Страница 15 из 18
– С ума сходит девушка, – легкомысленно усмехнулся Бойко. – От счастья.
Рубило мрачно фыркнул. Из туалета вышла блондинистая свидетельница, грозный охранник обратился к ней:
– Много базара. Всё не по делу. Собирай барахло. К маме поедешь.
– Я тут при чём?! – возмутилась свидетельница.
– Отвезёшь на вокзал, – приказал Рубило напарнику. – Купишь два билета, в плацкарт, до Челябинска. До своего Кургана доберётся сама. Кротю отправь с ней, чтоб не удрала в дороге.
– Кротя – педик! – попыталась отшутиться свидетельница. – Дайте мне в поход бодигарда! Тело моё хранить. Хочу мужичка какого… хоть самого завалящего.
– Обойдёшься, – презрительно прогудел Рубило. – Тело ей хранить, потаскушка…
Бойко цепко схватил девицу за локоть. Та сморщилась от боли и попыталась вырваться.
– Затихни! – попросил Бойко. – Башку сверну!
– На мне! На мне он обещал жениться! Два года под ним пахала! Он обещал! Обещал! – вдруг истерически закричала она и стукнула кулачком мощного охранника в грудь. – Сволочь! Отпусти, больно!
Девица попыталась вырваться из цепких рук Бойко. Верзила легко перехватил пальцами за её тонкую шейку с такой силой, что она захрипела и выпучила от ужаса глаза.
Рубило презрительно усмехнулся:
– Не придуши!
Бойко отшвырнул от себя девицу. Она не удержалась на каблуках. В нарядном шёлковом платье нежно- кремового цвета упала задом на мокрый кафель туалета. Горько разрыдалась.
– Всем научилась поддавать? – с презрением спросил Рубило. – Вот в своём Кургане и будешь пахать под местной братвой. Протекцию составим.
– Вернёшься – закопаем, – прохрипел Бойко, поддёрнул, поднял свидетельницу под локоть с пола и утянул в подсобные помещения ресторана. – Развлекусь, – пояснил он напоследок своему напарнику.
Рубило мрачно усмехнулся, мол, ну, какая же ты, Бо, тварь, животное. Но промолчал. С напарником они давно дружили, если можно назвать дружбой вынужденное пребывание плечом к плечу ещё с армейских времён.
Бремя понимания
В уголочке спального отделения вагончика для отдыха буровиков, за столом, сколоченном из досок, сутулился Егор, старательно конспектировал в общую тетрадь цитаты из книги по истории ханты-мансийского края. Хранилище мужских тел напрочь пропахло кислым потом работяг, кирзой, влажными, непросыхаемыми одеждами и матрасами на лежаках. Вагончик был слабо освещён огненным червяком в колбочке без абажура. На столе перед Егором корячилась на чёрной лапке, с разбитой лампочкой старая настольная лампа времён сургутского НКВД.
Для лучшего запоминания помбур негромко проговаривал свои черновые записи:
– Седьмой сын Тóрума и Калтáщ родился между небом и землей… Мир-вáнты-ху – За Миром Наблюдающий Человек, – он примолк, задумчиво глянул в дощатый потолок бытовки, закопчённый папиросным и сигаретным дымом, и медленно повторил:
– Мир-ванты-ху!.. Потрясающая философия древнего примитивного народа, – безвозрастный студент взглянул в конспект, продолжил запоминать мифических персонажей хантыйского эпоса. – Калтащ-ими – хозяйка Срединного мира. Прекрасный образ реальной жизни. Срединный мир… Наблюдающий За Миром Человек. Замечательный символ!
– Лошадью ходи.
– Отвяжись!
– Надо было объявлять мизер, не девятерную!
– Не учи учёного!
– Меняй масть козыря.
– Заткнёшься или нет?!
– А помолчать, разговорники?!
Четверо буровиков разложились на нижнем спальном топчане и двух стульях, раскидывали карты в преферансе на табурете, покрытом перевёрнутой доской для объявлений. Обеденный стол с уважением, даже с неким почтением уступили «учёному» студенту.
Внедрился в вагончик бригадир Васин, рыхлый тюфячок в брезентухе, и сообщил:
– Вахтенный сломался. Часа через полтора сменку подадут, – он присел с другой стороны стола от Егора, налил в кружку остывший чай, заваренный с полчаса назад в стеклянной банке.
– Раиса лысину прогрызёт, – проворчал пожилой, грузный, крепкий мужик, мастер Краснов, – обещал к тёще в Мансийск смотаться. Свезти детей на именины бабушки.
