Ранний эллинизм

Так с неизбежной исторической необходимостью возник неоплатонизм как диалектика мифологии и тем самым как последнее слово античной эстетики.

3. Лектон, аллегория, символ и миф

Чтобы понять позднеэллинистическую реставрацию мифологии, и логически и исторически, необходимо припомнить то, что мы говорили выше и говорили уже очень давно, а именно в характеристике еще древне-стоической эстетики. Там мы нашли, что выступившая на первый план человеческая субъективность исходила в период раннего эллинизма из того, что было яснее всего и проще всего для субъективного мышления и для его логики. Проще всего и естественнее всего это логическое мышление усматривалось у стоиков в языковой деятельности, в той чисто словесной предметности, которую имеет в виду каждое произносимое нами слово и которое не есть ни физический, ни психический, но вообще какой бы то ни было субстанциальный феномен. Это было просто значением слова, его смыслом, могущим иметь для себя применение и в объективной и в субъективной области и потому пребывающим по своему существу вне обязательно физической, обязательно психической или какой бы то ни было вообще субстанции. Эту словесную предметность ранние стоики называли "лектон", и это было максимальным удалением от всякого примата объективного бытия, характерного для всей предыдущей философии и эстетики. То, что стоики считали объективной действительностью, получало свою характеристику в связи именно с этим лектон, так что все объективное бытие характеризовалось у них как Логос.

Само собой разумеется, что этот Логос, приписанный человеческим субъектом объективной действительности, не был настолько силен, чтобы дать окончательное объяснение всему существующему. Это окончательное объяснение все-таки все еще продолжало требовать учения о судьбе. Наоборот, как мы видели выше, учение о судьбе впервые только у стоиков получило для себя философское обоснование и стало необходимой уже чисто логической концепцией. Отсюда ясно и то, что в свете такого Логоса все существующее превращалось в некоторого рода аллегорию: важна была логическая структура объективного бытия, а само это последнее могло быть каким угодно, то есть как угодно зависимым от судьбы.

Но ясно также и то, что греческая мысль, по существу своему всегда объективистская и всегда реалистическая, не могла особенно долго останавливаться на этом аллегоризме. Уже у древних стоиков этот аллегоризм становился иной раз не просто басенным примером, а указывал на такое бытие, которое является не просто примером для абстрактной мысли и не просто иллюстрацией того или другого логического построения, но является чем-то вполне самостоятельным. Полной самостоятельности субъектно-объектного бытия, однако, здесь не могло быть, поскольку все окончательные причины относились к судьбе, а это значит, что объективный логос, имея субъективное человеческое происхождение, еще не был настолько силен, чтобы уничтожить аллегоричность всей тогдашней картины мироздания.

Мы только что говорили о необходимости диалектического перехода от аллегоризма к символизму и от символизма к мифологии. Это должно быть нам теперь ясным, и повторять свою аргументацию мы здесь не будем. Но что очень важно сказать в подведение итогов раннего эллинизма, это то, что в течение раннего эллинизма постепенно развивалась диалектика стоического лектон и связанного с ним аллегоризма, стоического платонизма и связанного с ним символизма и, наконец, реставрационной мифологии позднего эллинизма, монотеистически данной у Филона Александрийского и политеистически разработанной в языческом неоплатонизме. Лектон перерастал в аллегорию, аллегория перерастала в символ, и символ перерастал в миф. И это было как окончательным субъектно-объектным овладением действительности, так и предельным для античности субъектно-объектным развитием человеческой личности. Предельно развитая человеческая личность вернулась здесь к тому, что было ей свойственно искони и что было основой всего ее тысячелетнего существования. Возвращение это было, однако, не стихийное, не первобытное, но рефлективное, диалектическое. Окончательная античная эстетика оказалась не чем иным, как реставрационной диалектикой первобытной античной мифологии.

