Страница 14 из 18
– Обломилось?! – ныла, всхлипывала невеста. – Он такой старый и… и ж-ж-жир-р!.. – прожужжала она жалобно.
– Зато – богатый, – с завистью вздыхала свидетельница.
– Не могу я спать с ж-ж-жи-и-ир-р-р… – тихонько выла юная невеста.
– Поживёшь – наживёшь, разведёшься и гуляй. Главное, не залетай, – деловито посоветовала свидетельница.
– Да-а-а?! А если уже?! – невеста хлюпнула красным носиком.
– Давно?! – позлорадничала свидетельница.
– Как? – ахнули подруги. – Уже?! Когда?!
– Залетела?!
– До свадьбы?
– Кажись, неделя, – простонала невеста. – З-з-задержка.
– Ерунда. Легко можно того… – заявила свидетельница. – А невмочь, так возьми да в ночь… свали-сбеги с любовником прочь. Откуда будешь? Из какого Чуркменистана? – прибавила она тише, с явным презрением.
– Ханты я! – злобно, истерично выкрикнула невеста. – Сама ты – чурка! Сирота казанская.
– Я-то – казанская. А вот ты, сирота-сиротка, откуда на нашу голову свалилась?! Без тебя были ба-а-альшущие планы. С тобой – одни проблемы! Ладно! Хватит ныть и хныкать! И не пыхти! Где это? – примирительным тоном спросила свидетельница.
– Что где?
– Где тебя родили?!
– Югра.
– Да блин! Где это?! – возмутилась свидетельница.
– Где-где!.. Где Сургут. В Сибири!
– А, бли-и-ин! Зер гут! – воскликнула свидетельница. – Где полная Темень. Знаю-знаю. Бывали-нюхали местные бордели. Вот и мотай в свою Сибирь. Подай на алименты. Агроменные бабки сами в руки идут! – с некоторой издевкой добавила: – Ты ведь нынче у нас – законная, расписная. Там, глядишь, в твоём Зергуте нефтяник какой заваляшный подвернётся. Снова замуж выскочишь…
В женскую комнату без лишних слов, с грохотом двери, хлопнувшей о стену кафеля, ввалились бравые молодчики Рубило и Бойко. Охранники тоже были не в заштатных костюмчиках «секьюрити», в модных и дорогих изделиях от Armani. Хозяин заботился о своих цепных псах.
Над стенками кабинок торчали модные причёски молоденьких девчонок, секретарш, менеджеров из головного офиса жениха – успешного бизнесмена.
– Общий запор?! – гаркнул Рубило.
– Девичник на параше, – поддержал Бойко, продолжая наносить по воздуху в разные стороны джебы и апперкоты, разгоняя невидимых врагов.
– Не устал, клоун? – грозно спросил напарника Рубило.
Бойко успокоился, отдышался.
– Все на выход, – скомандовал Рубило.
Из двух соседних кабинок розовой воздушной стайкой выпорхнули молоденькие девчонки, подружки невесты, но уйти без опекаемой не решались.
В запертой кабинке белоснежная невеста поднялась с насеста, подняла крышку. Для порядка нажала на кнопку спуска воды.
В лохани белой ослепительной керамики образовалось чёрное, омерзительное, смоляное месиво начало закручиваться в воронку, вспучиваться, переливаться пенной густой кровью через края.
Невеста в ужасе вжалась спиной в пластиковую стенку. Чёрная жижа быстро заполняла пенал кабинки. Залило девушку по пояс, по грудь, поглощая кружевные оторочки свадебного платья чёрной бурлящей пастью. Когда жижа добралась до обнажённых плеч невесты, шейка несчастной задёргалась в судорогах, искривился в истеричном крике её рот.
Подобные жуткие галлюцинации и видения начали являться ей во сне и наяву после категоричного объявления «боссом» и женихом о замужестве и назначении дня свадьбы. Находясь в полной зависимости от своего поработителя, Тая пыталась смириться, убедить себя, что иной судьбы и жизни ей и не нужно. Но внутренний протест нарастал с каждым днём всё сильней, обращался в невроз, истерики, дикие кошмары по ночам. Последние месяца два она не высыпалась. По утрам её мучила головная боль, душила депрессия, от которой невозможно было избавиться лекарствами. Во снах чёрная, густая жидкость выпучивалась, выливалась отовсюду: из водопроводных кранов, из тюбика зубной пасты, превращалась из пены ароматических шампуней, гелей наполняемой ванны…
Теперь наяву – жуткое извержение из унитаза. Это было уже явное сумасшествие или шизофрения. Тая не знала, как и чем остановить безумные галлюцинации.
