Страница 44 из 70
Поль сел передохнуть. Он позволил себе еще один пятиминутный перерыв. На сей раз, чтобы съесть немного шоколада и проглотить таблетку. Он не хотел злоупотреблять лекарствами, потому что хорошо знал, что они не дарят энергии, как полагает большинство людей. Они лишь одалживают ее временно. Когда же действие таблеток кончится, усталость вернется с большей силой. А поскольку его болезнь после четырех часов беспрерывного движения давала себя знать, он боялся, что условия займа будут еще более жесткими. А таблеток всего шесть.
Но выбора не было. Дрожь в ногах сильно его беспокоила. Это мешало при подъеме и замедляло спуски. Особенно трудно было сбегать вниз, хватаясь за стволы деревьев и низко свисавшие ветви, чтобы притормозить. Он боялся упасть, вывихнуть или сломать ногу. Это означало бы неизбежный провал. Поль съел батончик шоколада, тщательно разжевывая его и заставляя себя глотать. Его сразу затошнило, потом чуть-чуть полегчало. Он вытащил таблетку из пластмассовой упаковки, положил в рот и запил большим глотком из фляжки.
Поль посмотрел на часы, стараясь определить, сколько еще ему можно блаженствовать. Экономя время, он вынул компас, чтобы сориентироваться и наметить дальнейший маршрут.
Он завязал потуже шнурки правого ботинка. Они были кожаные и все время развязывались. Пока все в порядке, подумал он. Если армейские власти не проявят слишком большой активности в его поисках, на что Поль надеялся, он успешно достигнет цели. К сумеркам он будет неподалеку от Туэле. Там повернет на восток, пересечет долину Раш и войдет в город под прикрытием темноты.
Он расслабил рукава завязанного вокруг бедер свитера, надел пояс с фляжкой и снова затянул рукава свитера. Затем застегнул куртку. Он пробовал оставить ее расстегнутой, но она цеплялась за ветки, когда приходилось идти через густой кустарник. Поль поднял сухую палку и, стиснув зубы, заставил себя встать. Он с нетерпением ждал, когда начнет действовать проглоченная таблетка.
Поль двинулся вперед через перевал и вскоре убедился, что получается неплохо. Сквозь густые заросли кустарника он продирался ползком, а на полянах, где росли только редкие карликовые деревья, старался наверстать упущенное время. Мешало то, что, поскольку он шел по склону, правая нога постоянно оказывалась на дюйм или два выше левой и от этого ныло правое бедро и поясница слева. Раньше он чувствовал боль в боку, но решил не обращать на это внимания. И правильно сделал, так как при ходьбе боль сама по себе исчезла. Он пообещал себе, что, как только представится возможность, обойдет гору и пойдет по склону так, чтобы левая нога находилась выше правой.
Миновав довольно густую рощу высоких ароматных елей, Поль собирался уже выйти на открытую поляну, ярдов пятьдесят длиной. И тут он услышал позади рокот мотора в воздухе. Отпрянув назад, он присел на корточки у одного из деревьев и стал ждать. Шум вертолета усиливался. Но стоп, их, оказывается, два. Поль смотрел в небо через густую листву. Неожиданно один вертолет появился из-за вершины горы. Маленький вертолет с плексигласовым верхом летел в ста пятидесяти футах над верхушками елей — так близко, что на его боку была отчетливо видна белая звезда. Вертолет летел зигзагами, держа курс на запад. Вскоре с северо-востока появился второй. Он прошел почти над тем местом, где укрывался Поль. Оба вертолета явно координировали свои действия. Сколько еще таких вертолетов вылетело на его поиски? Он не знал. Да это и не имело значения. Главное, что теперь он не сможет идти свободно, ему придется приспосабливаться. Он подождал, пока шум второго вертолета не затих, и вышел из укрытия. Сейчас по открытой местности идти рискованно. Поляну надо обойти. Теперь ему придется обходить их все.
12 ЧАСОВ 30 МИНУТ ПО ВОСТОЧНОМУ ЛЕТНЕМУ ВРЕМЕНИ
Это была настоящая авантюра, хотя и довольно нехитрая. Все эти интриги, двуличие, маневрирование на высшем уровне — какой от них толк? В конце концов все равно пришлось прибегнуть к самой примитивной увертке человека, не желающего идти на танцы: сказаться больным. Конечно, не каждому дано устроить столь блестящий спектакль — промчаться в машине «скорой помощи» через центр Вашингтона да еще сообщить об этом в прессу. Но, в конце концов, это уже детали. А уж если есть «скорая помощь», то почему бы не использовать ее до конца? Однако нет, они не захотели включать сирену.
