Миряне

— А, что это такое? — хором спросили Хелена и Василиса.

— Наиважнейшая вещица для офисной работы! — я решил врать до конца, — можно играть в пасьянс паук и тетрис, в общем, не соскучишься! А теперь попрошу рабочий день считать законченным. Да, Ири, крошка, там бы поесть к вечеру чего-нибудь приготовить.

— Некогда, — пробурчала эльфийка, — у нас ещё предстоит внеочередное организационное собрание житомирской администрации.

— А что делать с бумагами? — растерялась Хелена.

— Долговые расписки сожжём, война всё спишет, — вернул себе дар речи Федот, — остальные бумаги стрельцы помогут перенести.

* * *

В середине дня, от скуки, старшие в отделениях ильмасы решили погонять бестолковых новобранцев. Над большим истоптанным картофельным полем, с которого местные крестьяне уже точно не снимут урожай, разлеталась примитивная ругань и военные команды. Почти двадцать тысяч уродиков шлепали в грязных сандалиях вперед и назад.

— Рядовой Помука, тянуть носок, верблюжий какашка! — покрикивал здоровенный, выше двух метров, ильмас, — чётко шаг! Чётко! Высоко нога!

Этого командира боевой полусотни звали Тарнак. В своем подразделении он имел двух помощников и ещё семерых посыльных. И все они были из одной деревни. То есть с десяток вояк только и делали, что жрали, играли в кости, гоняли других новобранцев воровать на кухню, и иногда с ними же занимались шагистикой.

Один раз Помука заикнулся было, что неплохо бы поотрабатывать боевые приёмы с оружием. Но получив хорошую взбучку, прикусил язык. И вот сейчас сильно поумневший ильмас догадался, что они просто мясо, которое никто ничему учить не будет и не собирается. Зачем тратиться на тех, кто погибнет в начале боя в первых рядах от вражеской картечи. И мечи, и броню с дырами, и щиты им выдали самые дрянные.

— Зачем же я так поумнел? — ругал себя Помука, автоматически топая по земле.

Но не все ильмасы в армии были живым щитом. Одна тысяча ветеранов, которые прошли всю Европу, считались элитным подразделением. Как-то бегая за водой, Помука стал свидетелем потешной сцены. Их командир Тарнак со своими «шестёрками», решил позабавиться над простым рядовым из элитной тысячи, который был на голову ниже его. Пять раз падал он мордой в грязь попадаясь на хитрые борцовские приёмы. В шестой раз рядовой из элитной тысячи воткнул Тарнака головой в дерево и успокоил зазнайку окончательно. Правда, перед сном полусотенный отыгрался уже на своих подчинённых, кого попинал, кого как следует избил, а кого-то просто заставил стоять по стойке смирно до полуночи.

— Верблюжий какашка! — Помука получил сильную плюху по затылку, — котёл сраный каша нести сюда! — ухмыльнулся Тарнак, которому надоело гонять подчинённых, и захотелось пожрать и поспать.

Молодой ильмас вжав голову в плечи, чтобы не прилетело ещё и от других «шестёрок» командира, посеменил на общую кухню. Не то чтобы Помука смирился с положением всеми забитого салаги, скорее он понял, что сама судьба плетёт с ним какую-то пока не ясную игру. Вот он почти ежедневно бегает за водой, варит кашу и носит котёл с ней в свой шатёр. Благодаря чему узнал почти всё, что творится в армии. Например: он разобрался, что всё в войске держится на тотальном воровстве. Повар воруют продукты, и перепродаёт их местным купчишкам. Старшие офицеры недавно отчитались перед фельдмаршалом, что закупили новую броню для своих сраных африканских дикарей. А на самом деле они, ильмасы, как были в старье, так и остались. Немецкие панцирники украли в Шепетовке десять бочек, какого-то креплёного портового вина и уже второй день не просыхают. А когда факт кражи вскрылся, то расходы провели, как дополнительное усиленное питание для уродиков. И самое главное, если во время наступления погибнет три тысячи диких африканцев, лучше конечно четыре, то фельдмаршалу от вербовщиков может перепасть хорошая сумма денег. А наступление это, между прочим, завтра!

