Одержимый

Хватаю пальцами подбородок. Дергаю лицо на себя.

Хватит ей в пол пялиться. Глазами ее глаз хочу напиться. Нажраться.

Распахиваются. Смотрят с ужасом.

Хм… А как ты думала, девочка? Одним разом не отделаешься, это точно!

– Раз уж торговать собой пришла… Покажи, на что способна. Обслужи по высшему разряду! Если мне понравится, так и быть. Выслушаю, чего тебе там надо. И при себе оставлю, пока не наиграюсь. А если нет… Тогда извини. Значит, плохо обслуживаешь мужиков. Не доросла еще, чтобы тебе в номерах платили. На трассу иди продаваться. Согласна?

– Я… - всхлипывает, снова облизывая губы.

Так близко. Так, что я жар ее язычка на своих губах ловлю.

Актриса. А глаза полыхают. Там огонь.

– Я согласна, - выдыхает так, как будто я ей электрический стул посидеть предложил. Зажмуривается. Аж кожу ресницами припечатывает. Как будто в пропасть прыгнуть решила и смотреть страшно.

Дааа, птичка. Я твоя пропасть. Я с тобой такие вещи делать буду, что до старости потом будешь краснеть. Не то, что твоя мелюзга без фантазии и опыта!

Перестань зажиматься, - хриплю, уже окончательно теряя весь контроль

Все тормоза и все предохранители на хрен срывает, когда понимаю – она вся моя. Вся в моей власти. Сама себя отдала. Сама предложила. Я могу делать с этим сладким телом все, что угодно. Сутками напролет. В нон-стоп режиме. Двадцать четыре часа.

– Раскройся, - блядь, да что ж она скукоживается, вжимаясь в стену. – Ноги раздвинь! Вот так…

Дергается, как будто я плетью ее бью. Но послушно раздвигает ноги. Опять зажмуривая глаза.

– Лина! – встряхнуть ее хочется.

Снова обхватываю подбородок, заставляя в глаза мне посмотреть.

– Что за цирк? Ты как будто боишься. Будто я тебя насиловать здесь собираюсь! Мне не нравится! Я игр в эту жеманность не люблю! Сама разделась. Сама хочешь сделку. А ведешь себя так, как будто я тебя в темной подворотне к стене прижал! Хочешь уйти? Передумала?

Один дьявол знает, чего мне стоит не ворваться членом в ее распахнутое передо мной лоно прямо сейчас. Испарина по всему телу выступает. Паром исхожу весь. Но держусь в миллиметре от ее тела. Не прикасаюсь. Иначе озверею окончательно. Сорвусь. Порву. Она же такая крохотная . Миниатюрная. Хоть и шалава. А все равно – жалко . Такую сладость разорвать.

– Ннет, - лопочет, глядя на меня в немым ужасом.

А мне стереть этот ужас из глаз ее хочется. Взять пальцами и размазать. Вышвырнуть.

По-другому я хочу, чтобы глаза ее передо мной распахивались. И еле буквы чтоб выговаривала совсем от другого. От страсти такой же, от которой меня, как в сорокоградусный мороз колотит. Зубами сейчас стучать начну.

– Лина! – опять реву. Нет уже с ней никаких на хрен планок!

– Я останусь. Да. Все, как ты хочешь…

– Тогда расслабься. Расслабся, мать твою!

Уже не соображаю.

Забываю обо всем, что могли трогать и обсасывать эти губы.

Набрасываюсь на них так жадно, что готов сожрать.

Снимаю. Раздавливаю своим напором. И глухо рычу, прорываясь в сладкий ротик. Раздвигая жемчужные сладкие на вкус зубки. Захватывая шершавый нежный миниатюрный язычок… Бляяяяяяя…..

– Иди ко мне…

28 Глава 28

Подхватываю под ягодицы, резко дергая на себя и вверх.

В зверя голодного превращаюсь, когда мой член вбивается в ее распахнутые складочки.

Джинсы сейчас пробьет на хрен. Даже через них ощущаю, какая она там нежная. Как трепещет своими лепесточками под его требовательным напором.

Дергает член до искр из глаз. Ширинка трещит, разламываясь на хрен.

Ловлю волну ее тела, мелкую дрожь, и снова рычу, как зверюга какая-то бешеная. Я с ней реально в зверюгу и превращаюсь.

Забрасываю стройные ножки себе на бедра.

Заставляю прижаться всем телом. Через майку чувствую ее сладкие сосочки. Трусь воспаленной эрекцией об нее так, что весь, блядь, загораюсь на хрен. Горю. Пламенею. Огонь сейчас сквозь кожу вырвется.