Без особой надежды на успех Диана Коулбрук, дочь министра обороны Джонатана Коулбрука, повернулась к своей матери, сидевшей сзади на откидном стуле, и еще раз спросила:
— Нельзя даже на короткое время, мама?
— Нет,— строго ответила мать.— При пневмонии они не включают сирену. Включили бы, если б ты была при смерти.
— А разве не предполагается, что я при смерти?
— Вовсе не обязательно,— ответила мать, поправляя ей юбку.— В такого рода делах не стоит переигрывать.
По тону матери Диана поняла, что пререкаться бесполезно. Это было одно из поучительных высказываний, к которым мать часто прибегала.
«Боже мой,— думала Диана,— как все это нудно!» И все-таки она признавала, что в этом была доля здравого смысла. Лежа на носилках в машине, в испарине от влажной жары Вашингтона — «Боже! Неужели нельзя было оборудовать кондиционер?» — Диана еще раз все обдумывала.
Основная цель ее «болезни», конечно, защитить папу, оправдать его приезд в Вашингтон. Так ей объяснили сегодня утром. Если выяснится, что она и не думала болеть, отец будет скомпрометирован, поставлен в самое неловкое положение. Если на то пошло, она и сама может оказаться в неловком положении. Что подумают люди? Скорее всего, предположат, что она беременна. А может, и нет. Думая так, она почувствовала некоторое разочарование.
Пропустить танцы в клубе в пятницу вечером еще не беда. Можно пережить и то, что Джек пригласит другую девчонку на морскую прогулку в воскресенье. Со всем этим она бы примирилась. Но зато ей хотелось быть по меньшей мере участницей, или даже центральной фигурой в этой драме, какова бы она ни была. Но она даже не знала, в чем суть этой драмы. Ей поручили лишь маленькую проходную роль. И в довершение всего возят по городу, как какой-то чемодан. К тому же она не сможет поделиться этим со своими подружками в церкви.
Ладно, она готова примириться и с этим. Но обидно лишиться даже маленькой минутной забавы — сирены. Да, очень обидно.
Может, все-таки попробовать добиться своего?
— А в больнице есть кондиционер? — спросила Диана.— Я уже вся расплавилась!
— Думаю, есть. И у тебя будет прекрасная палата.
— Ко мне смогут приходить посетители? — спросила Диана.— Чем я там буду заниматься целый день? Летом по телевизору не показывают ничего хорошего.
— У тебя будет возможность прочесть книги из списка для летнего чтения,— ответила мать.
— Дудки!
— Разве мы не договорились, что ты никогда больше не будешь так выражаться,— сказала мать.— Серьезно, дорогая!
— Хорошо, мама,— сказала Диана.— Извини меня.
Она объяснила матери, что так «выражаются» в юмористическом журнале «Мэд мэгезин». Больше она ничего не могла сказать о перспективе проторчать целых пять дней, а может быть, даже и неделю в палате госпиталя «Уолтер Рид», засыпая над «Домом на семи опорах», «Воспитанием» Генри Адамса и «Федеральным устройством».
— Ты хотя бы принесешь мне мои пластинки? — спросила она.
— Да, дорогая, принесу.
— Все?
— Нет, не все. Я отберу некоторые.
— Можно мне составить список? Я могу выбрать сама?
— Можешь, дорогая,— сказала мать вздыхая.
У Дианы мелькнула мысль: она неправильно себя ведет. Надо было с самого начала показать, что все это — тяжкое бремя, что от нее требуют настоящей жертвы. Но важно не переиграть, не быть надоедливее, чем обычно. Нужно разжалобить мать. Такое занудство! Она предпочла бы деловое соглашение, но с родителями приходится принимать в расчет эмоции.
Она уже подумывала о самом простом способе — небольшом шантаже. Она соглашается молчать об игре в болезнь в обмен на шубу. Однако это вряд ли пройдет. Услышав подобный намек, родители станут в благородную позу, заговорят о принципах и прочей чепухе.