Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 8 из 16

– Мама! – тихо произнес он и обнял хрупкое тело матушки. – Вот и я!

– Олег! – прошептала она и крепко обняла его за шею.

Она аккуратно и нежно трогала его шинель, словно стараясь убедиться все ли цело под ней

– Да, живой я, живой! – произнес он, заметив, как его мать смахивала, выступившие на ее глазах слезы.

Он вошел в прихожую и снял с себя шинель. Из кабинета вышел отец и посмотрел на сына.

– Ты почему не на фронте, сын? Сбежал?

– Ты, папа, не прав. Я не дезертир. У меня вся рота снялась с позиций и ушла. Я остался один.

Отец с удивлением посмотрел на сына, не веря его словам.

– Нужно было сражаться, а не бежать вслед за своими солдатиками. Мне стыдно за тебя, Олег!

Отец развернулся и скрылся за дверью своего кабинета. Он посмотрел на мать, которая молча, наблюдала за ними.

– Мама! Может, мне уйти, раз вы не рады моему возвращению? – спросил он ее.

–Что ты, Олег! Конечно, проходи, ты же дома. Ты, что отца не знаешь?

Он прошел в зал и, остановившись в дверях, стал осматривать комнату.

– Мама! А где, Настя? Я имею в виду, нашу горничную?

– Ушла она от нас. Она сейчас в каком-то рабочем комитете командует…. Ты сынок присаживайся, я сейчас разогрею ужин. Плохо сейчас в городе с продуктами, одни спекулянты и откуда они только берут такие цены?

Олег присел на диван и впервые за три года ощутил какой-то непонятный его телу комфорт.

– Что с властью у вас, мама? Кто, сейчас, правит в городе: временное правительство или большевики?

Из кабинета вышел отец и посмотрел на сына.

– Официально, Временное правительство, а на самом деле различные комитеты. Анархия, как в городе, так и во всей России. Днем еще есть какая-то власть, а по ночам: грабят, насилуют, убивают. Кругом стрельба, налеты, кровь. Власть требует от войск, чтобы те продолжали войну, а солдатики не хотят воевать. Ты слышал, что сказал Ленин? – спросил его отец. – Так вот он заявил, превратим империалистическую войну в гражданскую. Видишь, как загнул, в гражданскую войну. Я не знаю, как тебе, но мне от этих слов, просто страшно.

– Папа! Может, все здесь бросить и уехать на время отсюда за границу?

– Что значит, бросить? Я тебя не понимаю, Олег. Неужели вы позволите, чтобы Россией правили кухарки и горничные? Срам и позор нашему воинству!

Из кухни раздался голос матери, которая приглашала их к ужину. Они прошли на кухню и сели за стол.

– Что собираешься делать? – спросил Олега, отец, разливая в рюмки водку.

– Ты зачем наливаешь водку сыну! – возмущенно произнесла мать.

– Он не мальчик, а муж! Он боевой офицер….

Олег посмотрел на мать.

– Пока, папа, не решил, но сидеть дома и смотреть, что творят эти хамы я не собираюсь. Наверняка, в городе есть люди верные престолу?

– Думаю, что есть, – ответил отец. – Кстати, на днях заходил твой приятель Козин. Он, сейчас, в городе. Думаю, что он, наверное, тоже не хочет сидеть и смотреть на все это скотство.

– Спасибо, папа, я обязательно зайду к нему, – произнес Олег. – Давайте, выпьем за встречу, о которой я так часто думал там, на войне.





Олег достал из портсигара папиросу и закурил. Он встал из-за стола и направился к роялю, что стоял в углу зала. Открыв крышку инструмента, он взял первый аккорд и моментально погрузился в блаженство музыки.

***

Покровский и Козин шли по улице. Заметив вдалеке патруль, они свернули в узкий переулок. Тогда подобных мест в Петрограде было множество. Ждать пришлось минут пять. Прежде, чем двинуться дальше, они убедились, что улица пуста. Козин посмотрел на Олега, словно ожидая от него команды. Месяц назад они вступили в организацию, цель которой была освобождение императора из плена. Организация была небольшой, но достаточно боевой, так состояла в основном из боевых офицеров. Завтра вечером они должны были выехать в Екатеринбург, где находилась под арестом семья Романовых.