– Не дрожи. Перестань дрожать, - один рваный хрип из меня вылетает, когда отрываю, оттягиваю ее так от себя, укладывая на постель.

– И не бойся, - наклоняюсь, заглядывая в огромные, как два блюдца, распахнутые глазища. – Поздно теперь уже бояться, птичка. Уже поздно. Предел.

Сбрасываю штаны, откидывая в сторону, не глядя.

Шумно выдыхаю, освобождая наконец сдуревший от накала член. Тут же лупит на животу, ударяясь в пупок. Херачит самого меня, как битой, хлестко ударяясь по прессу.

А сам глаз от нее не отрываю.

Так и лежит. Распахнутая. Ноги разведены в стороны. Не сводит. Руки распахнула.

Идеальная грудь. Круглые полушария. Как раз под мою ладонь. Ровно.

А между ними бисеринки пота. Как роса блестят.

Отшвыриваю на хрен майку.

Вбиться бы прямо сразу. Иначе реально сдурею.

Но нет. Сам себя не пойму с этой девчонкой.

Наклоняюсь, проводя аккуратно, нежно по щеке рукой.

– Ты такая сладкая… Мозги плавишь… - хриплю, зарываясь всей пятерней в ее роскошные волосы.

Медленно над губами склоняюсь. Языком провожу по каждой. Аккуратно раздвигаю. Медленно проталкиваюсь, почти проскальзываю внутрь.

Хочу. Хочу ее распробовать. Полностью. Не наспех. Каждым рецептором каждую грань ее вкуса, ее сладости распробовать хочу.

Нельзя. Нельзя тем, кто сам себя продать подороже приходит, таких слов говорить. И ласкать их нельзя. Тем более – целовать.

Надо ледяным с такими быть. Грубым. Жестким. Швырять и трахать. И безразличие проявлять. Холодность.

Но с ней, блядь, все само по-другому выходит! Будто я сам над собой не властен! Я!

Это абсурд. Но девчонка рвет тормоза. Мозги расплавляет. Ничего не могу поделать.

Нежно придавливаю бугорок соска. Такой же перламутровый, как и ее губы. Такой же наверняка дурманный и сладостный на вкус.

Толкаюсь в ее сладкий ротик. Жадно. Горячо. Но все равно при этом аккуратно. Будто испугать боюсь напором.

В позвоночнике взрывы, когда чувствую, как горошинка ее твердеет под моими пальцами. Как рот ее слюной наполняется. Ловлю, выпиваю, пожираю ее первый сладкий стон.

Пока еще очень тихий. Но, блядь, это только начало!

– Тсссс… Перестань напрягаться, - шепчу в ее губы, чуть царапая их зубами.

Чувствую, как ненормально вытянуто подо мной ее распахнутое тело. Как натянутая струна. Вот-вот кости затрещат

– Перестань, - скольжу губами вниз, по нежной шее.

Дурею, задыхаюсь, слизывая ее вкус, весь пропитываясь им.

Жадно набрасываясь на вызывающе торчащий сосок, чувствуя, как головка наливается кровью. Требовательно, яростно дергается. Сейчас рванет, если не вобьюсь в нее. Капилляры в глазах у самого от напряжения взорвутся на хрен.

А все равно не тороплюсь. Будто не я, кто-то другой каждым моим движением руководит.

Мышцы сводит от мысли, как ворвусь в нее сейчас. Такую крохотную. Такую узкую.

И в то же время понимаю, что и порвать ее могу. Тем более теперь. Когда так напряжена. До крайнего предела.

С каких бы херов меня это интересовало бы? Ей надо было думать. Когда сама согласилась. Когда глазищами своими на меня хлопала и халатик свой на пол сбрасывала. Ее проблемы. Мой дело – удовлетвориться. Разрядку свою долгожданную получить. С каких херов я вообще о чем-то другом беспокоюсь?

Но ведьма смотрит на меня такими глазами, что будто льдинкой по самым яйцам проводит.

– Расслабься, - шепчу, дергая ее ноги в стороны еще сильнее.

Пиздец.

Какая она здесь…

Такая же розовая, перламутровая. Будто из жемчуга вся, а не из плоти.

Смазка едва поблескивает на трепещущих, дрожащих лепесточках.

А запах… Блядь, это взрыв мозга! Он и без того явно давным-давно уже отключился, еще с первого раза, как ее увидел. Но птичка только его накаляет с каждым днем все больше. Сейчас совсем закипит и взорвется на хрен. От ее запаха. Там. От того, как каждая ее складочка подрагивает.