Страница 2 из 34
Никакого Юэльсхольма или Гранеборга.
Почтовых марок на конверты он не наклеивал. Он их рисовал. Рисовал старика с большим носом. Раз на письмах адрес выдуманный, то не нужны и настоящие марки. Потом письмо нужно было осторожно бросить в почтовый вагон. У начальника станции Книфа острый глаз, и он может разозлиться и поднять шум. Но пока еще Юэль ни разу не попадался. В своем дневнике он подсчитал, что со скорым поездом он отправил всего одиннадцать писем.
Последнее он украдкой сунул в вагон вчера вечером. Тогда на дворе еще была осень. Но под шинами уже похрустывал морозец. Юэль ехал на велосипеде от станции, запыхался, изо рта вырывался белый парок. Середина ноября. В это время снег обычно уже лежал. Но в этом году его еще не было. Зима не торопилась. И опять снег тайком выпал ночью.
Юэль бросил взгляд на будильник, который стоял на табуретке рядом с кроватью. Надо торопиться, а не то опоздаешь в школу. Как всегда, он уже опаздывал. Он шмыгнул в ванную, наскоро умылся, оделся и вышел на кухню.
Самуэль собирал свой рюкзак. Папа Самуэль, моряк, который стал лесорубом. Юэль часто жалел, что не случилось наоборот. Чтобы лесоруб стал моряком. Тогда они не жили бы у этой реки, так далеко от моря. И модель старинного парусника под названием «Целестина» не висела бы у них на стене. Если бы все было иначе, она висела бы в каюте корабля, колышущегося на мягких морских волнах.
Часто Юэлю казалось, что взрослых невозможно понять. Они порой сами не знают, что для них лучше. Постоянно твердят, что делают все, чтобы их детям было хорошо. Но разве детям может быть хорошо, если родители не способны позаботиться даже о самих себе?
Много лет, с тех пор, как ушла Енни, Юэль был сам себе мамой. И он всегда знал, что для него лучше. Но Самуэль — это безнадежный случай. Он любит говорить, что когда-нибудь, скоро, еще не сейчас, но скоро они соберутся и уедут отсюда. Но этого не происходит. И Юэль уже очень давно перестал ему верить.
Самуэль такой же, как другие взрослые. Он не понимает, что для него лучше. А ведь ему уже много лет. Ему поздно учиться. И поздно учить Юэля.
Самуэль допил кофе и ополоснул чашку.
«Сейчас он скажет, что мне надо торопиться», — подумал Юэль.
— Торопись, а не то опоздаешь в школу, — сказал Самуэль.
Юэль стоял на коленях, сунув голову в шкаф, в котором валялось все — от обуви до старых газет. Он искал ботинки. Он знал, что сейчас Самуэль спросит, слышал ли он, что ему говорят.
— Ты слышишь, что тебе говорят? — спросил Самуэль.
— Да, — ответил Юэль. — Но я не опоздаю. Я успею.
Он вытащил ботинки и сел у стола, чтобы зашнуровать их. Сначала он их тряхнул. На пол вывалился крысиный помет. Но дохлой мыши не было. В прошлом году он нашел ее в левом ботинке. Между тем Самуэль упаковывал свой ранец. Он положил пакет с бутербродами, бутылку молока и термос с кофе. Юэль искоса взглянул на него.
Папа начал стареть. А ведь ему всего сорок один год. Но спина уже ссутулилась. И щеки ввалились.
К тому бреется он все реже и реже. И неаккуратно.
Юэлю неприятно было думать об этом. Какой-то холодок пробирал его до костей.
Он не хотел, чтобы у его отца была сутулая спина и плохо выбритые щеки.
А еще он думал о первой новогодней клятве, которую он даст, когда наступит вечер. Его собственный, тайный Новый год, о котором никто больше не знает.
Об этом он думал уже очень давно. Много вечеров подряд, катаясь на велосипеде по городу, он размышлял только о своих клятвах.
Юэль решил, что должен прожить по меньшей мере сто лет. Стало быть, он доживет до 2045 года. Это казалось ему такой невообразимой далью, что по сути дела означало, что он будет жить вечно.
Но он знал: чтобы исполнить задуманное, нужно готовиться уже сейчас. Если этого не делать, можно сгорбиться так же, как Самуэль.
Вот это и есть самое главное. Главнее, чем дожить до ста лет. Юэль будет всегда держать спину прямо.
