Страница 72 из 90
С обнаженными головами тут же нетерпеливо топтались машинисты.
— Беда бедой, батя, а дело не ждет, — вполголоса сказал старший из них, тронув за локоть старика. — Тут уж ничего не поделаешь.
— А? — обернулся тот. — Да-да… Доложил я дежурному… Велено вам голову состава тащить в Дениславль. А за хвостом пришлют локомотив из Черного Волока.
— А что нечетный путь свободен, сказал?
— А как же. Он сам спросил.
— Добро, батя, — кивнул машинист. Он немного помедлил и добавил: — Ну, а в причине… начальство разберется. Не нам судить. Ну, пока. Ни пуха.
И машинисты заспешили к своему тепловозу.
Когда тепловоз увел часть состава в Дениславль, на месте крушения появился Сенька. Он дико таращился на громадные платформы, застывшие в разных местах, и беззвучно шевелил губами. Увидев лежащего на траве Альку и склонившихся над ним людей, он робко стал приближаться к ним. Навстречу ему шагнул Василий Никитич и, ни слова не говоря, наградил его звонкой оплеухой. Он, старый железнодорожник, давно уже разгадал, что Сенька является главным виновником крушения.
— Ты чего? — заскулил Сенька, плюхнувшись в песок и потирая ушибленную щеку. — Еще дерется… Я виноват, да? Я все сделал, как надо… Как учили…
Василий Никитич нервно чиркал спичками и все не мог прикурить сигарету. Наконец он прикурил, несколько раз жадно затянулся и заговорил:
— Ты какого дьявола дуешь в рожок, ежели у тебя не установлены сигналы? Выходит, ты нарочно пустил поезд-то под откос и Альку загубил? Ну-ка, скажи мне, я послушаю.
— Чего мелешь-то? — плаксиво отозвался Сенька. — «Нарочно»… Я и щиты поставил, и петарды… Иди посмотри…
— Видали?! — задохнулся старик. — Он поставил щиты! Так это после того, как поезд прошел! А в рожок-то ты зачем прогудел перед носом поезда? Вот что мне непонятно.
— Так я же дал сигнал бдительности, — захлопал глазами Сенька. — Один длинный, один короткий. Известил, что приближается поезд.
— Тьфу! Осиновая твоя голова! — вконец разошелся старик. — Да разве ж был уговор о сигнале бдительности?! И речи не было! Сам-то ты сообрази, можно ли услышать короткий сигнал за целый километр?.. У тебя же получился не сигнал бдительности, а просто оповестительный. Ведь мы-то слышали один длинный гудок. Спроси кого хошь… Вот теперь и кумекай, каких ты делов натворил…
Съежившись, Сенька сидел неподвижно на песке, не смея взглянуть в ту сторону, где лежал Алька. Только теперь до него дошло, что он совершил преступление. Дернул же его черт подать сигнал бдительности. А для чего, спрашивается? Хотел повыпендриваться, мол, вот я какой зоркий да бдительный? Вижу, мол, поезд, после прохода которого можете спокойно менять рельс? Но откуда ему было знать, что бригада не услышит короткого сигнала.
Но это раскаяние чуть копошилось в нем. Да и чего зря раскаиваться? Раскаянием сейчас ничего не изменишь. Да и Альке не поможешь. Конечно, жалко Альку, хороший был парень, но чего уж теперь забивать себе голову мыслями о мертвом?.. Все теперь на него, Сеньку, давить станут. Попробуй тут выкрутись.
Галя наконец поднялась на ноги, прощальным взглядом приласкала Альку, повернулась и с широко распахнутыми глазами и неживым лицом степенно направилась к жилью. Когда она проходила мимо домика ребят, то увидела Юрку. Тот сидел на скамейке крылечка, вытянув ноги и закинув голову на низкие перила. Услышав шаги, он встрепенулся, но больно кольнувший девичий взгляд заставил его застыть, и Юрка несколько секунд сидел в неловкой позе. Опомнившись, он спрыгнул с крыльца и догнал девушку.
— Галка!.. Галка!.. Мне н-надо с тобой п-поговорить! — едва вымолвил Юрка, стараясь поймать девичью руку.
— Негодяй! — как плетью ожгла она своими глазищами ненавистного парня.
Юрка остановился в растерянности, но тут же снова догнал девушку.
— Галка! Галочка! Поговорить надо… Хоть минуту…
— Подлец!
— Галочка!.. Прости… Я же люблю тебя… Слепая ты, что ли?
