Игры мажоров. "Сотый" лицей

Глава 33.1

Шесть месяцев спустя

Никита

Я уже три недели как прилетел из Лондона, а только сегодня впервые сел за руль. Не хотелось. И необходимости не было. Сначала готовился к внешнему тестированию, потом сдавал сами тесты.

Видеться тоже ни с кем не хотелось кроме Анвара. С ним и еще с несколькими одноклассниками мы пересеклись на тестировании, остальных я так и не увидел.

Тестирование проводилось в разных школах по разным предметам. В «сотку» я не смог заставить себя прийти.

Потом. Когда буду забирать документы. И с одноклассниками договорился встретиться, когда буду улетать. Потусим в ночном клубе, в том же «Пигмалионе».

Парни предлагают остаться на выпускной, но не думаю, что это хорошая идея. Катя сказала, что если я хочу, то мы останемся. Она прилетела поддержать меня и заодно увидеться с родителями.

Деда и бабку Топольских я навестил сам, без Кати. От них узнал, что отец месяц назад уехал в город Хевиз, в Венгрию. У него затянулся процесс восстановления, и врачи посоветовали термальные воды.

Конечно, с ним поехала Дарья. Она уволилась с лицея почти сразу, даже до конца четверти не доработала. Отец женился на ней как только их с теткой развели.

И никто ничего не знает о Маше. В лицей она не вернулась. Анвар сказал, что зрение у нее восстановилось, но до операции не рекомендовали ей возвращаться к занятиям чтобы избежать нагрузок перед операцией.

В лицее она не появлялась и внешнее тестирование не сдавала. Скорее всего, ее в и городе нет, Дарья ее с собой увезла в Хевиз.

Первое время мне в Лондоне было тяжело, дико хотелось домой. Я даже пару раз собирался обратно, вещи паковал. Но потом остывал и оставался. Спасали тренировки, я в зале неделями пропадал, я бы там и ночевал.

Сам себе признаваться не хочу, но по отцу я тоже дико скучаю. Катя она какой была, такой и осталась, разве что относиться ко мне чуть теплее стала. Но в основном я предоставлен сам себе.

Меня это не трогает, так всегда было. Мною занимался отец, и только когда его не стало в моей жизни, я понял, сколько места он в ней занимал.

Он и Маша.

Мне ее так не хватает, что иногда выть хочется от бессилия. Несколько раз порывался ей написать, останавливало лишь то, что сама она мое сообщение не прочитает. Прочитает Дарья. А перед этой стервой обнажать душу вообще не хочется.

Когда решился набрать, равнодушный автоматический голос сообщил, что номер не обслуживается. То ли сменила, то ли отключила на время. Больше не звонил, решил, что при встрече все скажу.

Плохо мне без нее. Как будто вся моя жизнь вместе с ней на паузу встала. Я вроде как хожу, разговариваю, даже смеюсь. А сам как в анабиозе.

Ни на одну девчонку не глянул за все это время. Они все для меня блеклые, бесцветные, в моем в сердце одна девочка засела. Глубоко забралась, все собой заполнила, ни миллиметра свободного не оставила.

Я думал, что другой город, другая страна, тысячи километров между нами помогут ее забыть, а ничего не помогло. Я сам себе проиграл в этом противостоянии.

Сегодня весь день кружу по городу. Ловлю себя на мысли, что подсознательно вглядываюсь в проходящих девушек, выискиваю Мышку.

Мелкий дождь переходит в ливень. Паркуюсь у торгового центра и иду за кофе. По дороге обратно слышу радостное:

— Никита! Топольский!

Оборачиваюсь и мрачнею. Та крыса, бывшая Машина подруга, которая сдала ее после Осеннего бала. Но она то ли не замечает моего недовольного взгляда, то ли делает вид. А я даже имени ее не помню.

— Смотрю, ты или не ты, — она подходит, томно отводит волосы от лица.

«Алька», — всплывает в памяти. Точно, Алина.

Она болтает, делает вид, что мы с ней друзья, а мне хочется ее послать. Но вовремя соображаю, что она может знать о Маше, и затыкаюсь.

— Ты случайно не на машине? Меня не подбросишь? Такой дождь... — просительно заглядывает в глаза Алина.

— Пойдем, — киваю в сторону парковки. И уже когда захлопываю дверцу, спрашиваю.

— Ты что-то знаешь о Маше?

— Заречной? А разве вы теперь не сводные? — Алина кажется искренне удивленной. — Разве вы не общаетесь?

— Сводные, — отвечаю сквозь зубы. — Но мы не общаемся.

— Значит, ты не знаешь, что она... — крыса спохватывается и замолкает. Хочется схватить ее за шею и трясти, но я держусь.

— Говори, — сворачиваю с дороги и останавливаюсь посреди огромной лужи, — или выходи. Прямо здесь.

Алина недоверчиво смотрит то на лужу, то на меня, и до нее видимо доходит, что я не шучу.

— Маша сейчас... — она запинается и замолкает. Перегибаюсь через нее и открываю дверцу.

— Выходи.

— Ты уверен, что тебе надо знать?

Вместо ответа беру ее за локоть.

— Я уверен, что я сильнее.

— Ну все, — она сбрасывает мою руку и захлопывает дверь. Оборачивается ко мне и договаривает почти злобно: — С Каменским сейчас твоя Маша. Они пара. В прямом смысле, он ее давно шпилит. Не такой уж недотрогой твоя Машенька оказалась. Каменский сейчас один живет, родители на заработки уехали. Заречная у него часто ночует. Матери теперь не до нее, у нее своя любовь.

Меня размазывает по салону, хочется орать, бить по рулю. Сдерживает только присутствие этой недоподруги. Дышу глубоко, заговорить получается не с первого раза.

— Это правда?

— А какой смысл мне врать? Да они недавно здесь были, я их видела. Сели к Максу в машину и уехали. Говорю тебе, точно к нему поехали тра...

— Адрес Каменского знаешь? — перебиваю, а сам чувствую, что теряю над собой контроль.

— Знаю, — кивает Алина.

— Говори. Говори и проваливай.

Высаживаю Алину возле троллейбусной остановки, а сам выжимаю педаль до упора и лечу в сторону спального района, где живет Каменский. Пешком поднимаюсь на пятый этаж убитой многоэтажки, сердце изнутри бьет по ребрам.

Давлю на кнопку звонка пока дверь не распахивается. На пороге стоит Каменский с голым торсом в одних штанах и смотрит на меня с недоумением.

— Топольский? Ты откуда взялся?

Вваливаюсь в узкую неудобную прихожую, оттесняя его плечом, и первое что вижу на полу — мокрые женские босоножки.

— Где она? — поднимаю глаза на Каменского. В голове шумит, я с трудом себя контролирую.

— Кто? — ублюдок нагло ухмыляется, давая понять, что открыто меня стебет. Он не ожидал, что я буду сразу бить, поэтому первый удар пропускает. Ответка догоняет меня в челюсть.

— Маша где? — сплевываю, упираюсь рукой в стену.

— А тебя это гребет? — он сипит, я хорошо достал его в солнечное сплетение.

— Максим, что здесь происходит? — слышу испуганный голос, который пробирает до самого нутра. Хочется закрыть глаза, чтобы не видеть, того что вижу.

Лучше бы Каменский меня убил.

Сжимаю кулаки с такой силой, что ногти вонзаются в ладони, и с разворота бью в голову Каменского.