Страница 3 из 16
Грузный мужчина в дорогом костюме и шелковом шейном платке, сидевший возле древней старухи, ответил за него:
– Известно чему – как побольше маны максисам отдавать да хвостом перед ними вертеть.
Толстяк загоготал не хуже самого последнего лоуна на площади в базарный день.
– Вот была у меня одна дайна… – начал было он, расправив плечи и сверкая сальной физиономией.
Но Эдман уже потерял всякое терпение и резко дернул за веревку звонка. Возница немного притормозил лошадей и заглянул внутрь через специальное окошко в передней стенке дилижанса:
– Чего изволите?! – крикнул он, стараясь заглушить стук колес по неровной дороге.
–Долго еще до города?! – прокричал в ответ Эдман.
– Недалече! К полудню на месте будем!
Эдман кивнул и принялся копаться в своем портфеле, проверяя все ли в порядке и соображая, что нужно докупить, прежде чем нанять экипаж до Камелии. Другие пассажиры последовали его примеру, спеша привести себя в порядок до приезда на конечную остановку. К радости Эдмана, разговор до самого Финара так и не возобновился.
Ближайший к школе город оказался ничем не примечательным провинциальным населенным пунктом с мощеной широкой площадью, ратушей и зданием государственной магической комиссии. Эдман повидал великое множество подобных мест, поэтому ему не составило труда быстро сориентироваться, найти необходимое и нанять извозчика.
Сидя в экипаже, он наслаждался одиночеством, обдувавшим лицо свежим воздухом, и мечтал поскорее оказаться на месте. Последние весенние деньки радовали ясной, солнечной погодой, запахом цветущих полевых трав, свежей зеленой листвой, и от этого в душе разливалось предвкушение новизны.
Справедливости ради, Эдману стоило признать, что поездка, изначально воспринятая им враждебно, все же пришлась как нельзя кстати. Последние пять лет он ненавидел лето, хотя это было единственное время года, когда в его родовом имении получалось сносно жить: сырость и холод отступали настолько, насколько это было возможно в той проклятой богами низине. Но Эдман, привыкший к бесконечным разъездам, сторонился оседлого образа жизни и никак не мог найти себе занятие ни в старом особняке, ни в его окрестностях.
Весь год он усердно работал в столичной академии магии и домой наведывался лишь изредка, ради поддержания порядка и проверки работы управляющего, но летом адепты сначала отправлялись на практику, а потом – на каникулы, и ему волей-неволей приходилось торчать без дела в глуши и, умирая от скуки, ждать нового семестра.
Теперь же неожиданное предложение Вилмора позволило Эдману уехать из опостылевшего имения на целых три месяца, а кроме того, снова почувствовать себя нужным государству. Пусть он никогда и не жаловался на судьбу, но внутри его постоянно грыз червь разочарования. Осознание собственной ущербности из-за полученного ранения и невозможности продолжать воинскую службу то и дело давало о себе знать.
Вилмор же дал ему возможность вновь оказаться в гуще событий. В существование таинственного заговора Эдман не верил ни на грош и считал свою поездку скорее перестраховкой, чем настоящим расследованием. Ну кому придет в голову похищать дайн и использовать их ману для совершения преступлений? Государственный аппарат жестко контролировал всех жителей, да и ни о каких вероломных нарушениях законов никто не слышал, так все больше по мелочи. Но Вилмор уверен в обратном, значит, стоит его убедить в беспочвенности смехотворных подозрений.
Глава 3
Дорога пошла вверх, экипаж замедлил ход, и Эдман выглянул в окно, чтобы лучше рассмотреть школу блаженной Камелии на вершине одного из холмов. Он с удивлением отметил, что даже с тракта, проходящего далеко внизу, бросалось в глаза то, насколько это огромное и мрачное строение не вписывается в окружающий пейзаж.
