Одержимый

Губы сладкие приоткрыты. Посапывает так, что одновременно и под ребрами и в яйцах все дергается.

Бедра – крутой изгиб. Грудь шарами.

Нежность и секс. Два, блядь, в одном. В чистой концентрации.

Укладываюсь рядом, прижимая ее к себе. Отодвигаю от края кровати. Но аккуратно, стараюсь не разбудить.

Пиздец.

Вот с чего бы такая забота?

По-хорошему, надо бы ее сейчас на спину перевернуть. И вбиться. С одного толчка. Пусть под собственный крик просыпается.

Но вместо этого почему-то просто ложусь на бок рядышком. Так тихонько, как только могу.

Зарываюсь в ее волосы. От запаха дурею. Натуральный наркотик.

Глажу по голове. Пропускаю через пальцы шелк ее волос. Это, блядь, почти оргазм.

Член разрывается, прижимаясь в ее сладкие ягодицы. Упругие, шелковые.

А я – только глажу. Огибаю ладонью крутые бедра. В дыхание тихое вслушиваюсь.

Почувствовала.

Дергается резко. Так, что если б не держал, точно бы с постели свалилась.

– Тссссс, - хриплю прямо в волосы.

– Спи, птенчик. Не бойся. Не трону. Сейчас. Спи.

Вымучил ее для первого раза. Сейчас потерпеть придется. Но вечером… Вечером птенчик никуда не денешься. Перышки твои в разные стороны разлетаться будут!

Напряглась. Сжалась вся. Замерла.

Через спину слышу, как ее сердечко маленькое колотится. Мне прямо в грудь ударами отдается.

– Отдыхай, - провожу рукой по бедру вниз. Сжимаю легонько растопыренной пятерней ее крутую округлость.

Сам не замечаю, как трусь губами о ее кожу. Блядь. Вкусно. Сладко. Даже вот так. Просто.

– Дома твой идиот, Лина. Не волнуйся.

О том, что уму-разуму его научить собираюсь, ей знать совсем необязательно.

– Роман…

Выдыхает еле слышно. Одним дыханием. А у меня внутри, блядь, прямо ураган под кожей проноситься. Как ей удается? Так мое имя выговаривает, что пробирает всего насквозь. Охренеть.

– Что, птенчик? – прикусываю за мочку уха, дергая ее бедро чуть на себя.

Членом в ягодицы уже до боли прижимаюсь. До одури хочу. Взорваться готов.

– Спасибо тебе. Но… Можно я домой поеду?

– Зачем?

Чувствую, как спокойствие смерчем сносит. Она что, еще и утешать урода этого решила? О, нет, птичка. Нет, нет, нет.

Опомнился, когда понял, что сжимаю слишком сильно.

С шумом выдыхаю воздух, расслабляя руки на ее теле.

– У меня же все там осталось. Вещи. Одежда. Сумочка. Телефон. Да все! А еще… Мне вечером уйти нужно будет. Ну, перед этим же переодеться…

– Куда это уйти?

А вот теперь уже рычать начинаю.

Да. Птичка не из-за корысти на сделку пошла. Не шлюха. Потому и отношение к ней сейчас совсем другое. И не беру даже, хоть мозг закипает от похоти яростной. Но, блядь, она что себе решила? Куда уйти? Договоренности нашей никто не отменял! Я, блядь, ни хера не Робин Гуд с большой дороги! Чтобы помогать всяким ушлепкам просто так! И девушек красивых выпускать из своих рук! Которые мне сами, добровольно в рабство сексуальное на неопределенный срок отдались! От которых кровь по венам так разгоняется, что я круглосуточно трахать их готов! А с птенчиком… Мы и сотой доли не попробовали того, что я хочу с ней сделать!

Рывком дергаю на спину.

Нависаю над ней, сжимая грудь. Рефлекторно. Вжимаюсь между бедрами своим стояком дергающимся.

– Ты забыла, Лина? Ты принадлежишь теперь мне. Вся. Без остатка.

– Полностью мне принадлежишь, Ли-на, - чеканю ее имя. Перекатываю его вкус на языке. Поджимаю под себя, дергаю бедрами вперед так, что в ее сладкие бедра впечатываюсь.

– Моя, - напоминаю очевидное, выдыхая ей прямо в губы. Почти их касаясь.

Пусть отчеканится это в ее теле, в ее сознании. Тоже мне, уходить куда-то из моих рук и из-под моего члена придумала! Глупая.

Обхватываю ее упругую попку растопыренными пальцами и бархатную кожу впиваюсь.

О…. Сколько всего я собираюсь с ней сделать! И с попкой и со всем остальным! В каких позах повертеть!