И он знал, что ему нужно делать. Это станет еще одной новогодней клятвой, которую он себе даст, как только наступит вечер.
С завтрашнего утра он начнет закаляться. Он составил план и теперь, зимой, осуществит его.
В этом Юэль был уверен.
Хочешь прожить действительно много лет — закаляйся.
Самуэль прервал его размышления — он собрался уходить. Надел на голову толстую шапку. Потом у двери обернулся и посмотрел на Юэля. Когда он уходил на работу, вид у него часто бывал грустный. Этого Юэль тоже не любил. Иногда у него даже начинал болеть живот. В этот момент, он совсем не понимал, о чем Самуэль думает.
Конечно, все дело в маме Енни, которая однажды взяла и ушла. Самуэль скучает по ней так же, как и Юэль.
А может, он думает о море, к которому теперь не может вернуться? Вспоминает о нем, когда валит сосны, обрезает сучки и шкурит бревна?
— Что ты размечтался? — сказал Самуэль. — Не сиди, а то опоздаешь в школу.
— Вот надену ботинки и пойду, — огрызнулся Юэль.
— Опять пришла зима, — вздохнул Самуэль. — Конечно, долгая, темная и холодная.
— Но мы можем уехать отсюда, — сказал Юэль. — Завтра.
— Если бы… — сказал Самуэль. — Но мы не можем.
И он ушел. Юэль слышал, как он спустился по лестнице. Хлопнула дверь внизу.
Юэль завязал ботинки. Надел куртку, шапку и шарф. Только варежки куда-то запропастились. Пришлось выбирать — или искать их, или бежать в школу.
Юэль решил пойти без них. Еще не так холодно. Зима ведь только начинается.
Он не стал садиться на велосипед. Так здорово пройтись пешком, поддевая носком ботинка мелкий снежок! Но едва выйдя на лестницу, он почувствовал, что ботинки ему жмут. Нужны новые. Но как уговорить Самуэля? Обувь стоит дорого.
«Быть бедняком накладно», — говаривал Самуэль. Юэль подумал, что теперь, кажется, понял, что имеет в виду отец.
Он вышел на улицу. Солнце еще не встало. Только светло-серая полоска зари виднелась над верхушками холмов, поросших елями, которые, словно стражники, окружали город.
Школа ждет. Фрёкен Недерстрём, конечно, уже на месте. Если поторопиться, то он не опоздает.
Юэль шел, поднимая ногами снежную пыль.
И думал о предстоящем вечере, когда он торжественно даст сам себе новогодние клятвы.
Зима опять провела его в этом году.
Но вообще-то это ничего не значит.
Главное, что пришел Новый год.
Глава вторая
По дороге из школы Юэль купил кровяной пудинг[1].
Продукты он почти всегда покупал сам, потому что Самуэль возвращался из леса слишком поздно. День за днем Юэль готовил еду, мыл посуду и ходил в магазин. А Самуэль убирал в доме и стирал. Обычно он занимался этим в субботу вечером, перед тем, как они садились послушать по радио развлекательную передачу.
Юэль не любил ходить за продуктами. В магазине Энстрёма его всегда толкали тетки, которые никак не могли выбрать, что купить. А если не повезет, можно было даже встретиться с мамашей какого-нибудь одноклассника. Они бросали на него неприятные взгляды, потому что не могли простить ему, что мама Енни сбежала. Если уж она не захотела остаться с ним и Самуэлем, то могла хотя бы позаботиться о том, чтобы купить для них еду. Она могла бы набить едой весь дом снизу доверху. Тогда Юэлю не пришлось бы все время бегать в магазин и толкаться среди теток.
Но год назад он придумал для себя новое правило. Он стал ходить в магазин через день. И покупал одни и те же продукты в одни и те же дни недели. Так выходило быстрее.
По понедельникам Юэль и Самуэль обедали кровяным пудингом с картошкой. К этому подавалась брусника, которую они собирали по осени и из которой варили варенье.
Но в этот понедельник в магазине Энстрёма все шло не так, как обычно.
Юэль заметил это, едва ступив на порог.
Появилась новая продавщица. Обычно торговал сам Энстрём или его жена Клара. А сегодня за прилавком стояла совсем другая тетя. Впрочем, она была не совсем тетя. Она была моложе. Раньше Юэль ее никогда не видел. Он даже немного смутился.
1
Кровяной пудинг — любимое блюдо шведов, приготавливается из свиной крови, муки и яиц. (Здесь и далее примечания переводчика).