Страница 19 из 105
Я нагрела воды, поменяла под ней постельное, обтерла ее мокрыми полотенцами, и накрыла теплым одеялом. Теперь кровать была похожа на кровать, а не на гнездо.
Когда несла грязное белье, из него вывалился серебряный, возле ванной еще один. Я положила кучу в ванной, и аккуратно принялась перебирать тряпки. В той самой скрутке я и нашла пятьдесят серебряных. Она очень туго завернула их в край простыни, замотала рулетом и привязывала к себе. Сказать, что мне сейчас хотелось пойти и отдубасить ее этой простыней – ничего не сказать. Чего она боялась? Что я потрачу эти деньги? Для чего она их хранила, отдав, судя по весу, не менее тысячи серебряных?
– Мисс Элистер, - раздалось снизу, и я отложив монеты, и накрыв их тряпьем, поспешила вниз. Там стоял чуть полноватый, невысокий джентльмен. Именно так хотелось его назвать: тренч, хоть на улице тепло, шляпа – цилиндр, залихватски подкрученные усы.
– Мистер…. – замялась я, давая понять, что не знаю его имени, хотя, наверно, должна была, потому что он назвал мою фамилию.
– Барт. Эмиль Барт, милая Рузи. Как же ты выросла! Прими мои соболезнования – я поздно узнал о смерти твоего отца, - он искренне как-то погрустнел, снял шляпу, тренч, и искал глазами куда бы их пристроить. Я приняла его вещи и разместила на вешалке. Только потом я поняла – чего он оглядывался – он искал служанку.
– Мистер Барт, мама… она горячая, и, по-моему, бредит, - начала было я, но он улыбнувшись начал подниматься по лестнице:
– А когда она не бредила, милая? Я давно говорил Барнабару, что пора устроить ее в «веселый дом», но он слишком любил свою жену, и надеялся, что она станет прежней, - доктор вдруг замолчал, словно его отрезало, и не поднявшись еще по лестнице оглянулся на меня. Его брови были опущены, только подчеркивая маску недоумения на лице, глаза сужены. Как будто он только сейчас понял, что что-то не так…
– Рузи, а ты? Ты как себя чувствуешь? – он спустился с лестницы ко мне, взял за локоть и отвел в кухню.
– Нормально, мистер Барт, - я не знала, как себя вести. Я понимала, что он заметил отличие, и, скорее всего, это был тот самый близкий семье человек, которого я собиралась искать.
– Ты была сегодня в церкви? – он спросил таким тоном, будто интересовался выпила ли я перед завтраком уксус, как делала это всегда.
– Нет, я давно там не была. Я долго лежала без памяти, а потом лечила ребра – у меня болела вся грудь. Я не собираюсь в церковь, я плохо помню свое прошлое, мистер Барт, память возвращается, но медленно…
– На что вы живете? Отец оставил вам содержание?
– Нет, вернее, он оставил не содержание, а сундук с серебром, - я усмехнулась про себя, потому что звучало это так, словно мы говорили о пиратах, - А моя мать отдала все церкви.
– Так на что же вы живете? – он указал на кашу, молоко и конфеты…
– Я продала свои волосы, доктор, - я сняла платок, и он округлил глаза.
– Я знал, что нужно проверить вас, но не думал, что все так плохо, девочка. Прости меня, я был очень занят похоронами и своим горем – мою семью тоже задела смерть – сын разбился в дороге, - он опустил голову собравшись было заплакать, но глубоко вдохнул и встал. – Идем, посмотрим, что с твоей мамой.
Я знала, что доверять здесь нельзя никому, но этот человек просто не мог оказаться врагом. Я выдохнула и с трудом сдержалась, чтобы не прижаться к нему, не обнять со всей силы.