару тетрадей и, набросив на плечи верный, ни черта не греющий олимпос, выхожу в подъездную сырость. Не поднимая головы, сбегаю вниз по бетонным ступеням, но между третьим и вторым этажами от стены отделяется тень и прет на меня.

— Ну, привет, малая. Как же я соскучился... — упырь Кубик со свистом втягивает воздух, играет желваками и хватает за талию. Запах плесени забивается в легкие, и я застываю, как кролик перед удавом. — Ах, горе, какое горе, Кира... Теперь ты совсем одна.

— Чего тебе? — хриплю, глупо хлопая ресницами, и вонючий рот упыря разъезжается в беззубой улыбке:

— Верни папашин долг.

— Вот с него и спрашивай. А у меня нет ни рубля, и в ближайшее время я его не заработаю! — Я отшатываюсь, но места для маневра нет, и лопатки упираются в холодную стену.

— Нет уж. Спрошу с тебя. Не деньгами, и прямо сейчас... И твой богатенький лох не спасет.

Потные ладони сжимают мой зад, знакомая мигрень саморезом вонзается в висок, удушье провоцирует тошноту, и я закрываю глаза. Упырь уже ничего у меня не заберет, но кровь закипает от чувства протеста, сквозь грохот пульса в ушах раздается хриплый голос Светы: «Сопротивляйся. Сопротивляйся насмерть. Ори. Бейся. Если бы мне хоть кто-то сказал это тогда...»

Обхватываю плюгавую жилистую фигуру Кубика и прижимаюсь всем телом. Раскисшие лепешки губ шарят по шее, но я не спешу — мысленно считаю до десяти и выжидаю, когда подвернется единственный шанс на спасение и, превозмогая омерзение, нащупываю в слоях ткани стальной край лезвия.

— Ну так что? Это — да?.. — упырь пытается задрать мой подол, и я томно выдыхаю ему в ухо:

— Уговорил...

Кубик кряхтит и сотрясается в конвульсиях — не то от смеха, не то от внезапно накрывшего экстаза. Впрочем, природу его восторга я выяснять не желаю — стесав спину о трещины в штукатурке, резко приседаю, полоснув упыря по запястью, изо всех сил отталкиваю, несусь по нескончаемым ступеням к спасительному выходу и вываливаюсь в пасмурное осеннее утро.

Во дворе никого, окна спят, позади — совсем близко — грохают тяжелые шаги и жуткий, хрипящий кашель. Голос застрял в глотке, ноги превратились в вату — совсем как в кошмарных снах, и я не могу бежать. Спотыкаюсь, едва не падаю, но кто-то ловит меня за руку и отгораживает от окровавленного разъяренного Кубика широкой спиной. Раздается шипение перцового баллончика, упырь, взвыв, плюхается на задницу, а я с облегчением узнаю черную джинсовку и милый хвостик на темени. Юра.

— Сука, на перо посажу... — в скрюченной грабле упыря поблескивает лезвие ножа, но Юра достает из заднего кармана смартфон и наводит на него камеру.

— Давай, угрожай, гребаная мразь. Еще раз к ней подойдешь — сядешь, — спокойно предупреждает Юра и оборачивается. — Пойдем, Кир. Не хрен с ним разговаривать.

Он ведет меня прочь, к серебристой тачке, и я заикаюсь — от пережитого шока и накрывшей радости:

— Как ты тут оказался в пять утра?

— Я всю ночь тут был. Спал в машине. Уважаю твое решение, но со своей паранойей сладить не смог. Прости. — теплые пальцы крепко сжимают мои, и Юра замедляет шаг. — Я знаю, почему ты ушла: Света просветила. Кстати, классный каламбур, да? Не обижайся, Кир: сначала не считал эту тему важной, а потом всю голову сломал, но так и не придумал, как к ней подступиться.

— Это не обида. Просто до меня наконец дошло, что жизнь намного сложнее, чем кажется. Что насильно не будешь мил. Что прошлое не исчезнет по щелчку...

— Ну да. Прошлое, — горько усмехается Юра. — Оно никуда не денется, сколько ни выжигай. Но, как говаривал один мой хороший друг, каждый из нас хоть раз оставался посреди выжженной пустоты. И спустя время на ней прорастали всходы чего-то нового, другого, лучшего… Знаешь, кто по итогу становится твоей настоящей судьбой, главным человеком в жизни? Тот, кто вопреки всему заставил мертвое поле заново расцвести.

Я внезапно осознаю, что мы держимся за руки, и сердце заходится. В солнечном сплетении взрывается разноцветный фейерверк, но Юра, искренне улыбаясь и глядя волшебными глазами прямо в душу, продолжает непринужденно болтать:

— Лучше поговорим о будущем, ладно? Нам надо сделать ремонт. Прости за наглость, дарлин, но после Нового года я планирую поселиться у тебя и перевезти в пустую комнату студию. Надо навестить мою мать: она уже в край достала расспросами о тебе. Еще, — он пихает меня локтем в бок, — надо научиться танцевать, походить по музеям и театрам, исполнить желания. Камон, нам же надо переплюнуть Оула и Элю и стать счастливей, чем они!..

конец

май 2022 — май 2023