Доржи, сын Банзара

Впечатляющие картины и эпизоды романа, рисующие различные стороны российской действительности той поры, повествование о безрадостных судьбах простых людей, жителей степного улуса Ичетуй, помогают глубже понять сложный процесс формирования будущего ученого.

Говоря о далеком прошлом бурятского улуса, о дружбе русских я бурят, о ведущих событиях той поры, оказавших влияние на жизнь далекой окраины, писатель нигде не сбивается на публицистический тон повествования.

В предельно сжатых главах и эпизодах Ч. Цыдендамбаев, как подлинный художник слова, создает яркие, глубокие картины жизни.

Богат и многоцветен язык писателя, его художественно-изобразительные средства; сравнения и метафоры в произведении не только дают конкретное, зримое представление об изображаемом, но и заключают в себе социальный, оценочный смысл. Так, например, усадьба богача Мархансая, расположенная в центре степного улуса, причудливо опутанная изгородью, удивительно точно сравнивается с паучьим гнездом.

Зимним вечером ученики войсковой школы при трепетном свете огарка склонились над книгами; Доржи очарован чудесными образами пушкинской сказки, в комнате напряженная тишина. «Свеча, — как бы мимоходом замечает автор, — кажется, счастлива, что ребята сидят над книжками, и льет светлые слезы радости…»

Меткие сравнения, оригинальные метафоры, свежие эпитеты, как другие изобразительные средства, придают роману своеобразную художественную прелесть и неповторимый национальный колорит.

Доржи смотрит на мир широко открытыми глазами, стараясь проникнуть во все тайны жизни, облечь все видимое в конкретные, зримые картины. Вечернее небо напоминает ему шелковую шубу Датора, расшитую украшениями — звездами. Темные облака у самого края степи — точь-в-точь соболья оторочка… А луна в жидких облаках — как щит батора.

Создателя чудесных русских стихов и сказок — А. С. Пушкина — Доржи сравнивает с близким ему улигершином. Мальчик знает, что Пушкин живет в далеком городе Петербурге, «который, наверно, еще больше Кяхты», носит русский халат. У него, как у Борхонока, седая борода, в руках — маленький желтый хур. Доржи слышит его голос, видит богатыря, скачущего на хулэге — сказочном скакуне. Мальчику видится и ученый кот, который ходит и ходит на золотой цепочке вокруг высокой сосны, рассказывает сказки, поет песни.

Роман Ч. Цыдендамбаева «Доржи, сын Банзара», словно узорами, ярко расцвечен пословицами и поговорками. Народно-поэтическая речь органически вошла в повествовательную ткань произведения, образовав удивительный художественный сплав, радующий читателя своей красотой и свежестью. Так, например, размышления Доржи о трудностях запоминания загадок неожиданно заканчиваются меткой пословицей: «Загадка — как плохо пришитая пуговица: оторвалась, упала в степи и попробуй ее найти». В другой раз, с удивлением наблюдая за игрой русского мальчика на «треугольном хуре с железными струнами — балалайке», он заметил, что «рука музы» канта — как белая птица, которая попала в сети из серебристых нитей, не может вырваться и звонко хлопает крыльями».

Роман Ч. Цыдендамбаева «Доржи, сын Банзара» в самой своей основе явление национальное, но в нем вместе с тем явственно ощутима связь с горьковскими традициями в литературе. Пытливый ум Доржи, его светлые стремления к знаниям, неустанные поиски настоящих книг, возвышающих человека, зажигающих в нем огонь смелости, ненависть к насильникам и угнетателям, любовь к простым труженикам, во многом роднят его с Алешей Пешковым.

Мальчик Доржи ненавидит улусного богатея Мархансая, искренне сожалеет, что он не сказочный батор и не может по заслугам наказать этого злого и алчного притеснителя и обидчика простых людей. Мальчик мечтает о той поре, когда он поставит в степном просторе большую белую юрту, созовет туда всех лучших людей улуса: любимую мать, дядю Хэшэгтэ, Мунко-бабая[6] — и будет жить с ними хорошей, дружной жизнью. «Дядя Эрдэмтэ разрисует юрту узорами… Дядя Еши будет по вечерам играть на хуре, Борхонок — каждый день рассказывать улигеры».