Чтобы не рисковать, они решили разойтись и по одному добираться до конспиративной квартиры, на которой собиралась их боевая группа. До места встречи было не так далеко, когда Покровского остановил патруль революционных матросов.

– Куда направляешься, господин офицер? – обратился к нему небольшого роста моряк с пышными усами. – Чего молчишь?

– Домой, – ответил Олег Андреевич. – Думаю, что мое возвращение домой не таит никакой опасности для вашей революции?

– Ты, барин, зубы здесь не показывай. Мы можем и выбить твои клыки. Документы какие-то есть с собой?

Покровский похлопал себя по карманам шинели.

– Выходит, нет, я так и думал, – произнес все тот же матрос. – Тогда пойдем с нами в штаб, там и разберемся кто ты такой: враг или не сознательный гражданин.

Штык винтовки уперся в спину Олега, и ему ничего не оставалось делать, как подчиниться приказу матроса. Штаб матросов размещался в небольшом двухэтажном доме, окна которого выходили на Мойку. В небольшой комнате висел густой синеватый табачный дым, от которого першило в горле, а на глазах наворачивались слезы.

– Это ты кого привел, Максим, – обратился к матросу, мужчина в штатском костюме, сидевший за столом. – Ты, что не видишь, что это офицер, а значит, враг революции. Его сразу нужно было кончать, а не тащить сюда.

Матрос откашлялся и, сняв с плеча винтовку, с примкнутым к ней штыком, прислонил оружие к стенке.

– Стрельнуть, товарищ Тимофей, дело не хитрое. Говорит, что шел домой, только я этому не верю. Ты же знаешь, что сегодня утром мы раздавили гнездо контры. Думаю, что наверняка, он шел туда. Там наши матросики повесили трех контриков.

– Раз так думаешь, то сразу бы поставил к стене, зачем его нужно было тащить сюда?

– Так, что ваш благородие, будьте так добры, сообщите нам, куда вы направлялись? Ваши офицеришки, сегодня шесть человек наших убили, прежде чем мы с ними разобрались. Мы и с тобой разберемся опосля. Сейчас братишки отдохнут и займутся тобой.

– Я не понимаю, о чем вы меня спрашиваете? Я же сказал вам, что иду домой. Я очень лояльно отношусь к вашей власти. За что меня к стенке?

Матрос свернулся цигарку и, прикурив от керосиновой лампы, выпустил струю голубоватого дыма в потолок.

– Захар! Обыщи офицера, – приказал матрос своему товарищу. – Может, в его карманах бомба.

Находившиеся в комнате матросы, громко засмеялись.

– Подними руки, сволочь! – произнес молодой безусый матрос и стал ощупывать шинель и карманы Лазарева. – А, вот и револьвер, а говорит, шел домой.

Он вытащил оружие и положил его на стол.

– Что теперь скажешь, господин офицер? Зачем тебе оружие?

Олег Андреевич промолчал. Он уже догадался, что его ожидает за входной дверью. Неожиданно, для присутствующих в штабе матросов, он схватил в руки винтовку матроса, которая стояла у стены, и с силой ударил штыком ему в грудь. Это произошло так неожиданно, что матросы просто растерялись. Сильный удар приклада, пришелся в голову мужчины в штатском. Он тихо вскрикнул и, хватая воздух руками, повалился на грязный и заплеванный пол. Молодой матрос, выронив из рук винтовку, попятился назад.

– Не убивай! – прошептал он побелевшими от страха губами. – Не убивай!

Трехгранный штык, свернув в свете керосиновой лампы, с хрустом вошел в его грудь. Матрос схватился за ствол винтовки, словно, пытаясь вытащить его из груди. Ноги его подкосились, и он медленно повалился на пол. Лазарев схватил лежащий на столе револьвер и сунул его в карман шинели. Глубоко вздохнув и придав лицо спокойный и непринужденный вид, он вышел из комнаты и плотно закрыл за собой дверь. Заметив матроса, который стоял около выхода на улицу, Олег Андреевич, направился в его сторону.

– Товарищ Тимофеев просил их не беспокоить, – произнес он, обращаясь к матросу. – Приказал пока никого к ним не пускать.

Матрос кивнул и, бросив цигарку на землю, молча, направился в сторону костра, около которого сидели матросы и солдаты.