Серые стены разноуровневых башен и зданий выглядывали из-за высокой каменной ограды с бойницами. Над черепичными темными крышами торчали кривые флюгера и пустые флагштоки. Казалось, что по задумке строителей здесь должны были развеваться яркие полотнища с гербами, но хозяева этого неприятного места не имели родовых знаков отличия и не смели украшать ими шпили. Создавалось впечатление, что неизвестный, лишенный таланта архитектор поглумился над жителями долины и соорудил уродливое творение на самом значительном возвышении, надеясь на века испортить людям чудесный вид на поросшие сочной травой склоны, уходящие к горизонту.
«Больше похоже на пограничную крепость, чем на учебное заведение, – подумал Эдман. Он вспомнил, как радовала глаз каждого мимо проезжающего путешественника белокаменная академия, украшенная цветными флагами факультетов и гирляндами из пестрых лент, символизирующих четыре направления обучающих программ. Многие даже специально приезжали в предместье столицы, чтобы на нее полюбоваться. – Ладно, посмотрим, что внутри. Может, настолько жалкий вид только с дороги?»
Экипаж подъехал к огромным кованым воротам с небольшой дверцей в одной из створок. Извозчик спрыгнул на землю, выгрузил потертый дорожный саквояж и постучал дверным молотком.
– Спасибо, держи, – сказал Эдман и расплатился, накинув еще пару монет сверх оговоренной суммы в знак признательности.
– Благодарствую, господин, – в пояс поклонился извозчик, вскочил на козлы, стегнул лошадь и покатил в долину.
Лязгнул засов, и здоровенный, с туповатым выражением на круглом лице детина в косоворотке, кожаных штанах и жилетке спросил:
– Чего надобно?
– У меня дело к директрисе. Вот пропуск.
Эдман предъявил выданную Вилмором бумагу и тут же услышал в ответ:
– Заходите, господин. Сюда пожалте.
Привратник забрал саквояж, который Эдман даже не потрудился взять, и проводил гостя через мощеный внутренний двор к длинному двухэтажному зданию справа от ворот. Мельком Эдман успел заметить, что вдоль стены с бойницами идет крытая галерея. Там неспешно прогуливались несколько вооруженных шпагами караульных в форме гвардейцев императорской армии.
«Даже охрана имеется», – подивился он и вошел вслед за привратником в прихожую.
– Обождите тут, господин, – сказал тот, поставив саквояж у стены. – Я доложу патронессе, что вы добралися.
Вскоре в прихожую вошла полноватая женщина лет пятидесяти в черном, шелковом платье с длинными рукавами. На поясе у нее висела небольшая кожаная сумочка. Темные волосы она зачесала на прямой пробор и убрала в пучок на затылке. Ее карие глаза смотрели с подозрением, глубокие складки в уголках почти незаметного рта и обвисшие щеки придавали лицу недовольно-пренебрежительное выражение.
– Приветствую вас, господин Привис, – произнесла она неприятным, хрипловатым голосом и сделала книксен, надо сказать довольно неуклюжий с точки зрения человека, привыкшего вращаться в высшем обществе, где дамы постоянно соревновались в изяществе подобных приветствий. Эдман тут же догадался, что женщина принадлежит к среднему сословию и научилась исполнять книксен уже во взрослом возрасте, а реверанс, скорее всего, у нее вообще не выходил. – Меня зовут Рейчел Пигирд. Я служу патронессой школы. Прошу, следовать за мной. Госпожа Гризар ожидает вас.
– Мое почтение, патронесса Пигирд, – Эдман склонил голову.
Она развернулась и тяжелой походкой направилась вглубь здания, он последовал за ней, прихрамывая на правую ногу и опираясь на одну из любимых тростей с набалдашником в форме головы льва.
Длинные коридоры поражали невзрачностью: серые неокрашенные стены, каменные полы с трещинами столетней давности, неприятные сквозняки даже в такой погожий день и полное отсутствие каких-либо украшений, картин или ковров. Патронесса остановилась около двери с табличкой: «Директриса Гертруда Гризар» и громко постучала. В ответ раздался уверенный голос:
– Войдите!
– Максис Эдвард Привис прибыл, госпожа, – доложила патронесса.
– Спасибо, Рейчел, – кивнула седовласая пожилая женщина, сидевшая за широким письменным столом. – Можешь идти. Приветствую, господин Привис, располагайтесь.