— Ненавижу! — вдруг вскричала она, повернувшись к Юрке. — Оставь ты меня в покое!
Глаза ее вдруг покраснели, прыснули слезы, и девушка, закрыв глаза ладошкой, свернула с тропинки и бросилась к близкой опушке леса.
Со стороны Черного Волока на предельной скорости неслась съемная дрезина ТД-5. Отвернувшись от сумасшедшего ветра, на ней сидели ревизор по безопасности движения поездов Сеничев, начальник дистанции Коваль, старший дорожный мастер Старовойтов, дорожный мастер Денисов и водитель, здоровенный дядька в защитных очках и брезентовом плаще.
Когда на обочине показался желтый щит, водитель немного сбавил скорость. Перед красным щитом, обернувшись к Ковалю, он крикнул:
— Красный!
— Остановись! — приказал Коваль.
Дрезина резко сбавила скорость и остановилась. Стало тихо. Ветер пропал. Люди ступили на шпалы размяться.
— Вы что-нибудь понимаете, Владимир Петрович? — оглядевшись по сторонам, спросил Сеничев у Коваля.
— Признаться, ничего не понимаю, — ответил тот. — Но… Красный-то щит стоит. Можно сделать вывод, что машинист не заметил его… Вот и, пожалуйста, крушение.
У Коваля появилась надежда, что в крушении поезда виноваты машинисты, то есть движенцы, а не его подчиненные — путейцы.
— Выводы делать рано, Владимир Петрович, — сказал ревизор. — Но сдается мне, что здесь что-то не то.
Сеничев потоптался в раздумье около щита и сказал Денисову:
— Уберите его, Степан Иванович. Он теперь ни к чему.
Денисов вытащил из земли кол, к которому был прибит красный щит, и положил его тут же, на обочину.
— Поехали, время дорого, — сказал Сеничев.
Только дрезина успела набрать приличную скорость, как под колесами ружейным выстрелом хлопнула петарда. Водитель нажал на тормоз, и дрезина на малой скорости наехала на вторую петарду, помяв ее.
— А это что за чудеса? — будто сам себя спросил удивленный ревизор. — Почему здесь стоят целехонькие петарды?
Все опять слезли с дрезины.
— Сам удивляюсь, — растерялся Денисов. — Кто ж их знает…
— Вот она, сердечная, — сказал водитель, подобрав помятую петарду. — Не взорвалась: скорость мала… А вон и третья стоит… Снять?
— Снимите, — кивнул Сеничев.
Водитель побежал вперед по шпалам, где в тридцати метрах краснела на рельсе петарда.
— Сигналы установлены правильно, все честь по чести, однако крушение налицо, — вслух размышлял ревизор. — Как вы это объясните, Владимир Петрович?
— Пока я ничего не могу сказать, — заметно конфузясь, проговорил Коваль. — Надо поговорить с бригадой.
— Разумеется. С бригадой мы поговорим. Это особый разговор. Но вы сказали, что машинист не заметил красного сигнала. Допустим. Пусть он не увидел ни желтого, ни красного сигналов, то бишь щитов, но петарды?.. Уж взрывы-то петард он наверняка бы услышал. А они стоят целехонькие. Уж не хотите ли вы сказать, дорогой Владимир Петрович, что поезд их обошел стороной, обочиной?
Язвительность в словах ревизора не понравилась Ковалю, и он, поморщившись, сухо сказал:
— Вы слишком остроумны.
Сеничев сделал вид, что не слышал Коваля, и, сев на дрезину, сказал подошедшему водителю:
— Поехали.
Когда вереницу платформ — хвост потерпевшего крушение поезда — примчавшийся тепловоз утащил в Черный Волок, на место крушения прибыл восстановительный поезд.
Заработали два восьмидесятитонных крана, снявшие с платформ тягачи — обыкновенные танки, но без башен. Тягачи шустро растащили груду изуродованных платформ, подтаскивая их к обочине, а краны стали грузить эти платформы на платформы восстановительного поезда. Три платформы, которые могли идти своим ходом, были поставлены на рельсы.
Альку решили отправить на восстановительном поезде в Комариху, куда должны были прибыть из областного центра его родители, извещенные о гибели сына срочной телеграммой. Сопровождать Альку вызвались Василий Никитич и Валя.
Все время, пока был занят четный путь, на перегоне Дениславль — Черный Волок поезда, пережидая друг друга на станциях, выбиваясь из графика, шли по нечетному пути в обоих направлениях. Все стало на свои места, когда открыли четный путь.