В голове шумит, когда представляю, как сзади в нее вколачиваюсь. С оттягом. С шлепками влажными, одурительными. На всю длину. Мощно и резко. Так, чтобы яйца с грохотом лупились и сладкую плоть птенчика.

Дергаю еще сильнее на себя. Так к члену прижимаю, что у самого зубы сводит.

Заставляю распахнуться, чуть сильнее дергая бедром между ее ног.

Веду ее бедра вверх и вниз, по стояку своему раскатывая. Чувствую уже, блядь, каждой расбухшей веной ее дрожащие складочки. Только мои штаны спортивные и ее жалкий клочок, трусиками называемый, отдаляют меня от того, чтобы вонзиться в желанную узость.

Не планировал сейчас прямо брать. Сдерживался. И еще продержусь. Но пусть ощущает, чему она теперь покоряется. Пусть мой член всем своим телом наощупь изучит. Это единственное, куда ей нужно приходить и с чего я иногда отпускать буду в ближайшее время.

– Роман…

Лепечет, облизывая острым розовым язычном упругие свои, блядь, губки. Нарывается. Ох, нарывается! Сама, что ли, не понимает, чего стоит ее сейчас не трахнуть…

Аж судорогой сводит, как вспомню эти губки охренительные на моем члене. Неумелые. Явно в первый раз член полировала и в ротик свой горячий принимала. И от этого волна новая поднимается. Раздирать уже серьезно начинает.

– Что, птичка? – провожу пальцем по ее губам вслед за языком. Блядь. Какие они влажные. Сочные. О чем она вообще разговаривать пытается? Еще раз так проведет, и я вообще все слова на хрен забуду. Разбирать перестану. Одним звуком, шумным фоном все они для меня сольются. А будет дальше говорить, я знаю, чем заткнуть и занять этот сладкий ротик.

– Мне деньги нужны, - пищит, извиваясь.

А вот это, блядь, я уже очень хорошо слышу. Пиздец.

– Чегоооо?

Блядь. Птенчик – таки шлюха. Что, решила, что продешевила? Бабок еще теперь за секс-услуги срубить хочет?

Сжимаю ее ягодицы так, что точно синяки останутся. Больно. Особенно, под бешеным нажимом моего члена. Знаю, что больно. Чувствую, как складочки ее там, под бельем, вокруг члена моего разъезжаются. Сминаю их жестким окостеневшим до одури напором. Размазываю. И еще сильнее на себя тяну. Впечатываю всей длиной так, чтобы таки смять, раздавить. Так и надо. Чтоб больно.

Охренеть.

Не умеет ни хера. А туда же. Бабла ей отвали? Охуевает птенчик до края. Продажная маленькая гадость! Сладкая гадость. Сочная. Одуренная.  Какая ж ты гнилая! Шалаву у себя в постели пригрел! Еще, блядь, и отморозком себя чувствовал!

_____________

– Ты не так понял Роман… - начинает сбивчиво лепетать, кривясь и выворачиваясь. Извиваясь на моей члене, пусть и неосознанно. Аж рычать начинаю. Искры летят. Припечатать бы ее. Так вогнать, чтоб в глотке забулькало!

Неосознанно вертится? Ха! Не факт! Может, очень даже продуманно! Специально распаляет. Снова набивает цену. Дуреха. Я  ее за три копейки сейчас на трассу продам. Потом. Когда затрахаю в халам. Чтоб реально ни ходить, ни слова свои поганые выговаривать не смогла. Все слова у меня забудет, так глотку обработаю! И заднюю дырочку тоже!

– Не так? – реву, грохая кулаком по подушке рядом с обманчиво ангельским кукольным личиком.

Перепуганная. Дрожит вся. Краской заливается, аж пунцовой стала вся. Шейка даже покраснела… Грудь розовой стала. Пиздец актриса.

– Я… - запинается. Прямо слез на глазах выступают. На ресницах дрожат. Сама, бля, невинность.

– Я… работаю… Горничной… Мне на работу нужно. Спасибо тебе. Ты очень помог. Ты… Даже не представляешь, как я тебе благодарна! И не отказываюсь от своего обещания. Но… Мне же еще и зарабатывать нужно. Я совсем недавно на работу устроилась. Смена у меня. Вечером. Скоро ведь уже… Я потом… Потом к тебе сюда приду. Я.. Не отказываюсь… Роман…

– Охренеть , птенчик.

А вот теперь я злюсь.

Злюсь так, что перышки из тебя готов повыдергивать.

Совсем сдурела. Вкрай.

Знаю я, для чего ей деньги нужны.

Мало того, что за свободу этого лошары она тело свое продала, так еще и долг его сама выплачивать собирается.