Услышав дикий крик, Рубило распахнул дверцу, легко срывая хлипкую щеколду.
Невеста в ужасе прижалась спиной к стенке, приподнималась на цыпочки, выла в истерике.
– Что?! Что случилось, Тая? – прохрипел Рубило.
Из глазниц перепуганной невесты крупными слезами словно вывалились несколько блестящих глаз.
Чёрная жижа схлынула, отступила, растеклась по бежевому кафелю всей дамской комнаты.
– Я!.. Я испачкалась!.. Испачкалась! Вся! – в ужасе шептала Тая.
Охранник и телохранитель Рубило бережно вывел из кабинки под локоть заплаканную подопечную. Она острожно переступала по кафелю в изящных алых туфельках, высоко и медленно задирая вверх колени, будто шла по топкой грязи или болоту. Её миндалевидные глаза, дико вытаращенные от ужаса, словно видели наяву вокруг кишащих змей и чудовищных гадов.
В болезненных видениях Таи, впрочем, всё так и было. Чёрная жижа на кафельном полу обратилась в гигантских извивающихся пиявок, каждая из которых овладела своей жертвой, втягивалась через ноги присутствующих, обращая их в смоляные изваяния. Охранники превратились в чёрных монстров с обезличенными, сглаженными личинами биороботов. Миловидные подружки, сослуживицы, обратились в зловещих болотных чудовищ, кикимор, вурдалаков с уродливыми, осклизлыми рожами.
– Успокойся! Тая! Алло, ты оглохла?! – услышала она сквозь звон в голове.
– Т-там… т-там, – твердила невеста, перепуганная своими дикими видениями.
Для порядка, Рубило заглянул в чрево унитаза, вычищенного до блеска. Ничего подозрительного не обнаружил. Подшучивать над несчастной девушкой не стал.
– Я… я… – лепетала она. – Испачкалась… испачкалась… В-вся! Н-надо… н-надо умыться…
Невеста отправилась сполоснуть руки. В такую же, ослепительной белизны, как и унитаз, раковину вновь полилась… чёрная жидкость. Зеркало во всю стену обратилось в ртутный дрожащий студень.
Перепуганная Тая в ужасе отпрянула от раковины и кинулась на выход.
Проём двери женского туалета загораживал громоздкий, черноволосый, обрюзгший толстяк лет за шестьдесят. Новоявленный супруг, Мамаев Кирилл Анатольевич, похожий то ли на татарского хана, то ли на киргизского бая43. Он терпеливо выжидал. Заплаканная, законная, юная супруга, успокаиваясь, жалобно всхлипывая от потрясений, покорно и безропотно подошла, взяла мужа под окорок чёрной волосатой руки, торчащий из трубки ослепительной белой рубашки будто лапа медведя. На толстом пальце супруга тускло посверкивал чёрный агат в золотом перстне.
– Прости, – прошептала Тая. – Мне плохо.
Мамаев наклонился, тихо прохрипел:
– Привыкнешь, детка. Первый раз всегда тяжело… выходить замуж. Даже восточным женщинам.
– Я не восточная, – прошептала Таисия. – Я – сибирская.
– Не кобенься, – грозно посоветовал Мамаев. – А то придушу… Ха-ха! В первую же брачную ночь. Ты теперь – моя собственность! Моя вещь! Моя раба! Поняла?! Только моя! Зря выращивал столько лет?! Ты – чистая! Кровь в тебе течёт нашего древнего рода остяков. Как и моя! Мне такая нужная! Всем будет хорошо. Всем. Главное, – нашим детям.
Утробное, угрожающее гудение голоса супруга отрезвило Таю. Она смирённо склонила головку пред неизбежностью злодейки-судьбы, занавесилась прозрачной фатой.
Супружеская пара удалилась через тоннель мраморного фойе, поднялась вверх по лестнице. Из банкетного зала ресторана доносились бодрые звуки музыки. По заказу виновника торжества звучали песни советской эстрады. Для угнетённого состояния невесты это было дополнительным испытанием.
– Не надо печалиться, вся жизнь впереди! – издевался над ней когда-то популярный ансамбль «Самоцветы». – Вся жизнь впереди! Надейся и жди!..
Охранники остались в вестибюле покурить.
– С Тайкой что-то происходит, – проворчал мрачный Рубило с сочувствием и заботой.
43
Крупный азиатский землевладелец или скотовладелец.