Главное – не влюбляться

— Как твои дела? — неожиданно спрашивает Катя, участливо смотря мне в глаза. И от этого взгляда внутри все сжимается и хочется куда-нибудь сбежать.

Ненавижу, когда меня жалеют.

Глава 21

— Дела? — от резкой смены темы я на секунду даже растерялась. Нутром чую, что это не банальный вопрос о последних новостях. А Катя точно дипломированный психоаналитик? Чего вот так сразу с бухты-барахты приступать к промыванию мозгов, даже не подготовив почву? Или эффект неожиданности и есть тот самый психологический приём? Вообще, она много чего на мне пыталась отработать, но я всегда закрывалась в себе. Или всё переводила в скандал. Но сейчас это было не лучшей идеей, всё-таки передо мной сидит беременная женщина. — Нормально. Работаю, отдыхаю, веселюсь. Всё, как всегда.

В передрягу вчера вот попала, преотвратнейшую. Хотела бы добавить вслух, но не буду.

— И с кем веселишься? — спрашивает Катя, помешивая ложкой сахар. Но мне кажется, больше для виду.

— Как обычно, с Валькой, Аринкой, — пожимаю я плечами.

— Лиз, может пора уже двигаться дальше? — спрашивает сестра. — Перестать закрываться в себе и быть одной. Ходить на свидания, влюбляться…

— Потом разочаровываться, расставаться, страдать, — перебиваю я. — По-моему ты упустила несколько важных пунктов.

— Расставания неизбежны, если человек пришёл в твою жизнь, чтобы подарить только опыт, а не счастье.

Молчу. Я могла догадаться, что она опять коснётся темы расставания с Гордеевым. Сколько можно вскрывать одну и ту же рану? Неужели она не понимает, что делает только хуже?

— Лиз, но вот положа руку на сердце — ты ведь на любила Лёшу так сильно, как пытаешься сейчас нарисовать в своей голове, ведь так? Скажи, ты вообще была по-настоящему счастлива с ним?

— Кать…

— Неужели тебе и правда нравились все эти постоянные придирки? То, что он не давал тебе нормально общаться с твоими близкими? Да у тебя из подруг остались только Валька и Аринка, и то каким-то чудом! Что было в нем такого, что у тебя сейчас будто выбили почву из-под ног? Ты вообще помнишь себя в первые месяцы после вашего разрыва?

Это… это уже слишком.

Я помню. И от одного лишь воспоминания о том, что творилось со мной после расставания, моментально холодеют и руки и ноги. Сердце начинает бешено колотиться, а в горле застревает обжигающий и одновременно удушающий ком.

— Выпей и потом глубоко дыши, — говорит Катя, протягивая мне стакан воды. Когда она успела его налить? Я что, выпала на несколько секунд из реальности? Или это снова была паническая атака? — Ну вот другое дело. Лиз, просто поговори со мной.

— О чём?

— О том, что сейчас думаешь. Говори, всё, что приходит в голову. Не молчи.

Тяжело сглатываю подступивший к горлу ком.

— Я думаю о том… что мне холодно, я в пустой квартире, не могу согреться, и сердце бьётся так, что еще немного и разорвётся внутри, — шепчу я. Мне кажется, если я скажу хотя бы одно слово громче, то мне не хватит сил закончить. — О том, что я одна. Как и раньше, когда все уезжали или уходили, кто куда… И что с уходом из моей жизни Лёшки, я снова осталась одна. И если я выйду наружу, все сразу поймут какая я жалкая и несчастная. А я не хочу, чтобы кто-то догадался…

Мне хватало того, что я держала лицо на работе. На это уходили все силы. Иногда из дома я сразу ехала на встречи с клиентами, забивая себе плотный график на целый день, лишь бы не сидеть в офисе и не общаться с коллегами. Чтобы они не догадались насколько мне плохо.

Катюха права, последние месяцы наших отношений с Гордеевым было сложно назвать отношениями любящих друг друга людей. Я перестала замечать от Лёшки особого восторга или комплиментов в свой адрес. Как-то раз он даже обмолвился, что внешне ему всегда нравились яркие девушки — жгучие брюнетки, кипенные блондинки с выразительными чертами лица. Слышать такое от любимого человека было чертовски больно. А главное, я понимала, что с моими натуральными темными волосами и заурядной внешностью, я и рядом не стояла с этими яркими красотками. Ну не было во мне этой холеной гламурности или шарма роковой женщины, что уж тут поделаешь! И почему я ему тогда в универе понравилась, непонятно…

В итоге, я и сама не заметила, как превратилась в какую-то неуверенную невротичку. Спасала работа, в которой я растворялась с головой, и которая отнимала у меня уйму сил. И ещё неимоверно раздражала Гордеева.