Помука, притащив в шатёр кашу из древесных опилок с добавлением какой-то крупы и мутную похлёбку из рыбьих голов, забился со своей порцией баланды в самый дальний угол. Ему требовалось ещё раз всё, как следует обдумать. Сначала он спросил себя, как двадцати тысячная армия вообще сможет понести такие огромные потери, когда в Житомире всего около двухсот стрельцов? Неужели придётся опасаться массового отравления? Значит, намекну Тарнаку, что готов дежурить на кухне всегда. Может быть так сам спасусь и помогу своим землякам, хоть они мне и не друзья.

Шустро расправившись с обедом, Помука вспомнил свою жизнь в ауле. Дома, в Африке, ежедневно первую половину дня все молодые ильмасы деревни должны были рыть канал.

— Быстро копать! Копать быстро! — бормотал себе под нос его друг Ситко, ловко орудуя деревянной лопатой.

— Сколько же можно здесь рыться? — мысленно ругался Помука, так же совершая простые возвратно-поступательные движения аналогичным инструментом, — и какой смысл? Не сегодня — завтра пылевая буря его засыплет!

Конечно, он уже привычно получил своих дежурных лялюшек, когда заикнулся, что копать эту чёртову канаву — пустая трата времени. Поэтому в дальнейшем свои извечные — зачем и почему держал при себе. Официальная версия была такой, канал нужен, чтобы спасти планету от высыхания. Неофициальная — бери больше, бросай дальше, пока летит — отдыхай. Если выполнишь план по копке, то получишь зерна и крупы в норме. Если не выполнишь — спать ляжешь впроголодь.

А ещё раз в неделю в аул приезжал проверяющий из большого города и читал им политинформацию. Точнее рассказывал, как хорошо Африка стала жить при Сатуре. Сколько выкопано километров каналов в других селениях, сколько перелито воды из моря в эти универсальные оросительные системы. Сколько собрано бананов и ананасов. Сколько выловлено рыбы. Почти всегда выходило, что еженедельно вся жизнь на целых пять процентов становилась лучше и веселее.

— И поэтому, — продолжал агитатор, — во всём мире завидуют народам свободной Африки! Не дают спокойно строить новую и счастливую жизнь! Они спят и видят, как навредить нашей Родине!

Дальше все ильмасы должны были, минимум десять минут кричать: «Ура Сатур!» Если лектор оставался доволен энтузиазмом дикарей, то аул получал один дополнительный мешок крупы. Помука один раз хотел было спросить у этого странного человека, а когда не в Африке в целом, а у нас в деревне станет хоть чуть-чуть получше, но староста вовремя двинул ему в глаз. И лишь сейчас до молодого ильмаса дошло, как глуп он был тогда.

— Как же всё просто получается, если взглянуть на проблему шире, в глобальном масштабе, — думал Помука, волоча грязный котёл после обеда на ручей, — эта никому не нужная канава, которая отнимала столько сил, была не случайной глупостью! Ведь чем больше мы копали, тем меньше оставалось время на ловлю рыбы и работу в огороде, тем меньше у нас было еды, тем мы становились злее! А кто виноват? Тот, кто спит и видит, как нам насолить, то есть весь Мир! Поэтому нас, ильмасов, и везут воевать и в Америку, и в Азию и в Европу.

— Эй! Верблюжий какашка! — Помука получил увесистую затрещину от какого-то незнакомого ильмаса из другой полусотни, — пердуй мыть свой котёл вниз ручья! Там вода чистый! — заржал он, а так же глумливо заулыбались и трое других его спутников.

— Мы тебе сделать жёлтый водичка! — загоготал другой ильмас, — ты нам только махать рука, когда начать мыть! Всё понимать?

— А если ты увидеть в вода коричневый лепёшка, то быстро тереть им свой сраный котёл! — сказал третий, и вся четвёрка незнакомцев от дикого ржания повалилась на траву.

Смейтесь, смейтесь, зло подумал про себя Помука, может быть, в последний раз в своей жалкой жизни смеётесь.

* * *

Купеческий квартал встретил известие о дополнительном наборе ополчения и немедленной эвакуации в белый город, как и подобает, по-деловому. Без лишних рассусоливаний, в отряд записалось почти тридцать человек. Все как на подбор, кровь с молоком, «колобки». Копать, таскать и деньги считать — могут, думал я про себя, а воевать — точно нет. Докину к ним ещё Ванюху, пускай полезными связями обрастает.