Страница 2 из 92
Второй раздел — Казахстан в системе монгольской государственности (XIII в.); размежевание родственных объединений кочевников и сложение новой, послемонгольской, политической структуры на территории Средней Азии и Казахстана (XIV–XV вв.); история взаимоотношения казахов с соседними народами в XVI–XVII вв.
Таким образом, хронологически книга охватывает основные события, имевшие место на территории современного Казахстана и прилегающих к нему регионов на протяжении более чем трех тысячелетий, и завершается изложением истории Казахского ханства начала XVIII в. Нижняя дата взята не случайно. Около 1718 г. умер Тауке-хан — последний из казахских ханов, чья власть распространялась на все три жуза. В 20-х годах XVIII в. обострились отношения казахских владетелей с джунгарами. В 1730 г. бии Киши (Младшего) жуза собрались в одно место, «в средине степи, для рассуждения о делах народных». Абу-л-Хайр-хан, воспользовавшись настроением биев, отправил грамоту в Санкт-Петербург с просьбой о подданстве России казахских жузов. С этого времени судьба Казахстана решалась в иных геополитических условиях, в составе Российской империи, судьбы которой ему предстояло разделить. Здесь мы и обрываем свое повествование, ибо тут кончается история казахского средневековья и открывается следующая страница — страница новой истории Казахстана.
Глава 1
Мир первых кочевников
Лучник на колеснице. Наскальное изображение, урочище Арпаузень, II тыс. до н. э., Казахстан.
Древняя история Казахстана — это прежде всего история скотоводческих племен, освоивших степи между Волгой и Алтаем в II–II тыс. до н. э. Этнический состав населения степей менялся в ходе трехтысячелетней истории, и ниже мы проследим динамику изменений. Вместе с тем, созданный здесь тип скотоводческого и скотоводческо-земледельческого хозяйства, как и тип сопутствующий такому хозяйству культуры, никогда не знал полного разрыва с традицией предшествующих эпох.
Однако при всем консерватизме скотоводческой «технологии», под воздействием достижений в материальной культуре (например, возникновения бронзолитейного, а позднее железоделательного производства) или изменения природных условий (большая или меньшая увлажненность климата), повседневная жизнь незаметно менялась. Процесс изменений в хозяйстве неизбежно завершался изменениями в формах быта, а затем и в общественном устройстве населения степей, в его идеологии и культуре. Одна эпоха подчас достаточно резко сменяла другую, но смена эпох казалась внезапной только для современного историка, в перспективе наблюдаемых им веков и тысячелетий. Для людей же тех времен, всегда стремившихся жить по обычаям отцов и дедов, по заветам предков, понятие исторического времени и его разделение сливалось с представлениями о прошедших «славных временах», о «годинах бедствий» и вражеских нашествий, природных катастрофах. Только так различались эпохи в народной памяти, зачастую персонифицируясь, отождествляясь с личностями правителей и мятежников, богатырей и предателей, героев и антигероев, религиозных реформаторов и упорных «хранителей старой веры».
Небольшие племена охотников и рыболовов, обитавшие на недолговременных стоянках в речных долинах и вблизи бесчисленных тогда озер лишь во второй половине III — начале II тыс. до н. э. начали наряду с каменными орудиями использовать металл, занимаясь примитивным земледелием и разведением скота. Рядом с местными неолитическими племенами селились пришедшие с запада, из-за Волги, племена скотоводов, принадлежавшие по языку к той общности, которую в XIX в. назвали индоевропейской. Конечно, речь идет о переселении в Заволжье лишь малой части индоевропейцев, тех из них, которых археологи, по способу погребения, именуют племенами «ямной» культуры.