Доржи, как и Алеша, ненавидит «свинцовые мерзости» жизни и страстно мечтает отдать все силы ума и сердца умному, талантливому народу, задавленному царизмом.

«Несмотря на историческую отдаленность, — сказал о произведении Ч. Цыдендамбаева известный советский писатель Ю. Либединский, — мы воспринимаем роман «Доржи, сын Банзара» с тем большим волнением, с каким воспринимаешь книгу современную, по-настоящему художественную»[7].

Критик Вера Смирнова, говоря о выдающихся произведениях эпического плана в национальных литературах, широко и правдиво отражающих прошлую жизнь народов советского Востока, называет их народоведческими[8].

«К таким народоведческим книгам, — утверждает критик, — относятся, несомненно, и исторические романы-биографии, как «Доржи, сын Банзара» Цыдендамбаева, как эпопея об Абае Мухтара Ауэзова»[9].

Роман Чимита Цыдендамбаева, переведенный на русский язык и дважды изданный московским издательством «Советский писатель», был тепло встречен широкими кругами советских читателей.

Закончив книгу о детстве Доржи, автор тотчас же приступил к работе над второй частью трилогии, посвященной казанскому периоду жизни будущего ученого.

Между первой и второй частями романа-эпопеи писатель опубликовал небольшой сборник рассказов «Новый дом», выдержавший уже несколько изданий. Поэт и романист в новой книге выступил как мастер короткого рассказа, тонкого и поэтичного, с большим внутренним смыслом.

Рассказы Чимита Цыдендамбаева на первый взгляд кажутся тематически разрозненными, каждый из них представляется лирическим этюдом, написанным под определенным впечатлением — будь то случайная встреча повествователя со старухой буряткой во время летнего ливня или услышанная им где-то песня чабанки о счастье жизни в родном краю. В большинстве своем рассказы не имеют четко выраженного сюжета, лишены они и внешней занимательности. Художественное своеобразие рассказов Цыдендамбаева в глубоком подтексте, в лирическом тоне, окрашивающем повествование. В рассказах книги «Новый дом» незримо присутствует и сам автор — добрый, вдумчивый человек, по-сыновьи влюбленный в степные просторы республики, в ее людей, творящих коммунистическую новь.

Характерны в этом плане рассказы «Ливень в степи» и «Новый дом», В первом из них рассказывается, как путников, возвращающихся в город в открытом кузове машины, настиг свирепый степной ливень. Вот эти строки: «На ясном небе стали появляться мрачные облака. Они собирались со всех сторон, точно стада черномастных коров. Послышались раскаты далекого грома, тучи засуетились, закружились на месте, будто их окружили голодные волки. На небе поднялась страшная суматоха. Среди рева и шума то там, то тут засверкали яркие молнии. Казалось, что это небесные пастухи нещадно хлещут беспокойных коров золотыми бичами. Ветер усилился, по дороге рыжим клубком покатилась пыль, по высокой траве прошли темные волны, и хлынул обильный степной дождь…»

Люди, промокшие до костей, решили воспользоваться гостеприимством жителей маленького придорожного улуса. Герой рассказа попал в юрту одинокой, казалось, всеми забытой старухи. Настороженно расспросив незнакомца, кто он и откуда, маленькая подвижная старушка подобрела: угостила случайного гостя горячим супом, рассказала о сыне и внуках и попутно вспомнила давнюю историю, прочно запечатлевшуюся в памяти.

В годы молодости, когда ее пятилетний сын Жалсан опасно заболел, в такую же непогоду около юрты неожиданно «остановилась запряженная пара лошадей, с телеги слезли двое каких-то русских, попросились на ночлег…» Один из них оказался доктором. Усталый и продрогший, он всю ночь провел у постели метавшегося в жару ребенка. Чуткий и внимательный доктор спас жизнь Жал-сану. Память старухи сохранила образ чудесного исцелителя сына. На всю жизнь она запомнила белую повязку на его шее, грустные, задумчивые глаза да тяжелый натужный кашель. Как священную реликвию старая бурятка хранит на божнице книгу, забытую доктором, с потускневшей надписью: «А. Чехов». Эту книгу перед смертью она передаст сыну, а тот, когда придет пора, — своим детям, и скажет: «Вот книга доктора, который когда-то вашего отца от смерти спас…»