– Через новый мост нынче в два счёта долетишь.
– Пока то да сё. Умыться-побриться… – пробурчал Краснов.
– Опохмелиться, – подначивали товарищи.
Бригадир Васин искоса глянул на прилежного «вечного» студента, не выдержал, возмутился:
– Плещеев! На кой хрен кому сдалась твоя археология?! Сколько тебе? Тридцатник? А ты всё в помбурах висишь. Отучился бы в «нефтяшке», давно бы в Управлении сидел, не парился. В модном галстуке и при деньгах.
– Не цепляйся к учёному, – проворчал мудрый Краснов. – Деньгу всю не заработаешь, а жить по уму-разуму и призванию хочется. У него батя – известный археолог был. Мозги по наследству передаются. Тебе, Васин, этого не понять.
– Деньги склока, а без них плохо! – вставил в разговор коллег свой гривенный44 весельчак Лёха.
– Правильное дело: покойников откапывать, – злобно иронизировал Васин. – Для того надо пять лет горбатиться и научную хрень зубрить?
– Шесть, – пояснил Краснов, – на заочном.
– Шесть. Не легче, – проворчал Васин. – Два года в нефтяшке потерял, потом – армия… На фига, Плещеев? Не пойму.
– И не поймёшь, – отрезал Краснов. – У тя только дурная деньга на уме.
– Ради чего ж лямку тянуть?! – возмутился Васин.
– А жизнь? – спросил Краснов.
– Что жизнь?!
– Жизнь проходит.
– Так и так – проходит, – согласился Васин.
– Когда проходит с антересом, – куражась, пояснил Краснов, – тогда не страшно и подохнуть, – и добавил с лёгким презрением:
– Примитивный ты человек, Васин! Пожрать да поспать. Поспать, пожрать… Даж женщины тя сторонятся! У тебя ж фамилия чужая.
– Почему чужая?! Моя!
– Васин?! От залётного Васи досталась?! – потешался Краснов.
Преферансисты, увлечённые игрой, лишь похмыкали. Самые азартные и нетерпеливые, Лёха и его партнёр Игонин, мрачный сухарь и трудоголик, продолжили игровые «прения».
– Бубны.
– Почему не трефы? Или червы?
– Заткнитесь! – сдержанно попросил Краснов. – Последнее предупреждение. Или – бросаю игру!
– У тебя, значит, офигенная фамилия? Краснов! – возмутился Васин.
– Генерал был такой, белогвардейский, – терпеливо пояснил Краснов, внимательно всматриваясь в свои карты, чтоб не упустить игру. – Площадь Красная в Москве, опять жа. Знач, Красивая.
– Я так и понял, ты у нас из недобитков, – опрометчиво прохрипел тщедушный Васин. Тут же ему под нос сунули волосатый кулак размером с полупудовую гирьку.
– Катись ты! – отмахнулся Васин.
Егор продолжал увлечённо готовить реферат, просматривал научную монографию отца в пожелтевшей папке-скоросшивателе, бережно переворачивая размягшую страницу за страницей.
– Нет, вот ты скажи, Плещеев, на кой хрен кому сдалась твоя умная писанина? – не унимался Васин. – Таким же, как ты, умникам?! Зачем она, скажем, простому, рабочему люду?!
Лёха сбросил карты на кон, недовольный приходящей мастью и всей игрой в целом:
– Пас! Меняю проигрыватель на выигрыватель, – проворчал он.
– Плещеев! Чё молчишь?! – заводился бригадир. – Скажи мудрое слово!
– Оставь учёного в покое! – потребовал Краснов.
– Не зуди, Митрич! Вот, послушай, – миролюбиво ответил Егор зануде-бригадиру, перелистнул обратно несколько исписанных страниц тетради, прочитал с выражением чтеца на радио:
– «Давно это было. Тогда люди понимали язык птиц, зверей, трав и деревьев. Дорожили их дружбой. Самые мудрые из племени хранили тайны Понимания…» Великие тайны Понимания, Митрич! С большой буквы «Пэ». Не с маленькой или прописной. Вот в чём глубинная суть Жизни.
– Эт правильная философия, – поддержал Краснов. – А в тебе, – он презрительно сморщился, обернулся к бригадиру:
– Вась-вась Митрич, мля, никакого у тя понимания! В твоём гнилом нутре только бабло на уме!
– При чём тут бабло?! – возмутился Васин. – При чём тут «понимание»?!
44
Устаревшее народное название медной монеты в 3 копейки.