В индоевропейскую общность входят ныне славянские и германские, романские и иранские языки, а также языки Северной Индии и некоторые другие. В целом эта языковая семья сформировалась примерно к V тыс. до н. э. между Дунаем, Рейном и Волгой, и только в III тыс., в процессе распада и расселения, началось ее распространение южнее и восточнее первоначальной прародины. Такой взгляд на раннюю историю индоевропейцев предложил выдающийся петербургский историк и языковед И.М. Дьяконов [Дьяконов, 1982]. Существует и другая точка зрения на местоположение прародины индоевропейских языков, отстаивающая приоритет Передней Азии [Гамкрелидзе, Иванов, 1985]. В настоящее время археологические открытия все более подтверждают выводы И.М. Дьяконова.
В III тыс. до н. э., с развитием скотоводства и заимствованием из стран древневосточной цивилизации колесной повозки (через Кавказ и Подунавье), началась восточная миграция индоевропейцев. Причина переселения очевидна — в сравнении со скотоводством занятие земледелием было в степи малопродуктивным, хотя и необходимым подспорьем. Быстро разраставшееся стадо и демографический взрыв, обусловленный хозяйственными успехами, требовали освоения новых пастбищных территорий. Редко заселенные, обильные водными источниками, ковыльные и полынно-типчаковые степи к востоку от Волги стали желанным объектом хозяйственного освоения племенами, накопившими огромные стада быков, коней и овец. Ведь на одном квадратном километре разнотравной степи выпасаются до 7 голов коней или крупного рогатого скота.
Несколько волн миграции индоевропейских племен, в особенности носителей «ямной» культура, постепенно проникли столь далеко на восток, что связанные с ними археологические памятники или родственные археологические культуры обнаруживаются не только в Казахстане (район современной Караганды), но даже на Енисее и в Западной Монголии (афанасьевская культура). Наиболее крупные подвижки на восток племенных групп из Поволжья и Причерноморья произошли в 1800–1600 гг. до н. э., когда в степи сложились две новые археологические общности. Западная, сформировавшаяся между Днепром и Волгой, получила название срубной культуры (по способу погребения в срубах). Восточная, относящаяся к степной зоне Казахстана и Южной Сибири, по месту выявления (на Енисее) стала именоваться андроновской культурой. Возможной предпосылкой смены культурных комплексов стало тогда освоение бронзового литья, резко улучшившее качество орудий и оружия, и появление конской упряжи (изобретение псалиев), приведшее, наряду с трансформацией древней повозки, к созданию легкой боевой колесницы. Создатели боевых колесниц и нового бронзового оружия (втульчатые копья, секиры, металлические наконечники стрел) получили огромное военное преимущество, использованное как хеттами в Малой Азии и ахейцами на Пелопонесском полуострове, так и срубно-андроновскими племенами в Великой Степи.
Обе степные общности раннего бронзового века были предельно близки и по типу хозяйствования, и по социальному развитию, и по культуре. Лишь ассимиляция каждой из них разных групп предшествующего населения и постепенные утраты первоначальной близости обуславливали нарождавшееся различие. Именно носители андроновской культуры, а в прикаспийских районах — «срубники», стали основным населением казахстанских степей в эпоху бронзы.
Изучение памятников андроновской культуры в Казахстане и на Южном Урале было особенно интенсивным последние сорок лет. За это время было выявлено около 150 поселений андроновцев и многие могильники. Оказалось, что зона ее простирается не только на Западную Сибирь и долину верхнего Енисея, но достигает на юге Центрального Тянь-Шаня, Южного Таджикистана, Афганистана, а некоторые андроновские элементы явно прослеживаются и в Северном Пакистане (долина Свата). Тем не менее, коренной территорией андроновцев остаются Казахстан и прилегающие районы Урала. Именно здесь были обнаружены древнейшие памятники этой культуры. Заслуга в их выявлении и интерпретации принадлежит целой плеяде археологов. Их трудами, в особенности обобщающими работами Е.Е. Кузьминой, мы здесь и воспользуемся [Смирнов, Кузьмина, 1977; Кузьмина, 1981; Кузьмина, 1986].