Интересно, а что его во мне под конец нашей истории не раздражало? Или от любви до ненависти один шаг? И если чувства ушли, то всё меньше и меньше удаётся выносить присутствие человека, к которому уже остыл? А быть может со мной просто невозможно ужиться рядом на постоянной основе? Потому что во мне явно что-то не так. Будто внутри какая-то поломанная схема, которая постоянно даёт сбой.

Я не слышала, что мне говорила сестра. Хотя, вероятнее всего, она сейчас говорила правильные и умные мысли, которые не раз помогали её клиентам. Но единственного человека, которого я бы сейчас хотела услышать, не было рядом. Мама находилась на переговорах в Штатах.

— Катюш, я пойду, — пробормотала я, поднимаясь с кресла. Чувствую, что сестра замерла на полуслове, когда я её перебила. В глазах дикое изумление от моего непривычно ласкового «Катюш». Я её так с детства, неверное, не называла. Пока Катя не успела до конца опомниться, я быстро её приобняла и легонько чмокнула в щеку на прощание.

К чёрту все эти сеансы психоанализа! Мне срочно нужен свежий воздух. И нырнуть в пачку за своим личным успокоением. Как ошпаренная, я запрыгнула в лифт и посмотрела время на телефоне. В Нью-Йорке сейчас день, и мама должна взять трубку, если не присутствует на очередном совещании или деловой встрече. Не буду ей ничего рассказывать, просто хочу услышать её бодрый голос и парочку забавных историй, которые обязательно произошли с ней за последнее время. Я знаю, что после этого мне обязательно станет легче.

Стоя у подъезда и жадно вдыхая аромат ночного города, я вызвала такси. Помедлив ещё с минуту, я всё-таки решила набрать номер мамы. Но в ответ услышала безжалостно сухие слова автоответчика.

Глава 22

Смотрю на медленно проплывающие огни ночного города — блеск витрин, свет автомобильных фар, светящиеся окна домов. Чувствую себя маленькой затерявшейся песчинкой в этом огромном мире. Грустно, одиноко, тоскливо. Внутри какая-то тяжесть: на сердце, в мыслях, в душе, в подкатившем к горлу коме. Будто я вся соткана из чего-то тяжёлого, давящего изнутри, мешающего нормально дышать. Но я стараюсь. Делаю вдох выдох. Заставляю себя пропускать через лёгкие кислород. Так скоро и чокнуться можно будет. Наверное, Катюха права, пора завязывать.

И вообще, не зря же говорят, что уныние — это грех.

По пути домой пришло сообщение с неизвестного номера.

«Привет. Надеюсь, не спишь? Это Саша».

Понимаю, что улыбаюсь, как дура, глядя на экран телефона. Грустные мысли тут же отступили куда-то, растворившись в ночи.

«Привет. Какой Саша?». Пятая точка совместно с левой пяткой подсказывают мне, что это Корсаков, но мало ли. Не хочется попасть в просак, с учётом того сколько в моей жизни развелось Саш на квадратный километр.

«Корсаков. У тебя что, много знакомых Саш, которые могут писать с неизвестного номера?»

Ага, всё-таки нашёл мой номер. Интересно, как? Что за каналы и связи используют такие как Корсаков?

«Возможно». Ловко я ухожу от ответа.

«Да ты сердцеедка». Саша посылает мне подмигивающий смайл. Закатываю глаза. Да, конечно, поедаю мужские сердца на завтрак, обед и ужин. Постоянно.

«Что есть, то есть. И потому на уровень железа в своей крови не жалуюсь». Кровожадно? Излишне приправлено чёрным юмором? Шутка на любителя? Возможно. Пускай не думает, что я продолжу кокетничать и растекаться перед ним лужицей, как в клубе! От воспоминания о прошлой ночи вновь стало стыдно, и я даже немного поморщилась, блокируя телефон и готовясь к выходу. Почти приехали, заезжаем во двор.