4. Социально-историческая необходимость неоплатонизма

Идеологическая необходимость неоплатонизма для своего времени показана сейчас нами предварительно, в качестве общего результата раннеэллинистического развития. В окончательном виде необходимость неоплатонической эстетики последних четырех веков римской рабовладельческой империи станет ясной только после достаточно вразумительной обрисовки этого периода также и в социально-политическом отношении. Однако заниматься этими социально-историческими причинами возникновения неоплатонизма в настоящем пункте нашей работы является совершенно нецелесообразным, поскольку здесь мы пока резюмируем общие результаты раннеэллинистического развития. Всю эту социально-историческую проблематику неоплатонической эстетики целесообразно анализировать только в исследовании самой же неоплатонической эстетики, чем мы и должны заняться в конце нашего многотомного труда по истории античной эстетики вообще.

Библиография (опущена)

Примечания

1. Настоящая книга является 5-м томом общего труда А.Ф.Лосева "История античной эстетики". В ссылках он обозначен - ИАЭ с обозначением тома римской цифрой и страницы тома - арабской цифрой. - Ред.

2. Ранович А.Б. Эллинизм и его историческая роль. М.-Л., 1950, с. 16. Здесь же можно кратко ознакомиться и с огромным разнобоем, царящим в современной науке относительно понимания сущности эллинизма (с. 10-16).

3. Там же, с. 15.

4. Тарн В. Эллинистическая цивилизация. Пер. С.А.Лясковского, с предисл. С.И.Ковалева. М., 1949.

5. Schubart W. Die religiose Haltung des fruhen Hellenismus. Leipzig, 1937.

6. Ранович А.Б. Указ. соч., с. 13-14, примеч. 1.

7. Rostovtzeff M. The social and economic history of the hellenistic world, 2. Oxford, 1941, p. 1258-1265.

8. Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 39, с. 15.

9. Лосев А.Ф. История античной эстетики [т. I] (Ранняя классика). М., 1963, с. 75-86.

10. Утченко С.Л., Дьяконов И.М. Социальная стратификация древнего общества. М., 1970 (из материалов XIII Международного конгресса исторических наук в Москве в том же году).

11. Кессиди Ф.X. От мифа к логосу. (Становление греческой философии). М., 1972, с. 6-24.

12. Речь идет о первом издании "Истории античной эстетики" (Москва, 1979). - Ред.

13. Лосев А.Ф. Социально-исторический принцип изучения античной философии. - В кн.: Проблемы методологии историко-философского исследования. Вып. 1, М., 1974, С. 4-45.

14. Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 17, с. 293.

15. Новицкий Ор. Постепенное развитие древних философских учений в связи с развитием языческих верований. Ч. 3. Киев, 1860, с. 159.

16. Там же, с. 168.

17. Редкий П.Г. Из лекций по истории философии права в связи с историей философии вообще, т. 7. СПб., 1891, с. 84.

18. Амфитеатров Е.В. Исторический очерк учений о красоте и искусстве. Харьков, 1890.

19. Лопатин Л.М. История древней философии. (Лекции читались в Императорском Московском Университете в 1900-1901 гг.), с. 388-407.

20. Трубецкой С.Н. Учение о логосе в его истории. Философско-историческое исследование. М., 1906, с. 40-62 (также были издания этой книги в 1900 и 1901 гг.).

21. Трубецкой С.Н. Указ. соч., с. 46-47.

22. Там же, с. 56-57.

23. Трубецкой С.Н. Курс истории древней философии. - Собр. соч. С.Н.Трубецкого, т. 5-6. М., 1912, с. 113-141.

24. Миронов А.М. История эстетических учений. Казань, 1913, с. 105-111.

25. Там же, с. 105-106.

26. Там же, с. 107-108.

27. Самсонов Н.В. История эстетических учений. Ч. 1, б. м., б. г., с. 143-147 (это литографированный курс лекций, читанных на Высших Женских курсах в 1914/15 учеб. г. в Москве).